Андрей Буровский - 1941. Совсем другая война (сборник)

• Название: 1941. Совсем другая война (сборник)
• Автор: Андрей Буровский
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50362-9

«История не знает сослагательного наклонения» — опровергая прописные истины, эта книга впервые поднимает изучение альтернативных вариантов прошлого на профессиональный уровень и превращает игру в «если» из досужей забавы писателей-фантастов в полноценное научное исследование. В этом издании ведущие военные историки противоположных взглядов и убеждений всерьез обсуждают альтернативы Великой Отечественной, отвечая на самые острые и болезненные вопросы:

Собирался ли Сталин первым напасть на гитлеровскую Германию? Привел бы этот упреждающий удар к триумфу Красной Армии — или разгрому еще более страшному, чем в реальной истории? Мог ли Гитлер выиграть войну? Способен ли был Вермахт взять Москву и заставить Сталина капитулировать? Наконец, можно ли было летом 1941 года избежать военной катастрофы? Имелся ли шанс остановить немцев меньшей кровью, не допустив их до Москвы и Сталинграда? Существовали ли реальные альтернативы трагедии?

---

Генерал Шестопалов лично повел остатки своей группы в атаку на север, однако его встретила спешно развернутая в сторону Рагнита 36-я механизированная дивизия. Генерал Оттенбахер сумел передислоцировать 87-й пехотный полк, подкрепив его двумя артиллерийскими батальонами и 36-м батальоном истребителей танков, однако его пехоте пришлось принимать крайне неудобный и опасный для себя встречный бой с танками. Если бы только русские сумели подкрепить группу Шестопалова пехотой и артиллерией, прорыв вполне мог увенчаться успехом, однако, как мы уже сказали, 236-я моторизованная дивизия в это время занималась оборудованием плацдарма, а советская артиллерия никогда не обладала подвижностью германской, но танки все равно оставались грозной силой. На левом фланге они прорвались к позициям II/36-го артиллерийского батальона и уничтожили одну из батарей, но при этом прямым попаданием 105-мм снаряда был взорван танк генерала Шестопалова. Лишь позднее русских сумели остановить истребители танков.

В результате были разгромлены и отступили обе группировки. Оттенбахер отвел остатки полка к Тильзиту, а уцелевшие русские танки откатились на плацдарм у Рагнита. Генерал Собенников был вынужден доложить в штаб фронта, что его армия окончательно потеряла способность вести наступательные действия, лишившись 2000 танков. Однако он утверждал, что в результате боев полностью разгромил танковую группу генерала Гёпнера и приданный ей танковый корпус СС. Потери немцев он оценивал в 5000 танков.

В результате на северном участке Восточного фронта установилось зыбкое равновесие. Действительно, русская 11-я армия полностью исчерпала свой наступательный потенциал уже к вечеру четвертого дня операции, причем генерал-лейтенант Собенников решил не докладывать о том, что собственно боевые потери составили не более 40 процентов танков, остальные машины стояли по обочинам дорог памятниками качеству производства и квалификации механиков-водителей. Кроме того, несмотря на все усилия, советский тыл оказался совершенно не готов к современной маневренной войне. Колонны снабжения и передвижные ремонтные мастерские не успевали за танковыми частями, и в результате три механизированных корпуса превратились в пехотные. Сейчас даже организация надежной обороны на рагнитском плацдарме представлялась делом крайне сложным.

Однако положение немцев было ничуть не лучше. Грозные Панцерваффе не сумели доказать своего превосходства над русскими танковыми войсками. Причиной этому было множество взаимно переплетающихся факторов, но главные из них видны сразу. Застигнутые врасплох немцы сразу потеряли один из своих главных козырей — поддержку авиации. Уже к исходу второго дня войны

Люфтваффе были вынуждены переключиться на борьбу за выживание, забыв о взаимодействии с армией. Немецкие танковые дивизии были вынуждены вести встречные танковые бои, потеряв свой второй козырь — отлично налаженное взаимодействие с артиллерией и противотанковыми подразделениями. В итоге Панцерваффе тоже были обескровлены.

Первая неделя войны на Восточном фронте привела к вынужденному затишью, советские войска продвинулись в глубь немецкой территории на расстояние до 100 километров и остановились. Немцы не имели сил для того, чтобы вытеснить их обратно и даже были вынуждены отвести войска там, где они имели первоначальный успех, как у 2-й танковой группы. Ее фланги повисли в воздухе, а дальнейшее наступление представлялось совершенно бессмысленным.

