Витаутас Петкявичюс - Рябиновый дождь

• Название: Рябиновый дождь
• Автор: Витаутас Петкявичюс
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Роман о сложных человеческих взаимоотношениях, правду о которых (каждый свою) рассказывают главные герои — каждый отстаивает право на любовь и ненависть, величие духа или подлость, жизнь для себя или окружающих. Автор задает вопрос и не находит ответа: бывает ли что-то однозначное в человеческой душе и человеческих поступках, ведь каждый из нас живет в обществе, взаимодействует с другими людьми и влияет на их судьбы. А борьба за свои убеждения и чувства, течение времени и калейдоскоп событий иссушают душу, обесценивает то, за что боролись. Или же есть надежда?

---

— Куда тебя черт несет?! — Выскочив из машины, он схватил за грудки невысокого, пожелтевшего человечка, тот, перепуганный и растерянный, хлестал кнутом дорожную пыль и тонким голосом повторял:

— Но-о!.. Но, чтоб тебя… Но-оо…

— Глухой ты, подлюга проклятый, или дурачком прикидываешься?! — Он таскал человечка за грудки вдоль бревна, но ударить не посмел.

— Это еще что? — Из леса вышла высокая женщина, застегивая заправленные в резиновые сапоги мужские штаны, и встала между ними. — Ты вроде драться хочешь? — уперлась мягкой грудью Саулюсу в подбородок и предупредила: — Остынь, ведь видишь — лес кругом.

Саулюс не понимал — смеяться ему или ругаться? Скручиваемый болью, он глянул на ее округлое, но очень красивое лицо и удивился: на него смотрели два больших, необычайно спокойных и задумчивых глаза. В это мгновение он не сумел бы их ни с чем сравнить, только почувствовал, что ему стало куда спокойнее, уже не так колотила вызванная испугом дрожь. Немного придя в себя, он снова взялся за человечка:

— А если б я тебя убил?! Если б машину разбил?!

— Тогда и разговор был бы другой, — ответила женщина.

Ее преувеличенное спокойствие начало раздражать Саулюса:

— Я не с вами разговариваю. Пусть этот обормот ответит, почему дорогу загородил?

Человечек отошел в сторону и совсем уж неожиданно сказал:

— Как она велит, так и будет. — Он все еще не мог опомниться и несколько раз хлестнул кнутом по дорожной пыли.

Саулюс уже не мог ни спорить, ни сердиться. Несколько мгновений нечеловеческого напряжения и молниеносная, неожиданная очная ставка со смертью, сознание, что за эти несколько мгновений он мог распрощаться с жизнью, обессилили Саулюса. Его охватила лень, руки налились приятным теплом. Он по привычке обошел машину, внимательно осмотрел крылья, буфер и тихо обрадовался: мало досталось. Поплевав на палец, потер царапины, оставленные мягкими ветвями молодой ольхи, и только потом увидел, что женщина идет вслед за ним и так же внимательно осматривает каждую царапину.

— Счастливчик ты, — сказала она и как бы в подтверждение своих слов хлестнула по голенищу сапога резным прутиком орешника.

— Спасибо за комплимент, — все еще дулся Саулюс. — А кто мне машину вытащит?

Женщина снова обошла машину, попыталась подтолкнуть ее, попыталась приподнять, но, увидев, что ничего путного у нее не получится, вернулась назад.

— Что ж будем делать, мать? — нерешительно переминался человечек. — Поедем или его матерщину слушать станем?

— Погоди, Стасис, — она еще раз глянула на машину, на Саулюса и, подтолкнув мужа в спину, приказала: — Сходи и посмотри, что ты наделал.

Человечек все еще растерянно переминался на месте и ждал указаний жены.

— Посмотрел? — еще строже спросила она.

— Ну…

— Тогда не жди чудес, а распрягай лошадь.

Слушая их диалог, Саулюс не выдержал и захихикал. Потом, как и пристало воспитанному человеку, отвернулся в сторону и рассмеялся от всей души.

— Весело? — рассердилась женщина.

— Очень.

— А если я разверну лошадь и возьму да укачу своей дорогой? — спросила она тем же строгим и не по-женски холодным тоном, хотя ее карие и необычайно большие глаза смотрели на парня довольно искренне, с сочувствием и пониманием. Желая казаться суровее, она наморщила лоб и спрятала доброжелательные глаза под черными и по-девичьи длинными ресницами. Потом, сосредоточившись, пристально поглядела на него. — Что тогда?

И Саулюс не нашел слов. Удивленный, он смотрел в глаза женщины и никак не мог понять, откуда столько твердости в их очень милом и спокойном взгляде. Тем временем человечек распряг лошадь и, не осмеливаясь сам что-либо предпринять, топтался возле машины. Женщина глянула на него и еще больше насупилась. Потом решительно подошла и надавила мужу на шею.

— Согнись и поищи крюк, баран, — ткнула пальцем в буфер. — Он здесь. — Улыбнулась шоферу: — Мы когда-то тоже собирались машину покупать.

