Борис Изюмский - Подполковник Ковалев

• Название: Подполковник Ковалев
• Автор: Борис Изюмский
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

Первая книга «Алых погон» напечатана четверть века тому назад. Ее автор преподавал тогда в суворовском училище историю, логику и психологию.

Но и в последующие годы писатель не утрачивает связи со своими воспитанниками: бывает в гарнизонах, где служат бывшие суворовцы, они приезжают к нему в гости, присылают письма.

Так сложилась эта заключительная часть «Алых погон»: о судьбах суворовцев, о современной армии.

---

Собрались у «капитанши», выпили сухого вина, кофе, засиделись. Звоню я на квартиру Карпову. Невинно спрашиваю: «Дариму можно?» А Карпов мне в ответ своим тихеньким, но на этот раз скрипучим голосом: «Нет ее».

Потом Дарима позвонила ко мне домой. «Владимир Петрович, с праздником! Верочку можно?» Муженек мой проницательный, сразу сообразил, что к чему: «Скажите моей жене, что я сейчас за ней приеду. Только куда ехать?»

И тут же муж Даримы заявился — разведка донесла ему, видно, где мы. Уставился на праздничный стол наш, очки на переносицу пальцем подтолкнул и с осуждением, но не повышая голоса, заметил: «Неплохо живете». А я ему: «Да уж как можем, Антон Юрьевич. Не одним же хозяйством да детьми заниматься».

У Даримы — двояшки: трехлетки Оля и Галя. Любая из них на вопрос «Как тебя зовут?» отвечает «Оля-Галя». Перед нашим пиршеством Дарима оставила их с бабушкой.

Васильева Аннушка, жена замполита, инженер-химик. Но здесь ей работать негде, и Аннушка очень переживает. Во Дворце пионеров организовала кружок юных химиков, а сама тоскует по заводу…

Слушая Веру, Ковалев, в какой уж раз, подумал: «Нашим женам приходится труднее, чем нам. Хорошо еще, что Верина профессия везде необходима. Но ведь и Вера вынуждена была из-за меня отказаться от ординатуры, которую ей предлагали в мединституте».

— Да, так вот, — продолжала Вера свою обличительную речь, — Карпов строго на меня посмотрел, губы поджал:. «Вы, уважаемая Вера Федоровна, Дариму мою с пути не сбивайте. У вас своя дорога, у нее — своя…» И увел жену… Но количество мальчишников, должна вам, Сема, ради объективности признаться, резко сократилось.

Вера покосилась на мужа — не сердится ли — провела рукой по его волосам:

— Поддался перевоспитанию…

— Реже присваивают новые звания, — отшутился Владимир Петрович.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Недалеко от столовой, по коридору влево — солдатская чайная. Здесь можно и свежую газету посмотреть и, конечно, чаем побаловаться.

…Был вечерний час солдатского отдыха. Одни выбирали себе книгу в библиотеке, другие пощелкивали шарами в бильярдной, кто-то тихо наигрывал на баяне, редколлегия выпускала стенгазету, а на клубной сцене шла репетиция драмкружка.

В ленинской комнате Санчилов и Крамов склонились над шахматной доской. Выигрывал Крамов и Александр Иванович нервно покусывал нижнюю губу. «У Акима хорошая голова», — думает он.

Санчилову это стало особенно ясно после того, как начал он готовить Крамова к летним вступительным экзаменам.

…Владлен заглянул в чайную, купил у тети Дуси, полной женщины с веселыми глазами, медовый пряник и пристроился в дальнем углу за столиком — написать письмо бабушке. Давно пора было, да дела не позволяли. Владлен достал два листка, вырванные из ученической тетради, шариковую ручку и, широко разбросав по столу локти, начал писать:

«Дорогая бабочка! Ну, как ты там порхаешь, неугомонная? А я неплохо живу, хлеб солдатский недаром жую. Нагрузочки — космические… И часов по шесть быть в противогазе… И делать ночной марш-бросок километров на десять в гололед… И стрелять из ручного противотанкового гранатомета — РПГ. Положил его ствол не так — и до беды недалеко».

Нет, это он не пугал бабушку. Но должна же она в конце концов знать истинную обстановку.

«Теперь обучаюсь самбо — как обезоруживать противника, нападающего с ножом. Сержант сказал, что мужчина должен это уметь.

И еще — водить машину… Уверяю тебя, сержант от своего никогда не отступит. Недаром у нас говорят: „Крамовский почерк“.

А наряды? Нет, не вне очереди, а обыкновенные.

Или вот — идешь в караул… Стоишь на посту, охраняешь важный государственный объект. Все спят. А ты стережешь… Помнишь, когда мне из военкомата повестка пришла, ты разволновалась, запричитала соседке: „Заберут, пропадет там ребенок. Он такой неприспособленный“. А вот и не пропал!»

Почерк у Владлена еще не устойчивый, буквы лепятся, наползают одна на другую, строчки то лезут вверх, то неожиданно сбегают вниз, будто не признают переноса:

«Знаешь, как мы мгновенно спешиваемся с БТР?» (Он не стал объяснять, что БТР — бронетранспортер. Пусть пугливая бабушка пофантазирует, что это за чудовище и как можно с него спешиваться).

