Юрий Бородкин - Санькино лето

• Название: Санькино лето
• Автор: Юрий Бородкин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1976

Книгу составляют маленькая повесть и рассказы. Это книга о современной деревне, о том новом, что входит в быт людей, живущих в селе, о преемственности традиций, о красоте и неповторимости родной природы.

---

— Не буду мешать, прощайся давай. Ишь, порхает! — Дядя Коля мотнул головой в сторону поля. — К поезду ужо подойду.

— Чего прощаться-то? Я и своим не велел ходить на станцию, дома попрощались, и хватит канитель разводить.

Дядя Коля направился снова к вокзалу; Витька вышел за палисад навстречу девушке. Там, по полю, она бежала босиком, а перед станцией надела босоножки и шла теперь, сдерживая шаг, через рельсы. Улыбалась, и солнце сверкало в ее улыбке. Крепенькая такая, аккуратная, остановилась перед Витькой и шутливо — чмок его в нос. Откинув прядку белых волос, на меня посмотрела чистыми немигающими глазами, наивно и доверительно посмотрела: вот, мол, я, вся как есть, никакой хитринки во мне. Витька тоже глянул в мою сторону и повел девушку в конец перрона…

Послышалось басовитое гуканье паровоза, через несколько минут на станцию обрушился грохот разгоряченного быстрым бегом состава. Витька торопливо и неловко поцеловал Любку. Потом толкнул в тамбур чемодан, сам уже поднялся на подножку, как вдруг появился дядя Коля. Стащив парня на землю, он потряс перед его носом скрюченным пальцем и полез целоваться. Кепка свалилась у него с головы, Витька поднял и, смеясь, приплюснул ее на затылок дяде Коле.

Медленно тронулось с поездом улыбающееся Витькино лицо; девушка напряженно подалась вперед, как бы спохватившись, пошла вровень с вагоном и остановилась, приподнявшись на носках, и долго махала рукой. Дядя Коля приблизился к ней, что-то сказал, видимо, некстати. Она рассерженно передернула бровями и, понурившись, зашагала к полю.

Я чувствовал себя на месте Витьки. В свое время и меня взбудоражили и позвали в дорогу паровозные гудки.

Когда я схожу с поезда на нашей станции, мне прежде всего вспоминается, как мы с Тонькой продавали на перроне землянику. Тонька со своей матерью были эвакуированные и долго жили у нас, пока не купили свой дом. Они приехали зимой; завязанная поверх пальто толстым клетчатым полушалком Тонька серьезно и настороженно смотрела на меня, прислонившись к переборке, а когда ее раскутали, оказалась обыкновенной худенькой, большеглазой девчонкой с черной челкой прямых волос. Впрочем, не совсем обыкновенной; она была городская, и одно это заставляло меня уважительно относиться к ней. Она, как взрослая, воспитывала меня, зато ничегошеньки не знала деревенскую жизнь, и тут уж я чувствовал себя наставником. Я показывал ей, как «гонят» березовый сок и «сочают» сосновый, в каких местах нужно искать щавель, называл травы, цветы, деревья. Подберезовик она не могла отличить от белого, волнушку — от рыжика. Случится, вспорхнет в лесу перед ней тетерка — обомлеет от страха. Тонька считалась одной из лучших учениц в школе, но книгу природы только начинала читать по слогам, и мне доставляло удовольствие открывать перед ней эту бесконечную книгу.

Помню ее невыразимый восторг, когда она приняла обыкновенного прудового карася за золотую рыбку. Я сидел на крыльце, приготовившись ловить карасей, потому что дед мой, глядя на тучу, черным крылом поднявшуюся от станции, приговаривал:

— Ну, будет полоскотня. Неужели обмочит сено? Эк, прет!

И точно, туча разразилась ливнем, исхлестанный им большой Мирской пруд побелел. Я знал, что он быстро переполнится и вода начнет перетекать по канаве в низину к Федорову гумну. Тут-то и прискакала Тонька с карасем в ладошках и восторгом в глазищах.

— Золотую рыбку поймала! Смотри. Я бегу через Федорово гумно, а она в луже трепыхается. Банку неси скорей!

Я разочаровал Тоньку, погасил ее изумление:

— Какая это золотая рыбка! Чудачка! Это — карась. Пошли, сейчас наловим таких целое ведерко.

Дождь затихал. Закатав штаны, я шарил в травянистой канаве руками, отыскивая карасей, а Тонька носила ведерко.

— Ой, какая малюсенькая! Тебя обидят большие, моя рыбонька, — беспокоилась Тонька.

— Не обидят, — уверил я. — Маленьких мы бросим в пруд, а больших — на поджарку.

— Жарить?! Не дам. Им будет больно.

