Кий Джонсон - Женщина-лиса

• Название: Женщина-лиса
• Автор: Кий Джонсон
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-8189-1484-8

Я — Кицуне. Кто я? Женщина или лиса? Я была рождена лисой. И стала женщиной. Потому что полюбила. Это было условием для того, чтобы стать человеком. Но быть человеком — это больше, чем просто носить платья. Чем жить в доме, чем писать стихи. А что же еще? Ожидание. Одиночество. Грусть. Даже любовь не стоит этого. Но почему же нас так много? Лис в облике мужчин и женщин. Многие не справляются и возвращаются к своему лисьему облику. Или становятся людьми и теряют себя в океане боли. А некоторые лисы приобретают душу. Если находят свой путь. И тогда наши жизни становятся стихотворениями. И мы рождены для того, чтобы их рассказать. Я слышу шаги. Это идет мой любимый. Я знаю, что сделаю. И тогда все решится. Останусь ли я женщиной или убегу отсюда лисой. Хорошо, когда есть возможность выбирать.

Роман «Женщина-лиса» написан в форме отрывков из трех дневников: Кицуне (женщины-лисы), Кая-но Йошифуджи (ее возлюбленного) и Шикуджо (его жены) и основан на рассказе Fox Magic, за который Кий Джонсон получила престижную премию имени Теодора Старджона.

Кий Джонсон — американская писательница, автор популярнейших рассказов и романов, лауреат премий Theodore Sturgeon Memorial Award и Crawford Award, а также финалистка международной премии World Fantasy Award.

---

— Это, — он окинул взглядом полуразрушенные заброшенные здания и аллеи, — место, где жили господин и госпожа. От них пахло так же сладко, как пахнут поздние цветы. Ее волосы были такие же черные, как мои лапы, и касались земли, когда она стояла. Не было ни одного спутанного волоска. Они носили одежды, будто вытканные из паутины. Осенней паутины. Их жизнь была полна разных чудес. Поэзия, каллиграфия. Они смотрели на луну и стреляли из лука на заднем дворике, где росли глицинии…

Поэзия? Наблюдение за луной? Откуда я могла знать, что это такое?

— Одежды из паутины? — спросил брат.

— Нет, как будто из паутины.

Брат прижал уши к голове.

— Это же не имеет никакого смысла.

— Для тебя — нет. Это как будто ты видишь меня, а пахнет сосной. Как будто нос и глаза не могут прийти к единому мнению. Что настоящее? Я — твой Дедушка? Или я — сосна?

Брат заскулил и попятился назад.

— Если ты чего-то не понимаешь, это не значит, что этого не существует, — наконец сказал Дедушка.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила я.

— Они были здесь, — с раздражением ответил он. — Я видел их. Постоянный шум и суета. Нам все время приходилось быть настороже, чтобы они не поймали и не убили нас.

— Люди не кажутся опасными, — перебила я Дедушку. — Те, что за оградой, нам ничего не сделали.

Он схватил меня зубами за загривок и повалил на пол. Я завизжала.

— Что ты можешь знать, маленький сосунок? Люди — самые опасные существа на свете. Опаснее, чем медведи.

Я не шевелилась, пока его хватка не ослабла.

— Если это — их нора, — спросил Брат, — то где же они сейчас?

— Ушли, — сказал Дедушка. — Здесь ничего не осталось. Спускайтесь!

Брат подошел к краю:

— Почему они оставили это место?

— Кто знает? — сказал он раздраженно. — Я был ненамного старше вас, когда они ушли.

Ветер взъерошил мою шерсть. Я поежилась.

— А что будет, если они вернутся? Их нора как раз над нашей.

— Они никогда не вернутся. — Дедушка тяжело спрыгнул на землю.

Мне снился этот сон, еще когда я была лисой. Вообще, я никогда не смотрела на небо — зачем? Там не было добычи. Но во сне я посмотрела. Там, на красно-черном небе, была большая звезда, тусклая, как болотный газ. На востоке из-за горы появилась луна. Звезда и луна были одинакового размера.

Я стояла на горе, из-за которой только что вышла луна. Земля под моими ногами была холодна, как лед. Я пошла вперед, но мне путь преградила лиса, будто сделанная из лунного света, — от нее ничем не пахло.

— Загадывай желание, сестренка! — сказала она.

— Хочу есть досыта и спать в безопасности, — подумав, ответила я.

Она — или он? — рассмеялась.

— Забудь об этом!

— Постой! — крикнула я, но лиса превратилась в цветок и исчезла.

Я проснулась. В носу стоял запах моих родных. Я не знала, что означал этот сон. Я тогда даже не думала, что сон может что-то означать. Я просто не могла его забыть.

Дом (и наша нора) стоял на заросшей сорняками огромной территории, окруженной покосившимся забором, сделанным из стволов бамбука и биноки-кедра. Теперь я задавала Дедушке вопросы о человеческих домах очень осторожно, потому что каждый раз, когда я проявляла излишний интерес, он хватал меня зубами за загривок. Но однажды он взял меня с собой на охоту, и я узнала, что заросшая территория когда-то была садом. Люди вырвали растения, выровняли тропинки, осушили ручьи, чтобы потом посадить другие растения, проложить новые дорожки и сделать искусственные ручьи и пруды.

— Но почему? — спросила я Дедушку.

— Потому что они могли это сделать, — огрызнулся он.

Ручей тек с самого верхнего угла сада, под приподнятым полом одного из заброшенных зданий и через три маленьких прудика. Утки-мандаринки свили гнездо в здании над прудом и прогоняли нас каждый раз, когда мы старались найти или — чаще — съесть их маленьких пушистых утят. Над прудами были мостики на деревянных подпорках.

