Надя Яр - Пища ада

• Название: Пища ада
• Автор: Надя Яр
• Жанр: Фэнтези

---

— Я лечу в отпуск в Чиати. Двадцать шестого.

— Я знаю, — ответила она.

Голос был чистый и плавный, как южное лето. Как ласковые небеса.

Оазис Чиати рос прямо из шкуры пустыни. Даже кирпичи были здесь песчаного цвета. Их делали, связывая песок цепким строительным раствором, который, согласно легенде, изобрёл лично Ран. Посреди самой Гешу до сих пор стояли возведённые им для караванов и солдат убежища от бурь, неприступные цитадели, сложенные из огромных песчаных блоков. Они были надёжны до сих пор, держались многие сотни и тысячи лет на этом цепком растворе, или, может быть, на чьём-то когда-то данном кому-то честном слове… За окном автобуса сошли на нет все каменистые холмы, и мир стал плоским — пустыня, дорога и беспокойное небо. Только автобус (жук) полз (летел). И ещё что-то плавало в воздухе, дальние точки — вверх, вниз. Похоже, это были птицы… И какое-то подозрение замерло, шевельнувшись.

Халлель приехал в Чиати из аэропорта Танаис на таком же автобусе-ветеране. Было полдвенадцатого ночи, и время ужина в отеле давно прошло. Халлель начал искать открытый ресторан. И нашёл. Ужин был неимоверно убог, и десять талеров — ничто для доходов врача — показались серьёзной потерей. Кое-как набив брюхо и валясь уже с ног, Халлель побрёл к озеру. Песчаный берег был совершенно пуст, а воды мерцали нечётким призрачным светом. Халлелю стало неуютно. Вспомнились старые западные сказки о жутких жителях восточной ночи, созданиях Эша и Рана, но почему-то не Андрея. Было как-то не принято поминать в этой связи Святого Андрея, хотя хроники тех времён говорили, что и он имел отношение к монстрам. Как будто сам Запад хотел очистить этого человека от этой вины и вознести его на пьедестал… Халлель улыбнулся древним мифам, но всё-таки повернул назад, так и не подойдя к воде. Ночью город производил жалкое впечатление. Халлелю чудились вездесущая пыль и грязь, которые он увидит, когда выйдет из отеля при свете дня… Он лёг полуголодным и решил, засыпая: пусть даже отпуск не удастся, это всё равно удача, потому что я увижу, как и чем они здесь живут.

Утром в его номер пришла Самири. Полусонный, Халлель поднял голову с подушки и тут же узнал эти вишнёвые губы. Она переоделась западной женщиной, упаковала себя в строгий костюм, перчатки, мужскую шляпу и солнечные очки — словно чудесный подарок в неуклюжем пакете, не умаляющем чуда. Она спокойно сняла шляпу, вынула заколку, и волосы упали на светлую шерсть пиджака чёрным буйным водопадом.

Потом, после всего, Халлель долго размышлял, что это значило для неё, и для её людей, и вообще для всех: что молодая женщина с Востока, названная Самири — кажется, это было имя убитой демонами Армагетто древней святой мученицы, — рождённая в традиционной семье неподалёку от Чиати, работала на Западе одна, без мужа, брата, отца. Повинуясь внезапному порыву, она нарядилась в чужое платье, притворилась чужой и повела себя не как женщина своего народа и своей веры. Повела себя как чужая. Она взяла отпуск на те же дни, что и он — или, может быть, у неё уже был запланирован отпуск на те же дни, что у него — или, может быть, она просто уволилась из турбюро, ведь по сравнению с главным это было не так уж и важно… Под чужою личиной Самири последовала за незнакомцем на свою родину, на Восток, и явилась в отель, где соотечественников обманул её фальшивый акцент. Солнечные очки скрыли от цепких взглядов её глаза, жаркие чёрные озёра; и вот эту чужую западную женщину служанка без вопросов провела в номер западного мужчины, ничего плохого не думая о них — или, может быть, думая, но это было неважно. Эти двое были чужаками. Под маской незнакомки Самири явилась в родной дом и сыграла чужую, и только чужак Айве Халлель узнал её тайну. Самири доверилась и отдалась этому чужаку.

Озеро оказалось прохладным и прозрачным, а город был очень чист. Лишь вездесущая пыль летела по каменным плитам — назойливый привет пустыни Гешу. Ночью Чиати пустел. Самири и Халлель бродили в каменных переулках, не разнимая рук, как будто сразу срослись. Серьёзные, песочного цвета коты неторопливо ускользали прочь, прятались в мусорные баки, ныряли в норы подвалов и под неподвижные глыбы машин. Большое жёлтое здание, в котором некоторое время назад случился пожар, глядело слепыми тоскливыми окнами в ночь. Его не сносили, не ремонтировали и не продавали. В тёмных витринах бутиков поблескивали зеркала и ждали утра причудливые крепости из песка, раковины, украшения, вина и шахматные наборы: западная пехота, рыцари и королевская пара за белых, восточные воины, Ран и его Семёрка за чёрных. С озера текли незримые струи прохлады и запах воды.