Пока я искал очередного карася, она побежала к пруду и выплеснула из ведерка улов. Я припустил вдогонку и, если бы не дед, вышедший на крыльцо, расправился бы с Тонькой. Она крутится около деда, знает, что не посмею тронуть в его присутствии. Зажав в костлявых пальцах козью ножку, дед с наслаждением затягивается табачным дымом. Когда он курит, у него прекращается сухой изнуряющий кашель. Темное, морщинистое лицо деда напоминает высохшую грушу, он высок и тощ, неподпоясанная сатиновая рубаха вольготно болтается на нем.

— Радуга! Радуга-дуга! — как всегда, преувеличенно суматошно кричит Тонька.

И все мы втроем смотрим на неожиданно вспыхнувшую над лесом у Солоницы крутую радугу. В селе уже вовсю сияло солнце, от мокрых досок у крыльца курился парок, а там, у леса, шел какой-то необычный прозрачный дождь.

— Видите, под радугой идет дождь? — указал дед. — Это потому, что радуга всегда одним концом окунается в реку и пьет из нее воду. Завтра грибов поищем. С радужного дождя боровики шибко растут, оттого у них и шляпки красные.

Тонька слушает всезнающего деда, часто моргая длиннющими ресницами и прикусив кончик языка. В его словах не поймешь, где — сказка, где — правда. Я тоже верю деду, верю, что можно увидеть, как радуга пьет воду из Солоницы, что можно даже дотронуться до нее.

— Мы сбегаем посмотрим, как радуга пьет воду? — спрашивает Тонька.

Дед долго кашляет, скручивая валиком полупустой кисет, хитро щурит запутанные в нитях морщин глаза и говорит:

— Бегите посмотрите…

В середине лета поспевала земляника — первая лесная ягода. Все ребята, в том числе и мы с Тонькой, ждали этого момента с тем нетерпением, которое испытывают охотники перед открытием сезона. Я знал лес и ягодные места. Мы с Тонькой быстро набирали свои посудины и выходили к станции посмотреть на поезда и заодно продать землянику.

Влево и вправо от станции по бесконечным прямым просекам тянулись блестящие рельсы, и оттуда, где они пропадали, из таинственных дальних далей появлялись, попыхивая белыми облачками дыма, будто игрушечные поезда. Они росли, приближались; огромный, черный, как бы лоснящийся от пота паровоз надвигался на нас, содрогая землю. Пестрая толпа пассажиров совершала набег на ларек и буфет, осаждала стол под навесом, где располагались старухи торговки. Тонька обычно стояла на углу палисада перед входом в вокзал, а я пробегал вдоль состава. Наши небольшие посудины быстро пустели, потому что пассажиры тоже ждали первых ягод и никак им было не устоять перед соблазном попробовать ароматной, будто спрыснутой росой свежей земляники. На деньги мы покупали жестких, темных пряников и жевали их на обратном пути, заговорщически поглядывая друг на друга…

Позже, когда заканчивали десятилетку, я часто катал Тоньку на велосипеде до станции: мы по-прежнему любили встречать и провожать поезда. Через станцию шли поезда во Владивосток, в Красноярск, Иркутск… Сибирь! В эту далекую страну ехало много молодежи, там осваивались новые земли, там возводились крупнейшие стройки. Мы тоже собирались ехать в Братск. Тонька так и сделала, а мне повидать Сибирь не пришлось. В это лето приехал к нам в гости мой дядька москвич, уговорил поступать учиться куда-нибудь в Москве.

Точно так же, как провожала сейчас девушка парня, меня провожала тогда Тонька. Она была уже не худенькой девчушкой, не зря ее считали похожей на молодую учительницу Аллу Сергеевну. Она и косу свою смоляную обрезала, чтобы сделать прическу, как у учительницы. Цветастый сарафан на тонких проймах обнажал ее чуть тронутые загаром покатые плечи. Когда махал ей из тамбура, комок горечи стоял у меня в горле, а позади какой-то старшина надоедал:

— Чого ж ты, дурень, едешь от такой дивчины?..

До прибытия поезда оставались минуты. Я вышел из сквера и на углу палисада увидел… девочку с бидончиком земляники. Она стояла на Тонькином месте и посматривала по сторонам на убегающие рельсы. Наверно, пришла тоже встречать поезда, как это делали мы.

Мне захотелось купить у девочки землянику, я подошел к ней, неловко почувствовав при этом себя случайным пассажиром на нашей станции. Деньги она ни в какую не брала.

— Я просто так угощу вас, — сказала она. — Берите.

Тогда я взял в киоске конфет и подарил ей. Я стоял рядом с девочкой и с детским любопытством и нетерпением смотрел вдаль, откуда должен был появиться как бы игрушечный паровоз, попыхивающий белыми облачками. Он придет оттуда, где живет Тонька. Поехать бы сейчас на восток, в неизвестную мне до сих пор страну Сибирь, разыскать Тоньку…

И снова поезд уносил меня в Москву, махала мне ручонкой девочка, похожая на Тоньку, и, казалось, само детство провожало меня. Я возвращаюсь в него всякий раз, когда провожу летние отпуска в деревне, коротки и желанны эти возвращения, как красивые несбыточные сны.