Михаил Булгаков - «Мой бедный, бедный мастер…»

• Название: «Мой бедный, бедный мастер…»
• Автор: Михаил Булгаков
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2006
• ISBN: 978-5-9697-0364-3

Известный знаток творчества Михаила Булгакова В. И. Лосев реконструировал историю создания одного из самых известных романов XX века. В томе представлены все сохранившиеся важнейшие редакции романа. Каждый из текстов заметно отличается от последующих, каждый по-новому интерпретирует описываемые события и героев «закатного» романа, добавляя к ним новые яркие штрихи…

Представлен в томе и канонический текст «Мастера и Маргариты».

Для любящих творчество М. А. Булгакова чтение этого подробно и со знанием дела откомментированного тома — увлекательнейшее занятие. Читатель проследит эволюцию замысла, увидит, как крепла рука мастера, как преображалось произведение, связанное тончайшими нитями с современной писателю действительностью.

В оформлении использованы фрагменты иллюстраций Б. А. Маркевича к роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита».

---

— Хотите взглянуть в последний раз? — спросил Воланд у мастера.

— Да, да, непременно,— ответил тот, соскочил, бренча шпорами, с коня, подбежал к обрыву, стал смотреть, и щемящая грусть на мгновение охватила сердце, но быстро сменилась сладостной тревогой, бродячим цыганским волнением. В мозгу мелькнуло слово «навсегда»… Волнение перешло в чувство обиды, но и она угасла и сменилась горделивым равнодушием, а оно — предчувствием вечного покоя.

Небо было чисто, радуга исчезла.

В то время как мастер смотрел на город, группа всадников дожидалась его в молчании.

Прервано оно было Бегемотом, как раз тогда, когда мастер повернулся от обрыва и пошел к всадникам.

— Разрешите, мессир, свистнуть перед скачкой,— обратился Бегемот к Воланду.

— Ты можешь испугать даму,— ответил Воланд,— и кроме того, без членовредительства. Все ваши безобразия кончены.

— Пошутить немного, пошутить.

— Нет, нет,— отозвалась Маргарита,— пусть он свистнет… Меня охватила грусть перед дальней дорогой. Слезы подступают к глазам…

Бегемот оживился, слез с коня, вложил пальцы в рот, надул щеки и свистнул. У Маргариты зазвенело в ушах, конь ее поднялся на дыбы, в роще посыпались сухие сучья с деревьев, взлетели вороны и воробьи, столб пыли понесло к реке, и видно было, как в речном трамвае, шедшем мимо пристани, снесло у пассажиров кепки и шляпы в воду.

Бегемот горделиво поглядел вокруг.

— Свистнуто, не скрою,— снисходительно заметил Коровьев,— действительно, но, если строго говорить, свистнуто средне!

— Я ведь не регент,— обиженно ответил Бегемот и подмигнул Маргарите.

— А дай-кось я попробую,— сказал Коровьев и вдруг вытянулся вверх, как резинка, из пальцев устроил какую-то хитрую фигуру, сунул ее в рот, завился, как винт, и, внезапно раскрутившись, свистнул.

Свиста этого Маргарита не услыхала, но она его увидела, в то время как ее с горячим конем бросило в сторону.

С корнем вырвало крайнее дерево в роще, ближайшее к Коровьеву. Земля покрылась трещинами до самой реки. Огромный пласт берега вместе с пристанью и ресторанчиком высадило в реку. Она вскипела, взметнулась, и ее выплеснул на противоположный берег, на траву речной трамвай с невредимыми пассажирами.

К ногам коня Маргариты швырнуло убитую свистом Фагота галку. И тогда над горами прокатился, как трубный голос, страшный голос Воланда:

— Пора! — И резкий свист и хохот Бегемота.

Кони рванулись, и пятеро всадников и две всадницы поднялись вверх и поскакали. Маргарита чувствовала, как ее конь грызет мундштук и тянет его. Она неслась в бешеном карьере рядом с мастером, шпорящим жеребца, с одной стороны, и Воландом — с другой. Плащ того несло над головами кавалькады, закрывая небосвод.

Маргарита на скаку обернулась и увидела, как город уходит в землю, одеваясь в туман и дым.

Глава XXX Прощение

Боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами, как загадочны леса.

Кто много страдал, кто летел над этой землей, кто бремя нес на себе, тот это знает!

Притомились даже волшебные черные кони: они несли всадников медленно, и неизбежная ночь нагоняла их за спиною.

Чуя ее, притих Бегемот и, вцепившись в седло когтями, летел, распушив хвост.

Ночь поднималась с земли, закрывала черным платком реки и леса, зажигала печальные огонечки где-то далеко внизу, не интересные и не нужные ни Маргарите, ни мастеру чужие огоньки.

Ночь обгоняла кавалькаду, сеялась на нее сверху и выбрасывала то там, тот тут белые пятнышки звезд.

Ночь летела рядом, хватала скачущих за плащи, ночь разоблачала обманы. И когда Маргарита, обдуваемая прохладным ветром, открывала глаза, она видела, что меняется облик летящих к своей цели.

Когда же из-за края леса под ногами ее начала выходить полная луна, обманы исчезли, свалилась в болота, утонула в туманах мишурная колдовская одежда.

