Мэрилин Ялом - История груди

• Название: История груди
• Автор: Мэрилин Ялом
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Научпоп
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49476-7

Книга представляет собой культурологическое исследование женской груди. Автор анализирует причины сексуальной привлекательности груди в Европе, а также изучает роль этой части тела в социальной и культурной жизни на протяжении истории человечества, начиная с первобытности и заканчивая современностью. Такой широкий исторический охват позволяет Мэрилин Ялом выделить факторы, влияющие на отношение общества к женской груди, ее эстетические и социальные функции.

Безусловным достоинством текста является научная ценность первого подобного исследования и неравнодушное отношение автора к проблеме.

---

Большинство американских женщин сами кормили детей грудью. Даже на предвоенном Юге, где были черные кормилицы, только 20 процентов матерей прибегали к дополнительной помощи кормилицы или полностью доверяли ей кормление ребенка[192]. Когда черных «мамушек» брали кормить грудью белых детей, то это часто происходило в ущерб их собственным детям, как это становится понятным из истории, рассказанной рабыней из Северной Каролины.

«Моя тетя Мэри принадлежала массе Джону Крэддоку, и когда его жена померла и оставила маленького ребенка — это была маленькая мисс Люси, — тетя Мэри как раз кормила своего новорожденного, поэтому масса Джон велел ей кормить и его ребенка тоже. Если тетя Мэри кормила своего малыша, мисс Люси начинала плакать. И тогда масса Джон схватил дитя тети Мэри за ноги и шлепнул его, и велел тете Мэри сначала накормить его ребенка»[193].

Напряженность, присущая белому владению черной груди, вылилась в один из самых драматических моментов истории аболиционизма. Эта история произошла в Индиане в 1858 году, когда Соджорнер Труф, активистка движения за освобождение рабов и сама бывшая рабыня, выступала перед преимущественно белой аудиторией. Когда встреча уже подходила к концу, кто-то из группы сторонников рабовладения задал ей вопрос о ее сексуальной принадлежности. Эти люди были готовы доказать, что она не женщина. Как написала Нелл Пейнтер (Nell Painter) в биографии Соджорнер Труф, это обвинение в самозванстве, направленное на то, чтобы подорвать веру в честность этой женщины, обернулось против тех, кто его выдвинул[194].

Вот как это событие было описано в газете «Освободитель» от 15 октября 1858 года:

«Соджорнер сказала им, что ее груди выкормили не одного белого ребенка, только своих собственных отпрысков она не кормила. И некоторые из этих белых детей уже выросли и стали мужчинами. И хотя они сосали ее цветную грудь, они были, по ее убеждению, куда более мужественными, чем они (ее обвинители). И она спокойно сказала, что готова обнажить грудь, если они тоже хотят ее пососать! Чтобы подтвердить правдивость своих слов, она сказала им, что готова показать свою грудь всем собравшимся. И что не ей будет стыдно за то, что она открыла свою грудь перед ними, а им».

Обнажение груди в политических целях получит больше сторонников веком позже среди феминисток 70-х и 80-х годов XX века. Но никогда оно не будет столь драматичным, как в 1858 году в Индиане, когда вопрос моральной стороны рабовладения едва не разрушил страну. Обнаженные груди Соджорнер Труф, как и ее знаменитая речь «Или я не женщина?», не оставили ни малейшего сомнения ни в ее женственности, ни в ее личности. Как могли эти груди, вскормившие белых и черных детей, не считаться человеческими? А ведь тела черных рабов полностью человеческими не считались — ни на рабовладельческом рынке, где будущие покупатели проверяли их зубы, мускулы и груди, ни там, где им предстояло жить и где они принадлежали хозяевам, как собака или корова (илл. 50).

Борьба Соджорнер Труф за освобождение от эксплуатации была слишком далека от забот большинства представителей среднего класса. Пока к женщинам-рабыням относились как к скотине, американских и британских белых женщин идеализировали и считали домашними ангелами. Стихотворение Ковентри Пэтмор «Ангел в доме» (1854–1856) выражает характерный для высокой культуры взгляд на мать, как на эфемерную добрую фею, безгранично преданную своей семье..

50. Дж. Т. Зили. Дагерротип. Март 1850 года. Делия, сельская жительница, рожденная родителями-африканцами. Дочь Ренти, Конго. Плантация Б. Ф. Тейлора. Колумбия. Северная Каролина. Первые американские фотографы снимают черных женщин как «собственность». Обнаженные груди этой женщины рассматривались как часть ее стоимости как рабыни.