Халлель не ощущал опасности и не считал местных мужчин своими врагами. Изредка эти мужчины присматривались к Самири, но ничего не делали и не говорили. Халлель узнал, что акцент и одежда значат намного больше, чем смуглота кожи, чёрные волосы, миндальный рот. На ногтях Самири теперь был тёмный западный лак, похоронивший под собой бело-золотые цветы.

— В случае чего я просто выдам тебя за гиперборейца, — сказала она. — Мы теперь и на Западе есть.

Он кивнул. Ему даже в голову не пришло, что ему предлагали маленькое предательство и что Единый Бог, в Которого он всегда верил и Которому доверял, мог возражать против безвредного, необходимого маскарада.

— Если надо будет, произнесёшь символ нашей веры. Ты его знаешь?

— Да.

И он повторил строки на волшебном, певучем, мёртвом языке, которые выучил ещё в детстве, когда впервые прочёл «Сердце Тьмы». Для Халлеля всё это было не столько историей, сколько легендой и мифом. История давней войны переходила в сказочную мистерию, страшную и красивую.

— Верно, — обрадовалась Самири. — Ты всё правильно произнёс. Кто тебя научил?

— Эди Чени, — ответил Халлель. — Я несколько раз читал его мемуары. Он очень старательный рассказчик. Там есть звуковая транскрипция.

— Эди Чени… — сказала она. — Эди Чени произнёс перед Андреем символ веры, чтобы завоевать его доверие, а потом предал его.

— И попытался убить.

— Эди убил его. Просто это не помогло.

— Люди бессмертны, — сказал Халлель.

Он толковал историю Святого Андрея именно так. Люди были бессмертны. Жизнь, свобода и радость были непобедимы, и вечна была любовь. Халлель поцеловал Самири в лоб. Она вернула поцелуй — в губы.

Они много чувствовали и мало говорили, и сейчас Халлель видел, что это предвещало беду. Необязательно вслух строить планы на будущее после неполной недели знакомства, но она даже фамилии не назвала, и теперь он понимал, почему. В этой стране у неё наверняка была большая семья — уважаемые отец и мать, многочисленные братья и сёстры, деды и бабушки, тётки, дядья… Пожелай Халлель найти Самири, фамилия дала бы ему все карты в руки. Самири. Он не видел её документов. У неё могло быть другое имя.

Они засыпали под утро, сплетясь в объятиях, как будто давно срослись и душами, и телами, и Халлель ни на мгновение не усомнился, что это так, они действительно срослись. Он не интересовался её фамилией. Скоро они сложат все свои вещи в один чемодан и вернутся на Запад, где она будет зваться Самири Халлель. Номер у них был маленький, на одного, зато с террасой — и на втором этаже. Снизу их было не видать. На керамическом столике стоял графин с водой и песчаная ваза с фруктами. Вечером Самири надевала солнечные очки и рубашку Халлеля, которую забывала застегнуть, растягивалась в шезлонге, ела сливы и пила кактусовый чай со льдом. Халлель подкрадывался, набирал в рот воды из графина и внезапно опрыскивал её. Самири взвизгивала, хохотала. Капли воды сползали по её груди и животу, забирались в пупок, поблескивали в волосах внизу… Халлель стаскивал Самири на пол и опускался на колени между её ног.

Она не решалась загорать на пляже у озера, как другие туристки, топлесс. Там встречались и местные — санитары, спасатели, продавцы напитков и еды. Самири выдали бы им невозможные у западной женщины тёмно-коричневые яркие соски. К тому же ей не нужен был загар. Они провели не много времени на пляже, но во дворе отеля был бассейн, и Самири купалась в нём, надевая резиновую шапочку и очки. Она сходила к бассейну в махровом синем халате, и неуклюжее облачение делало её знакомой, западной, своей. Непредставимо было, чтобы она отдалилась и стала чужой. Халлель купил ей в живописном бутике колье из озерных жемчужин и заметил, как дрогнули руки молоденькой продавщицы. Девушка склонила голову в сторону, всматриваясь в Самири, но та непринуждённо обратилась к Халлелю на вестрене, и любопытство продавщицы тут же растаяло. Халлель не думал о том, чем чревато разглашение их тайны. Он понятия не имел, в какую страну приехал, как здесь думали и чем жили люди, что означала связь западного чужака с местной женщиной. Путеводитель этого не уточнял. Халлель равнодушно понял своё невежество в этих важнейших вопросах, но был слишком счастлив, чтобы опасаться. Когда Самири в то первое утро вошла в его номер, она долго снимала перчатку правой рукою с левой, и на тонких смуглых пальцах сверкнуло золото и кровь — рубин. Под губами Халлеля её золотая цепочка с медальоном казалась змейкой, тёплой и живой, и он ласкал языком вишнёвые губы, шею, цепочку и нежную кожу между грудей. Самири. Из ямочки её пупка он черпал незримое вино жизни — Самири… И тонкие браслеты на лодыжках, на запястьях, золотые, чуть-чуть светлей её кожи… И нефтяные озёра глаз.