— Что это? — спросила я Дедушку, когда увидела их в первый раз.

— Мост.

Я поднялась на мостик и ощутила ту же прохладную гладкость, которую почувствовала в доме. Огромные темные тени двигались подо мной в заросшей водорослями воде.

— Рыбы, — сказал мне Дедушка. — Ты никогда не сможешь поймать их — это как охотиться за собственной тенью. Ешь их, если найдешь на берегу.

Сад зарос деревьями. Сквозь мертвую прошлогоднюю траву пробивалась новая. Запустелая дорожка вела от главного дома мимо прудов к разрушенным воротам внизу сада. От одной дорожки расходились все новые и новые. Казалось, что все они никуда не ведут, просто вдруг обрываются.

Вечером было дождливо и холодно. Я проснулась раньше всех и вылезла из норы. Я села на краю выступа и стала смотреть через поляну на дом, на траву, тяжелую от дождя. Воздух пах холодом, плесенью и мокрой грязью. Я ловила облачка пара, которые образовывались от моего дыхания. Но скоро мне это наскучило.

Самка кролика голубино-серого цвета лакомилась кустиком зеленой травы на поляне. Они никогда не подходили так близко к нашей норе. Должно быть, дождь смыл наши метки — или кролик был простоват (возможно, даже больше, чем наша Мать).

Я еще не была голодна. Я даже не думала о еде до того момента, как легла на живот и осторожно поползла к кролику. Что еще я могла сделать? Во мне текла лисья кровь. Я была так близко, что чувствовала сладковатый мускусный запах кроличьей шкурки и видела, как подрагивают его усики.

Кролик поднял голову. Взгляд его вечно испуганных черных глаз остановился на мне. Я замерла и стала пристально смотреть на него. Такой взгляд парализует жертву. Хищник — жертва. Дождевая капелька соскользнула с моих ресниц и попала в глаз, заставив меня моргнуть.

Кролик убежал. Всего один прыжок, и он был уже далеко от меня. Через секунду он скрылся в зарослях сорняка. Я бежала за ним, разбрызгивая воду, но успела лишь увидеть, как он юркнул в свою нору под большим черным камнем.

Камень был покрыт маленькими отверстиями и трещинами. В них собралась дождевая вода и копошились личинки москитов. Вокруг камня не было деревьев — лишь грязь и белый песок.

Было совсем темно, когда я вернулась в нашу нору. Моя семья уже проснулась. Дедушка стоял под зданием и смотрел вдаль. Мать сидела с поднятой задней лапой и вычесывала блох. Брат играл с загнутой палкой, прыгая на один ее конец так, что другой подскакивал и ударял его сзади. Я рассказала им про кролика и черный камень.

— Рядом с этим камнем ловить кролика бесполезно, — сказал Дедушка.

— Почему? — Я лизнула лапу, чтобы согреть ее.

— У них там нора. Глубокая, прорытая под камнем так, что ты не сможешь подкопать ее. Единственный способ поймать кролика — загнать его подальше от этой безопасной норы.

— Это лунный камень, — сказала моя Мать. Я принюхалась к ней. Она никогда не говорила ничего, что имело бы хоть какой-то смысл — Он был на луне до того, как упал сюда. Но он помнит кроликов. Поэтому они там в безопасности. Потому что кролик живет на луне.

— О чем она говорит? — спросил мой Брат.

Дедушка с раздражением пожал плечами.

— О боге, — ответила моя Мать. — Кроличий бог живет на луне и наблюдает за ними.

Брат зарычал и припал к земле, как будто он боялся того, чего не мог понять, с чем не мог бороться. Холодный ветер взъерошил мою мокрую шерсть. Жизнь была для нас, лис, вещью практической: кто такой бог? Я никогда не нюхала его.

Мать продолжала:

— Кого видят кролики, когда умирают? Своего бога. У тануки-барсуков есть свой бог. Есть он и у мышей. У волов. У людей. У птиц нет. У кошек? Кто знает?

Я не могла ничего поделать — у меня на спине шерсть становилась дыбом. Я прижала уши к голове.

— А у лис?

— Нет никаких богов, — резко сказал Дедушка, заставив Мать замолчать.

Я всю ночь не могла согреться.

За оградой возвышалась гора, покрытая соснами и увитыми плющом кипарисами. Когда мы с братом учились охотиться, мы бродили по оленьим тропам и ловили маленьких кроликов.

С другой стороны сада, за поваленными воротами, были рисовые поля. Люди все время суетились там. Они делали небольшие углубления в грязи, смешивали навоз с водой и поливали склизкую землю. Однажды они изменили течение ручья, чтобы он тек по полям, превращая их в неглубокие озера. Комары и москиты тучами вились над полями. Я любила смотреть, как соловьи и яркие, словно покрытые эмалью, стрекозы ловят насекомых: в этом для меня было больше смысла, чем в действиях людей, которые я никак не могла понять. Если видишь жертву, ее нужно просто поймать. Зачем что-то еще?

За оградой из сосновых стволов, на другом склоне горы, стояли маленькие домики. Они были ниже и меньше, чем дома в саду. Это были жилища крестьян. Я редко видела их. Чаще чувствовала: эти здания пахли горящим деревом, испражнениями, домашней птицей и рогатым скотом. Люди тоже пахли. Иногда ночью, когда тусклые огни в их домах распространяли жирный запах и мерцали, как болотный газ, мы с братом прокрадывались к росшим у самых домов кустам. Изнутри постоянно слышались низкие бормочущие звуки, как журчание воды, или резкие и высокие, как крик птицы.