Герман Романов - Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»

• Название: Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»
• Автор: Герман Романов
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-67756-6

ТРИ бестселлера одним томом! Военно-фантастические боевики о «попаданце», угодившем в тело Петра III за считаные часы до того, как император должен быть свергнут заговорщиками. Но наш современник отказывается покориться неизбежному, решив переиграть прошлое!

Он подавит гвардейский мятеж и вправит вывих истории! Он разгонит придворную камарилью и покончит с немецким засильем, заявив: «Я вам не пруссак, а природный русак!» и «Русские прусских всегда бивали!» Вместо «золотого века Екатерины» Россия вступит в Стальной век Петра-Освободителя, где не будет ни фаворитов, ни разгула крепостничества, ни крестьянской войны. Емельян Пугачев честно служит в армии, братья Орловы присоединяют Аляску, а Потемкин – Приморье, набирает обороты промышленная революция, перевооруженная Ломоносовым и Кулибиным русская армия рвется в бой. И кульминацией царствования самодержавного «попаданца» должен стать блицкриг на Босфоре – разгром Османской империи и освобождение Царьграда. Поход на Стамбул возглавит фельдмаршал Суворов, русским десантом командует адмирал Ушаков, а артиллерией – молодой Наполеон, поступивший на царскую службу под именем генерала Бонапартова. Пришло время возвращать византийское наследие России, пора Двуглавому Орлу распахнуть победные крылья над Константинополем, а Православному Кресту – вновь воссиять над Святой Софией! «Победой прославлено имя твое, / Твой щит на вратах Цареграда!»

---

– Кто такие, как думаешь, Платон? – Вопрос хорунжего не застал урядника врасплох. Оба были давно зрелыми казаками, с детства вместе росли, в одних и тех же походах кровь проливали да славу казачью искали.

И сейчас разница невелика была – Платон старшим урядником был, или пятидесятником по-старому, а Семен Куломин, друг его закадычный, в офицеры выбился, первый чин хорунжего получил. И сейчас со своей полусотней тракт обложил, а сотник Игнат Жуков со второй полусотней к югу отошел, крестьянские обозы с провиантом от столицы отворачивать…

– Знатный боярин жалует, с повелением царицыным, а иначе бы не драгуны с ним были бы, а холопы, гайдуки вооруженные, – голос урядника ровен, а чего казаку беспокоиться, если их втрое больше, чем охраны. Одними плетьми такую охрану разогнать можно.

– Ну тады посмотрим, что боярин везет! Скажи донцам, пусть пики к бою готовят, справим службу царскую…

Не были готовы гарнизонные драгуны к столь внезапному нападению донцов – вздрогнули все, лихой степной свист заслышав да наводящее на татар крымских дикий ужас казачье «ура». Остановили коней и, признав донских казаков, палаши из ножен обнажать не стали – бесполезно сопротивление, всех положат на месте пиками да саблями.

И кареты остановились, вот только из них никто вылезать не стал, за дверцами затаились. Быстро разоружив охрану, казаки обложили со всех сторон кареты. Пики и пистолеты держали наготове, а урядник Платон Войскобойников громко скомандовал:

– Эй, в каретах – выходи наружу все, а то стрелять будем!

Казаки вокруг карет закружились, пики и сабли держа наготове, а некоторые донцы ружья и пистоли на карету подняли. Но только ожидали недолго – отворились дверцы с атласными занавесками, показался бархатный башмак с золотой пряжкой, а вскоре и седой сенатор в красном мундире на божий свет показался.

А вот держался государев муж неподобающе – глазенки бегали по сторонам, ручонки тряслись. За эфес короткой шпажонки, что у бедра болталась, даже хвататься не стал.

А вот второй пассажир, в мундире лейб-гвардии Измайловского полка, зыркал по сторонам злобно, спесиво и с ненавистью смотрел на казаков, но облаивать не стал, понимал, видать, что зубы в глотку вобьют. Но эфес шпаги так сдавил, что костяшки пальцев побелели. Он и заговорил надменно:

– Я по делу государственному еду. Почему же препятствия мне чините, гнева государыни нашей не боитесь?!

От такого заявления казаки не просто повеселели, разом захохотали. Но больше всего был рад хорунжий – войсковой старшина Измайлов особо приказывал гонцов и видных изменников, с поручениями едущих, хватать и с бережением к императору Петру Федоровичу доставлять.

Семен Куломин бросил взгляд на вторую карету – дама в годах, в богатом платье, две девчушки, судя по всему ее дочери, и служанка. А сенатор ликом на девчонок похож, видать, отец им. Из Петербурга свою семью вывозит, да еще с майором гвардейским. Подумал немного хорунжий да весело бросил своим казакам:

– Вяжи изменников, донцы, крепко вяжи. Батюшке царю Петру Федоровичу ноне знатный подарок отвезем…

Петергоф

Снизу донеслись приглушенные матерки, и Петр выглянул в окно. Голштинец не удержался на оштукатуренной стене и с отборной руганью свалился вниз. Теперь сидел на земле и горестно баюкал руку – или ушибся, или сломал, и тихо сквернословил.

– Сидите внизу, я сейчас веревку свяжу из простыней и вам сброшу, а то ноги переломаете! – остановил он своих конвойных и повернулся.

Глаза быстро обшарили комнатенку. Судя по всему, для фрейлин, везде розовое да белое, сплошные кружева и зеркала. Дверь тут крепкая, на запор изнутри задвинутая.