«Ты бы посмотрела, как твой внук в „бою“ подорвал танк гранатой. И сержант Крамов сказал: „Я вас начинаю уважать“».

У нашего сержанта заслужить такие слова — о-го-го! Это, бабуля, не просто. Не хала-бала, как говорит Дроздов.

Между прочим, ему сержант сказал: «Из вас, со временем, может получиться командир отделения». Вполне допускаю!..

Между прочим, если Дроздов решит вступать в комсомол, я, несмотря на нелегкий его характер, дам рекомендацию.

А командиром взвода у нас лейтенант Санчилов, с университетским образованием. Мы сначала думали — кисель, рохля. Заблуждение! Он первым танк подбил. А командир полка у нас из суворовцев. Ну, сама понимаешь.

Когда меня в клубе фотографировали перед развернутым знаменем полка — это такое поощрение, — подполковник Ковалев, проходя мимо, сказал: «Так нести службу, рядовой Грунев!»

…Да, действительно он стоял с автоматом, в парадном мундире, у знамени полка и старался придать лицу суровость бывалого, обстрелянного солдата.

Эх, жаль, нет у него на груди знаков солдатской доблести, щитка с белым кружком и красной звездой — отличника Советской Армии. Хотя бы зеленого значка третьего спортивного разряда. Синего или красного — не добиться, а зеленого вполне по силам. У Дроздова уже есть знак война-спортсмена. Его выдают, если сделаешь марш-бросок на шесть километров, пробежишь как следует стометровку, удачно бросишь гранату, проплывешь…

В конце концов, и это все возможно. Вот здорово бы возвратиться домой — вся грудь в значках… А пока что сфотографировали. Тоже не маловажно.

Владлен достал фотографию, на оборотной стороне ее — полковая печать, а под текстом — подпись Ковалева.

Грунев в уголке написал: «Баб, это — я!». Словно не верил своим глазам. Вложил карточку в конверт с надписанным адресом, на секунду представил: бабушка получает конверт с лиловым треугольником штемпеля и надписью: «Солдатское письмо — бесплатно». Опасливо ощупывает… Что-то твердое? «Извещение о несчастье?! — подумает она, холодея. — Наверное, была ангина с осложнением на сердце. Ведь ребенку приходится стоять на ветру с открытым горлом».

Дрожащими руками вскроет конверт. Боже мой! Вроде бы и ее Владик, и совсем не он. Какая элегантная форма — так любит она изъясняться, — какое волевое лицо!

А прочитав письмо, побежит показывать фотографию соседке, Марии Ивановне. Или переправит маме. Надо узнать ее адрес и написать. Кто-то из нас должен быть сердечнее и… умнее.

«Пожалуй, пора закругляться, — думает Грунев, — да посмотреть хоккейный чемпионат на стокгольмском стадионе „Юханненсхоф“».

«Дроздову, — написал он, — дали отпуск домой. Так надо же такому случиться — вдруг у него обнаружили большой гнойник, какой-то абсцесс, и вот положили, в госпиталь. Был человек в таких переделках! Ты себе не представляешь, в каких переделках!»

Грунев снисходительно усмехнулся: «Вообще, что ты знаешь, дорогая, наивная бабочка».

Размашисто черкнул: «Твой солдат». Но этого ему показалось недостаточно, и Владлен лихо подписал: «В. — Грунев — В.».

Эти два «В.» он давно придумал. Бывают же в цирке два — Бульди — два.

Грунев вывел P. S. и, еще более наезжая буквой на букву, дописал: «Замполит майор Васильев, что, по прежнему, комиссар, дал мне вчера, как агитатору, поручение провести беседу в пединституте на тему: „Служим народу“.

Очень боюсь, как это получится. Там такие насмешницы, лучше еще раз в „бою“ побывать».

Владлен сложил листы, положил между ними фотографию и щедро провел языком по клею на конверте.

* * *

На следующий день Грунев получил у лейтенанта разрешение навестить Дроздова в госпитале.

Владлен миновал знакомую зеленую калитку с железной красной звездой, клумбы во дворе, припорошенные снегом, беседку под тополями, где когда-то — это было так давно! — посиживал и сам, выздоравливая.

По крутой деревянной лестнице поднялся на второй этаж и вошел в ту самую палату, в какой поместили его тогда. Дроздов лежал в углу, у окна.

Неловко сжимая под мышкой кулек с арахисом — знал, что Виктор любит его, — Грунев приблизился к постели.

Дроздов был бледен — видно, не отошел еще от операции.

Появившаяся сестра с острыми буравчиками глаз взяла у Грунева кулек, заглянула в него и, сердито сказав: «Не до того», унесла кулек.

Владлен сел на белую табуретку рядом с койкой, произнес с наигранной бодростью:

— Здорово, ефрейтор!

Белые губы Дроздова едва шевельнулись:

— Груня…