Тот, кто был Коровьевым-Фаготом, самозваным переводчиком таинственного и не нуждающегося в переводах иностранца, теперь не был бы узнан никем из тех, с кем, на беду их, он встречался в Москве.

На левой руке у Маргариты скакал, звеня золотой цепью, темный рыцарь с мрачным лицом. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он думал о чем-то, летя за своим повелителем, он, вовсе не склонный к шуткам, в своем настоящем виде, он — ангел бездны, темный Абадонна.

Ночь оторвала пушистый хвост у Бегемота, содрала с него шерсть, расшвыряла ее в клочья. Тот, кто был котом, потешавшим мессира, оказался худеньким юношей, демоном-пажом, летящим, подставив свое лицо луне.

Азазелло летел, блистая сталью доспехов. Луна изменила и его лицо. Исчез бесследно нелепый, безобразный клык, кривоглазие оказалось фальшивым. Глаза у Азазелло были мертвые, пустые, черные. Лицо белое, холодное. Летел Азазелло — демон безводной пустыни, демон-убийца.

Геллу ночь закутала в плащ так, что ничего не было видно, кроме белой кисти, державшей повод. Гелла летела, как ночь, улетавшая в ночь {282}.

Себя Маргарита не могла увидеть, но она хорошо видела, что сильнее всех изменился мастер.

Волосы его, забранные в косу, покрывала треугольная шляпа. Маргарита видела, как сверкали стремена, когда по ним пробегал встречный лунный луч, и звездочки шпор на ботфортах. Подобно юноше-демону, мастер летел, не сводя глаз с луны, улыбался ей, что-то бормотал.

Впереди кавалькады скакал Воланд, принявший свое настоящее обличье. Повод его коня был сделан из лунных цепей, конь его был глыбой мрака, грива тучей, шпоры звездами.

Так летели в молчании. Тогда местность внизу начала меняться.

Исчезли тусклые стальные пятна вод, потухли огоньки на равнинах. Вспучилась земля под ногами, и, громоздясь, к копытам лошадей стали подниматься горы.

Чем далее, тем угрюмее становились они. Исчезли леса на склонах, вместо них появились валуны, провалы, трещины, черные пропасти, в которые не проникал свет луны.

Перелетев через одну из них, Воланд осадил своего коня, и спутники его сделали то же. Маргарита увидела, что прилетела вместе со всеми на печальную и голую, камнями усеянную, залитую луною площадку. Кони шли, давя копытами кремни. Маргарита вгляделась и увидела кресло и в нем белую фигуру сидящего человека. Кавалькада подъехала ближе шагом. Сидящий был или глух, или слишком погружен в размышления {283}. Он не слыхал, как содрогалась каменистая земля под тяжестью коней. И всадники подошли совсем близко.

Теперь Маргарита видела, что сидящий потирает руки, глядит незрячими глазами на диск луны. Маргарита видела, что рядом с креслом лежит громадная остроухая собака и спит.

У ног сидящего лежат черепки кувшина и простирается невысыхающая лужа, черно-красная лужа вина. Всадники сошли с коней и подошли поближе. Теперь Маргарита была в двух шагах от сидящего. Она узнала его, так же как и собаку, и губы ее прошептали: «Банга…» Мастер стоял рядом и жадно смотрел. Пилат пошевелился и все так же, не сводя глаз с зеленого светила, заговорил что-то на не понятном Маргарите языке и усмехнулся.

— Он говорит,— раздался голос Воланда и тяжело покатился по пустынным ущельям,— он говорит, что при луне ему нет покоя. Всё видит лунную дорогу и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри, потому что чего-то не договорил. Но никто не приходит к нему, и поэтому он разговаривает сам с собою.

— Это тяжело, тяжело,— сказала Маргарита,— с тех пор он здесь?

— Что и говорить,— ответил Воланд,— с тех пор он здесь. Одеваются горы туманами, свистят метели, грохочут обвалы. Тогда он не виден. Но раз в году наступает весенняя ночь под воскресенье, ночь с полной луною. Тогда он становится тревожен, как сейчас, и пьет вино, говорит со своею безмолвной собакой, ждет кого-то до утра, и никто не приходит. Надежда всякий раз обманывает его. И обманывала его уже много сот раз. Да, пожалуй, это тяжело.

— Отпустите его! — вдруг крикнула Маргарита, и голос ее полетел над горами, ударился в скалы. Висящий где-то над обрывом подточенный черными водами камень сорвался и полетел в пропасть.

Когда затихли раскаты грома, скрежет и вой летящих осколков, Воланд ответил спокойно:

— Вы опять просите? — Он рассмеялся.— Вы нарушаете уговор!

— За одну луну терпеть сотни и тысячи лун, это жестоко…— сказала Маргарита.

— Это всегда так бывает,— отозвался Воланд,— но я успокою вас. Просить вам за него не нужно. За него уже попросили ранее вас…

— Иешуа! Иешуа! — в восторге вскричала Маргарита.

— И я приехал сюда с вами лишь для того, чтобы показать мастеру конец его романа, ибо, конечно, конца у него не было. Итак,— тут Воланд повернулся к мастеру,— давайте конец! Пора! Бьет воскресная полночь.