Саулюс бросился помогать. Привязав валек, несколько раз с силой подергал веревку, проверяя узел, потом схватил вожжи и хлестнул лошадь, а сам прыгнул за руль. Гнедок напрягся, «Волга» без видимых усилий выбралась на дорогу и замерла с тихим урчанием. Саулюс вылез попрощаться.

— Чего хромаешь? — обеспокоенно спросила женщина.

— Наверно, вывихнул, когда тормознул, или черт его знает что.

— Нехорошо, — снова улыбнулась она и успокоила: — Вот и конец твоему горю. — Потом, будто ничего и не было, спросила: — И куда ж несся как угорелый?

— Домой, — не мог соврать Саулюс.

— К жене или еще к кому? — расспрашивала, словно старая знакомая или соседка.

— К жене, — объяснял как ребенок и почему-то подумал: «Но из-за нее и впрямь еще можно согрешить».

— И мой никак от юбки не оторвется, — сказала с какой-то только ей одной понятной болью. — Когда надо было в армию уходить, меня оставить побоялся, накурился чаю и пожелтел весь.

Человечек виновато улыбнулся и снова хотел улизнуть, но женщина схватила его за рукав:

— Поройся в бумажнике.

— Сколько? — сразу же понял тот.

— Хватит красненькой, — решила она.

— Не надо. За что? — смутился Саулюс.

— За страх, — объяснила она, — ну, и за эти царапины.

И опять Саулюс не посмел ослушаться. Взял червонец, сложил пополам, сунул в карман и, нащупав Йонасовы папиросы, предложил закурить.

— Он только чайный лист сосет, — женщина строго оттолкнула руку Саулюса. — А мне вроде и не пристало…

Человечек сдернул с грядки телеги вожжи, хлестнул кнутом по земле и погнал лошадь:

— Но-оо, чтоб тебя!.. Нно-о, браток… — удалялся с огромным бревном, а его жена все не хотела расставаться с Саулюсом.

— Вот и отлично, что ты такой сговорчивый. Если опять будешь в наших краях — загляни, не побрезгуй… Наш хутор тут первый за лесом. И постель найдется, и голодным из-за стола не встанешь. Ну как? — Она немного раскраснелась, говорила с ним как с добрым знакомым, смотрела на него милыми, ласкающими душу глазами.

— Заеду, — Саулюс не мог ответить иначе, хотя чувствовал, что говорит против собственной воли. — Обязательно, — и, совсем не желая обидеть ее, посмотрел на уезжающего человечка.

Заметив это, женщина слегка рассердилась:

— Ты его боишься?

— Не-ет, — промычал Саулюс, глядя на безнадежно согбенную спину измученного мужичка и не понимая, чем этот неудачник так привлек его внимание. В первое мгновение ему показалось, что они где-то уже виделись, а затем возникла уверенность, что они непременно встретятся, и еще не раз… И от неясного, недоброго предчувствия дрожь прошла по телу.

— Не волнуйся, он теперь только с теплой грелкой спит, — она сказала ему это будто доктору, нисколько не стесняясь и не думая, что ее могут понять превратно. Потом сдвинула платок на плечи, еще раз согрела его открытым, любопытным взглядом, тяжко-тяжко вздохнула, окончательно снимая с лица смущение и следы застенчивого румянца.

Саулюс застыдился этой откровенности, испугался и хотел юркнуть в машину, но, сделав шаг, припал на больную ногу и, сморщившись, остановился.

— Я же говорила: пройдет испуг — появится боль, — не растерялась женщина и, обхватив его, подвела к машине. — Садись, — открыла дверцу и рывком стащила намокшую туфлю. Снять мокрый носок оказалось несколько труднее. — Ого! — удивилась, а Саулюс даже вспотел, глянув на грязную и неприятно пахнущую стопу.

— Я сам, — дернулся, не зная, куда девать глаза.

Но женщина не проявила брезгливости. Отошла в сторонку, намочила в канаве платок, выжала его на стопу, помыла и, вытирая, проговорила:

— Чего покраснел?.. Как будто мать никогда твои пеленки не стирала. Все вы такие: грязи боитесь, а в грязь лезете.

— Я в болоте ноги промочил, — стал оправдываться, словно перед матерью, ибо чувствовал, как с каждым прикосновением ее рук уходит злость, накопившаяся за день, и как от этого ему хочется быть очень хорошим и послушным.

— Не слепая, — одернула она вспыхнувшего Саулюса и предупредила: — Но мне твоя нога не нравится, — помяла, потискала пальцами лодыжку и добавила: — Хорошо, если только вывих. — Потом, словно опытный хирург, стиснула стопу, с поворотом дернула изо всех сил и вправила сустав. Саулюс подпрыгнул, сморщился от боли, и она упрекнула: — Ну и слаб же ты…

— Какой есть, — оскорбился парень и машинально облизнул сухие губы.

— А дорога-то дальняя?

— Дальняя.

— До Вильнюса?

— Да.

— Не доедешь.

— Мне лучше знать. — Саулюс взял себя в руки, встал, хромая, доплелся до багажника, вытащил сухие носки, переобулся и снова сунул распухшую стопу в размякшую, влажную туфлю. — Ну, докторка, всего доброго!

Она улыбнулась ему словно ребенку, изображающему сурового мужчину, и снисходительно спросила: