Харлан Эллисон - Миры Харлана Эллисона. Т. 1. Миры страха

• Название: Миры Харлана Эллисона. Т. 1. Миры страха
• Автор: Харлан Эллисон
• Издательство: Рига: Полярис, 1997. — 382 с.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-88132-291-6

Его называют «Льюисом Кэрроллом двадцатого века». За сорок лет своей карьеры Харлан Эллисон собрал восемь с половиной «Хьюго», три «Небьюлы», пять премий имени Брэма Стокера (за лучшее произведение в жанре «хоррор»), включая награду «за вклад в развитие жанра», две премии имени Э. А. По (за лучший американский детектив), «Серебряное перо» журналистики от международного ПЕН-клуба и — единственный — четыре премии Гильдии писателей Америки за лучший сценарий года, не говоря уже о наградах помельче — больше, чем любой другой писатель.

Его имя стало синонимом не только грандиозного успеха, но и выдающегося литературного мастерства. А еще — сильной воли, твердого характера, необычайной требовательности к себе и другим, к слову и делу.

Невозможно перечислить все достижения писателя на его творческом пути. По мотивам его рассказов снимались такие фильмы, как знаменитый «Терминатор» и фантастический телесериал «Вавилон-5». Произведения Харлана Эллисона не раз включались в антологии лучших рассказов года. А по сборникам его эссе о телевидении обучаются студенты в сотнях университетов.

Теперь самый выдающийся из современных американских прозаиков, представляет свои произведения российскому читателю. Лучшие из 1700 рассказов, написанных им за долгие годы, включены в это собрание, одобренное автором лично. Специально для российских читателей Харлан Эллисон написал новые предисловия ко многим рассказам, вошедшим в золотой фонд мировой литературы.

_{Все лица, места и организации, упомянутые в данном издании, кроме тех, чье существование является общеизвестным, вымышлены, и любое их сходство с реально существующими либо существовавшими лицами, местами и организациями совершенно случайно.}

---

Земля задрожала. Бледно-золотая вода в бассейне заволновалась, метнулась налево, потом направо, начала переливаться через края.

Воздух потеплел. Маргарет показалось, что она услышала птичий крик, но в небе по-прежнему не было видно ни одной птицы — нигде. Только само райское небо продолжало медленно, медленно истекать красками.

Маргарет вцепилась в Дока, она держалась за него изо всех сил.

Серебряный свет, который лился неизвестно откуда и освещал райские кущи, вдруг стал тускнеть; пустое пространство вокруг площади заполнили страшные черные тени.

Маргарет еще сильнее прижалась к телу Дока, совсем как тогда, той ночью. В своей комнатке, одной из тех, что были отведены слугам в задней части Восьмиугольного Дома.

Комната. Она видела ее так ясно, воспоминания были такими свежими, словно… когда? Бесчисленное множество лет прошло, или только вчера, в 1935 году… Маргарет вытащили из дома, веревкой связали ноги, возле щиколоток, а один из мужчин сильно ударил ее кулаком в висок; потом ее прижали лицом к кирпичной кладке колодца, а через некоторое время подняли, потрясенную, извивающуюся, отчаянно рыдающую, обнаженную, стыдящуюся своей наготы… И швырнули в колодец головой вперед, прямо в темноту, вниз, вниз, вниз… и так до самого Гнусного Места — когда это произошло? Всего день реального времени назад, или сорок, пятьдесят, сто лет… Когда тебя поджаривают, ты горишь, горишь… всегда горишь?

Маргарет прекрасно помнила ту комнату, уютную, маленькую — в доме Рэмсдейлов. Она поселилась там, когда приехала из Окснарда, где работала на доктора Пулни. Теперь Маргарет собиралась служить в этом доме. Чтобы попасть к ней, нужно было пройти большую кухню, где посередине стоял стол для разделки мяса, на стенах висели сковородки с медными донышками, пахло свежевымытой клеенкой на обеденном столе, в печи горел огонь — Рэмсдейлы так и не завели газовой плиты. Дальше вы оказывались в кладовой — большой, в человеческий рост, в углу которой винтовая лестница вела на второй и третий этажи, где располагались спальни всех членов семьи и комната мистера Рэмсдейла, так что он мог тихонько встать посреди ночи и спуститься вниз, чтобы чего-нибудь перехватить. И тут вы замечали дверь в комнату Маргарет…

Когда она поступила в этот дом экономкой, ей исполнилось двадцать семь лет. Ей прекрасно платили. Под винтовой лестницей, уходящей наверх, в спальню хозяина дома, который иногда, глубокой ночью, спускался вниз, чтобы перекусить, и находилась ее уютная, аккуратная и совсем крошечная комнатка.

Небо продолжало истекать красками, земля дрожала, Рай начал погружаться во мрак, а благословенные души устремились в разные стороны, пытаясь спастись от невыносимого, нарастающего жара; Маргарет Трашвуд прижималась к телу рыдающего Дока Томаса совсем как тогда, в тот вечер.

— А ты разве не хочешь узнать, откуда берутся мои сны?

Он посмотрел на нее, и на его лице появилась улыбка, хотя он и старался изо всех сил ее сдержать.

— А зачем мне знать, откуда они берутся?

— Потому что необходимо быть уверенным, что сны живут где-то совсем близко. В том месте, что дорого тебе. Иначе какой от них толк, тогда они ничем не будут отличаться от желания получить побольше денег, или земли, или еще каких-нибудь других глупостей, вроде целой бочки икры, которую ты мог бы есть, пока не лопнешь.

— Ну хорошо, скажи мне, где же обитают твои мечты.

Маргарет села на кровати в своей малюсенькой комнатке, расположенной в задней части дома, под лестницей, ведущей из большой кладовой наверх, в комнаты хозяев. На ней была сорочка и шелковые чулки. Они с Доком только что занимались любовью, и на ее коже кое-где виднелись розовые пятна, там, где Док прижимался к ней слишком сильно; отметины на груди и руках говорили об их страсти; на теле даже красовалось несколько следов от укусов — Маргарет позволила Доку сделать это, хотя и понимала, что кто-нибудь может обратить внимание на следы преступной любви.

— Мне часто снится моя мать. Она была из Бирмингема, это в Англии. Я ведь тебе рассказывала, помнишь?

Он улыбнулся ей так же, как улыбался ребенку, который утром принес ему птичку колибри со сломанным крылом.

— Да, ты мне говорила.

— Я знаю. Иди сюда, обними меня, я расскажу тебе еще.

Док снова скользнул в постель и лег рядом с Маргарет. Прижал ее к себе; длинные каштановые волосы, которые она распустила, когда он пришел, прекрасные волосы, доходившие Маргарет до самых коленей, словно мягкое покрывало, окутали его обнаженное тело. Она положила голову ему на грудь, и ему стало казаться, что ее голос доносится откуда-то издалека.

— Моя мать всегда работала; я просто не могу припомнить времени, когда бы она не работала. Отец умер, когда я была совсем маленькой. Так мне сказала мать.

— Только ты ей не поверила, — тихо проговорил Док.

Маргарет резко села и удивленно на него посмотрела.

— О Господи, Док, как ты догадался?

Он жестом показал, чтобы она снова легла, а потом вдруг закашлялся. Он был болен — небольшая простуда; но кашель показался Маргарет ужасно громким. Она испугалась, упала на него и прижала ладонь к его рту.

— Тише! Они обедают. Считают, что я отдыхаю. Они не должны узнать, что ты здесь… Док, почему ты пришел так рано?

— Я не мог больше ждать. — Слова были едва различимы, Маргарет по-прежнему зажимала ему рот рукой. Он поцеловал прижатую к губам ладонь.

— Ты не должен. Больше никогда этого не делай. Приходи попозже. Очень, очень поздно, Док. — Затем она немного помолчала, словно над чем-то раздумывая, и добавила: — Только, пожалуйста, не слишком поздно ночью.

Он не успел спросить ее почему.

— На самом деле мой отец сбежал. И тогда мать сэкономила и отправилась за ним в Нью-Йорк. Ей надоело ждать денег, которые он обещал прислать ей на проезд. Он что-то там делал с мебелью. Ну так вот, она работала, собрала денег на билет и поехала к нему, не предупредив заранее о своем приезде — мне кажется, потому, что хотела поймать его с той девицей. И он, конечно же, с ней жил. А потом он сбежал, оставив их обеих. Мама с ней подружилась; это моя тетя Сэлли.

Док приподнял сорочку, рука мягко прикоснулась к ноге Маргарет. Она попыталась оттолкнуть его, но рука не сдавалась.

— О! — только и проговорила Маргарет, словно все происходило в первый раз, а когда Док навалился на нее своим телом, повторила: — О!..

Дверь открылась. Тихо.

Маргарет услышала тихий шорох пустой картонной коробки, которую она поставила возле самой двери. Она всегда так делала. Каждую ночь. Чтобы знать, что к ней пришли гости, ночью, когда все спят. Очень, очень поздно ночью мистер Рэмсдел спускался вниз, чтобы что-нибудь перехватить. Что-нибудь.

Она заглянула через плечо Дока — он стоял и смотрел.

И не стал им мешать.

Он наблюдал, пока Док не застонал, спрятав лицо в подушку; а потом, когда Док чуть приподнялся, чтобы посмотреть на нее и убедиться, что и ей тоже было хорошо, он заметил взгляд Маргарет, которая смотрела куда-то ему за спину. И повернулся. Только тогда мистер Рэмсдейл заговорил:

— Я не потерплю шлюху в моем доме. Вы должны собрать свои вещи и оставить нас еще прежде, чем мы закончим обедать.

Затем он резко развернулся, оставив дверь в комнату открытой, и ушел, чуть пригнув голову под лестницей, которая вела наверх. Он был высоким мужчиной.

Док, упираясь руками по обе стороны от полуобнаженного тела Маргарет, внимательно на нее посмотрел.

— Моя мать погибла во время пожара в 1911 году, — продолжала она так, словно их. никто не перебивал, словно они не занимались только что любовью, словно их никто не поймал на месте преступления, словно мистер Рэмедейл не смотрел на них горящими глазами разгневанного Бога, словно ей не было приказано немедленно покинуть эту комнату. — Она всегда работала. Вот откуда берутся мои сны. — И тут Маргарет заплакала.

Генри Томас оторвался от ее тела и встал с постели. Посмотрел сверху вниз. Затем бросил взгляд на открытую дверь и картонную коробку. Ему всегда было интересно, зачем она там стоит. Коробка была недостаточно тяжелой или прочной, чтобы помешать кому-нибудь войти в комнату. Его мучило любопытство, потому что он не понимал, зачем Маргарет ставит коробку у двери. Теперь он знал, почему она просила его не приходить слишком поздно ночью.

Маргарет показалось, что в одно-единственное мгновение Док вдруг как-то весь сжался. Стал меньше. На самом деле он тоже был высоким человеком — очень полезный, хороший рост для ветеринара, которому приходится утешать маленьких детей, приходящих к нему с птичкой колибри, у которой сломано крыло, или со щенком, или с котом, лишившимся в драке одного глаза. Но он сжался. Увял. Ушел в себя, издавая тоскливые, печальные звуки, разрывавшие ей сердце.