Складывалась парадоксальная ситуация — возвращалась пехотная война образца 1914 года с той лишь разницей, что теперь русские имели достаточно сильную авиацию. Не приходится сомневаться, что, если бы в ее составе имелись какие-то аналоги немецких пикировщиков, действия советских войск даже сейчас могли бы иметь успех. Но горизонтальные бомбардировщики не могли наносить достаточно точные удары и их поддержка пехотных наступлений была неэффективной, и пока пехотные атаки приносили лишь чудовищные потери без намека на успех. Немецкие атаки завершались точно так же, что было неудивительно, ведь немецкая пехота вообще не имела авиационной поддержки. В результате обе армии начали спешно окапываться на северном и центральном участках Восточного фронта. Решить исход борьбы должен был, как ни странно, тыл — кто раньше сумеет восстановить боеспособность потрепанных мобильных войск и авиации.

И все было бы еще терпимо для Германии, если бы не положение на юге. Румынская армия оказалась не в состоянии даже изобразить сопротивление, русские быстро продвигались к нефтяным полям Плоешти. Лишь немецкая 11-я армия кое-как сдерживала их наступление, ведя бои фактически в полной изоляции. Предсказать, что произойдет после того, как Германия лишится румынской нефти, было несложно. 

Дмитрий Хмельницкий. История в сослагательном наклонении

Красивые литературно-исторические реминисценции при буквальном понимании и попытках практического использования чаще всего оказываются вздором.

Народ не обязательно заслуживает то правительство, которое имеет; истина не посередине, а где угодно; история имеет сослагательное наклонение и т. д.

С последним утверждением несогласны — и публично это декларируют — чаще всего сторонники традиционно-советской версии истории Второй мировой войны. Это версия предписывала воспринимать происшедшее с СССР как единственно возможный вариант событий и не ломать голову над тем, почему они произошли и как этого можно было бы избежать.

Мы воспитаны историческим детерминизмом. В представлении советского человека жизнь текла от одной неизбежности к другой: победа революции была неизбежна, победа Сталина — тоже, неизбежны были коллективизация, индустриализация и ГУЛАГ. Война с Германией была неизбежна так же, как победа в ней.

Один из главных предрассудков, характерный для советского мировосприятия — уверенность в исторической и моральной неизбежности антигитлеровской коалиции с СССР. Как будто союзников в объятия Сталину бросили не трагические обстоятельства, а естественное предпочтение коммунизма нацизму.

Причина этого феномена, наверное, в том, что все семьдесят лет советское общество не имело ни малейшего влияния на события. Причем ни на реальные события, ни на истолкование событий прошлого. Отсюда и упомянутая уже выше популярная сентенция — «история не имеет сослагательного наклонения». История, конечно, реализуется только в одном варианте, но могла бы выглядеть и по-другому.

История как наука существует только в сослагательном наклонении. Она исследует причины и закономерности случившихся событий, и автоматически отвечает на вопрос о том, почему некие события произошли, другие — нет, и при каких обстоятельствах исторический процесс мог выглядеть по-другому. Изучение истории есть перебор возможных вариантов.

Только задавая себе вопрос: «Что произошло бы, если бы обстоятельства сложились иначе?», можно понять смысл происходящего. Тем более когда речь идет о такой запутанной и многомерной ситуации, каковая сложилась в Европе после Первой мировой войны.

Например, сторонники одномерной истории ограничиваются констатацией факта — Германия 22 июня 1941 г. напала на СССР. Из этого делается дежурный вывод, что Германия — агрессор, а СССР — жертва.

Вывод дурацкий, потому что вариантов ответа несколько. Жертва СССР или агрессор, пусть в тот момент и несостоявшийся — это определяется в первую очередь собственными советскими намерениями и приготовлениями. Каковые довольно легко вычисляются, если отбросить недобросовестную сентенцию об «истории, не имеющей сослагательного наклонения» и напрячь мозги.

Одним из первых этим занялся в конце 1970-х годов — поразительно поздно, если учесть, что война закончилась в 1945 г., — Виктор Суворов.

Он доказал, что катастрофическую ситуацию 1930-х годов создала не некая «историческая объективность», а злая воля конкретных людей с криминальной психикой. Причем сам ход событий сильно зависел от мелочей и случайностей. Не разгадай Гитлер замыслы Сталина в 1940 г. и не ошибись Сталин в расчетах сроков нападения в 1941 г., судьба Европы могла сложиться по-другому. При таком подходе анализ исторического процесса — увлекательнейшее занятие.

Конечно, просчитать все нюансы невозможно. Выделим только основные факторы, определившие события 1930-х годов — постоянные и переменные.

Стабильным фактором можно считать характер и стратегические цели трех основных противостоящих друг другу сторон — СССР, Германии и западных демократий. Цели Гитлера и Сталина были одинаковыми: расширить свои империи до возможного предела. Хотя намерения Сталина шли гораздо дальше намерений Гитлера. Программа-максимум Гитлера в 1939 г., до заключения пакта со Сталиным, не выходила за рамки объединения земель, населенных немцами, с помощью шантажа военной силой. Начинать мировую войну Гитлер не планировал.