«На запор?! Опаньки, кто-то здесь явно прячется – либо под ложе залез, либо в шкафу хорошо заховался. А теперь осторожненько глянем под широченную кровать, намного большую, чем у меня, императора. Вот бы с бабой на ней покувыркаться. Никого нетути».

Петр подошел к шкафу. Прислушался и ухмыльнулся.

– Вылезай, красавица, из узилища. Верный рыцарь в окно пришел, от насильников тебя уберечь, покажи свой лик светлый!

Створка шкафа приоткрылась, и Петр сглотнул – действительно угадал. Но красоток оказалось две, с распущенными длинными волосами, в прозрачных ночных пеньюарах, кружевных, цвета истомленной девственности. И, вопреки обстановке боевой, в штанах сразу же стало тесно.

Смазливые девочки, с волнительными крутыми бедрами, небольшие тугие груди, стройные ножки – куда там до них рыхлой Елизавете с ее телесами. И с чего он на нее залез прошлой ночью?

А девочки через пару секунд впали в ступор – ротики разинули, глазки выкатили, видимо, царя батюшку узнали. И Петр шаркнул ботфортом, поклонился и улыбнулся девушкам:

– Рад вас видеть, мои прелестницы. Ваша красота взбудоражила меня, и возжелал я, взалкал, как в пустыне воды колодезной… – так завернул он, так кудряво, что с мысли сбился.

– Фрейлина Наталья Оболешева, государь! – темноволосая красавица присела с поклоном, дав полюбоваться полностью открывшейся грудью, стрельнула глазками – увидела, куда направился взгляд Петра.

Вторая, милая блондиночка, в ответ сделала еще более глубокий книксен, продемонстрировав и свои сокровища, приятным голоском прощебетала:

– Баронесса Клара Фитингоф, ваше величество. Всегда к вашим услугам! – и взгляд блеснул неприкрытой похотью.

Петр сразу понял, что дело выгорит, стоит только свистнуть. Причем, возможно, и с двумя одновременно. Однако долг превыше всего, внизу уже тревогой конвойцы изошлись, и он ласково попросил фрейлин:

– Мои красавицы, я не могу сейчас осыпать вас нежными поцелуями, коих заслуживает ваша небесная красота. Внизу моя свита стоит, ждет с нетерпением явным. Можно у вас простынки связать, чтоб мои орлы на подоконник взлетели и мне завидовали, на вашу красоту глядючи?

– Зачем простыни связывать, государь, у нас веревочная лестница есть! – чуть не хором прощебетали девчата и тут же открыли свой спасительный шкаф.

Там была здоровенная свернутая бухта – две крепкие веревки, а между ними в узлах закреплены толстые деревянные палочки, тщательно отшлифованные многими мужскими ладонями. Петр внимательно посмотрел на придворных красавиц. Те мило так покраснели, потупили свои прелестные глазки, а баронесса прошептала:

– Ваше величество, мы ею не пользовались, это еще со времен вашей тетушки, государыни Елизаветы Петровны осталось.

«Так уж я вам и поверил, прелестницы. Да вы и сами покраснели до ушей от столь наглой лжи. Вместилище пороков и разврата, вот что такое ваш синематограф. Эх! Помацать бы вас, но только времени нет…»

Но сам им мило улыбнулся, вытащил бухту, размотал, закрепил концы к ложу и сбросил вниз. Обернулся и спросил:

– И от кого вы на засов заперлись, милые?

– Как стрельба здесь началась, измайловцы к нам во дворец ворвались. Пьяные. Непотребные. Но мой кузен, троюродный брат, с ними – он-то фрейлин ее величества всех и уберег. Там, в коридоре, с солдатами встал у наших дверей и никого сюда не пустил…

– Ну что ж, жить будет твой кузен, Наташенька, обещаю, – ободряюще улыбнулся фрейлине Петр.

– Надеемся на вашу милость, ваше величество…

Но до чего ж аппетитных красоток моя супруга подобрала себе в свиту, так и тянет в постель уложить. Вот только зачем она этих Елен Троянских набрала, ведь на их фоне самой смотреться трудновато…

За его спиной с хэканьем ввалился усатый Ганс, затем появился полковник Неелов Василий. Чин немалый, в годах адъютант, но только произведен он был в него прямо из поручиков, за верность. Как поведала Лизавета – полтора десятка лет тому назад его по навету пытали да сослали. Но офицер великого князя не сдал. А что было, то Петр так и не узнал – он на ней делом был занят. Вот такие постельные услады тоже бывают…

За Нееловым косяком пошли вперемешку казаки с голштинцами. За пару минут конвойцы и адъютанты все пространство комнаты заполонили – и тут же на еле прикрытые тела фрейлин впялились, слюной исходя.

– Так, орлы, запомните – эти красавицы моя добыча, они мое сердце пленили. И кто будет их небесные прелести пристально рассматривать, в рыло любопытное получит от меня!

После такого категорического заявления Петра голштинцы и казаки дружно закхекали, будто у всех разом в горле запершило, и стали рассматривать только лепнину на стенах, а бывший советский сержант продолжил, обращаясь уже к девушкам:

– Прошу вас помочь кузена вашего спасти. Дайте нам пяток таких чудных халатиков, и, чтоб мундиры наши раньше срока измайловцы не увидали, мы их наденем. И за вами в коридор выйдем, братца вашего убережем, ну а других насильников накажем.

Девицы моментально вынули из шкафа ворох белья. Петр выбрал себе зеленый пеньюар, запахнул его, взял в правую руку массивный подсвечник, а лопату убрал за спину.