Эротические груди были исключены из литературы Викторианской эпохи, как это становится понятно из поэзии Альфреда Теннисона[195]. Несмотря на то, что Теннисон употреблял слово груди, а не пользовался различными эвфемизмами, оно всегда предвещало катастрофу. Рассказчик из «Тиресия» ослеп, посмотрев натруди Афины Паллады, выходившей из воды. «Груди Елены Троянской» напоминали о невероятных разрушениях («Лукреций»). А самоубийство Клеопатры было, разумеется, драматически совершено с помощью «укуса аспида» в грудь («Сон честных женщин»).

И напротив, «хорошая» грудь была кормящей грудью. В Англии и в Соединенных Штатах, как во Франции и Северной Европе, матери не стыдились того, что дома их увидят с обнаженной грудью во время кормления младенцев. Более того, дозволялось кормление грудью в таких общественных местах, как парки, железные дороги, особенно это касалось простых сословий[196]. Но так же вели себя и женщины из среднего класса в сельской Англии, где кормление детей грудью было само собой разумеющимся занятием, например, в церкви. И делалось это без всякого ложного стыда, обычно ассоциирующегося с Викторианской эпохой.

Для тех, кто был против института кормилиц или новомодного кормления из бутылочки, кормящие матери стали представительницами «вымирающего» вида, который необходимо защищать, как вымирающий. Благодаря открытию Пастера стало понятно, что при достаточном нагревании молоко из бутылок становится безопасным для младенцев. И к 1880 году кормление из бутылочки стало распространенным в британских городах. Но в сельской местности бутылочки все еще оставались редкостью. Флора Томсон написала в своей автобиографии, вспоминая о жизни в Оксфордшире, что «когда в деревушку принесли показать ребенка, которого кормили из бутылочки, то к бутылочке отнеслись как к редкости»[197].

Прославление материнской груди распространилось на запад от Лондона до Нового Света и на восток до самой России. Чтобы поддержать растущий дух национального самосознания, славянофилы обращались к образу России-матушки, которая одновременно ассоциировалась с землей-матушкой и крестьянками-кормилицами, грудь которых сосали русские дети. Великие писатели, такие как Пушкин и Достоевский, ставили Россию-матушку рядом с Царем-батюшкой и даже выше его. И символические, и реальные женщины-кормилицы определялись как источник мужского спасения и социального возрождения. В контексте российских дебатов 1860-х годов о роли женщины в обществе писатель Николай Лесков прославлял материнскую грудь как основу традиционного порядка и как «сосуд женской гражданской добродетели»[198].

Большинство младенцев в России кормили грудью либо матери, либо — в семьях знати — кормилицы. Но к концу 1870-х годов многих детей уже кормили из бутылочки[199]. Толстой, бросая вызов институту кормилиц и вскармливанию из бутылочек, сделал материнское грудное вскармливание краеугольным камнем своего взгляда на брак и общество. Первым и главным долгом его жены Софьи было грудное вскармливание их детей, из-за чего супруги ссорились. Из дневников Софьи Толстой мы знаем, что она страдала от сильного мастита и перестала бы кормить грудью, если бы не настойчивые требования мужа. Вспомним слова историка литературы: «Толстой победил: Софья продолжала кормить, превозмогая боль. И в этой победе трудно не увидеть символическое торжество мужского контроля над женским телом. В этом столкновении, как и в своем романе, написанном десять лет спустя [ „Анна Каренина“], Толстой использует грудь… в собственных идеологических целях»[200].

Персональная победа Толстого соответствовала традиционным русским патриархальным ценностям, согласно которым жена должна была подчиняться мужу, дети — родителям и крепостные — помещикам. Выходившие из-под пера наиболее уважаемого русского писателя той эпохи романы и статьи Толстого приобретали почти религиозный статус. Кто мог сомневаться в том, что хорошая мать в «Анне Карениной» — это Китти, кормившая грудью ребенка, а плохая мать — это сама Анна, которая этого не делала? Кто бы не соблазнился идиллической картиной русского общества, укрепленного связью матери и вскормленного ею ребенка, противопоставляя ее коммерческому институту кормилиц, который заставлял женщин «сдавать внаем» свою грудь и продавать свое молоко? Представленная Толстым пасторальная картина России-матушки, населенной миллионами кормящих матерей и идеализированных крестьян была последней попыткой остановить время, продлить аграрные представления о женской природе и способности накормить.

В 1895 году российская императрица Александра Федоровна решила сама кормить своего первого ребенка — Великую княгиню Ольгу. Это настолько противоречило стандартной практике, что во дворец уже пригласили кормилиц, из которых предстояло выбрать кормилицу для новорожденной. Нет необходимости говорить, что все они разошлись по домам разочарованные.