Александр Овчаренко - Три заповеди Люцифера

• Название: Три заповеди Люцифера
• Автор: Александр Овчаренко
• Жанр: Детектив
• Год: 2013

В течение одной недели в Москве и Петербурге один за другим погибают трое выдающихся российских учёных. При жизни они никогда друг с другом не контактировали и даже, возможно, не знали о существовании коллег. Единственное, что их объединяло, так это предложение самого Премьера принять участие в работе открывшейся российской «кремниевой долины» — научном центре Свеколкино.

Криминальный характер трёх смертей ученых может бросить тень на проект «Свеколкино» — любимое детище Премьера, поэтому Директор ФСБ поручает подполковнику Каледину провести негласное расследование и раскрыть эти три преступления. Кантемир Каледин, которого коллеги за глаза называли «офицером для особо ответственных поручений», немедленно включается в расследование и в ходе следствия выясняет, что три загадочных убийства — это только вершина айсберга, имя которому Заговор.

События в романе развиваются очень динамично и мало напоминают набившее оскомину криминальное чтиво о заказных убийствах. Несколько параллельно развивающихся сюжетных линий и исторический экскурс в прошлое, представленный в романе в виде дневниковых записей господина Саротозина, делают сюжет романа непредсказуемым и в тоже время очень увлекательным.

---

Летом Василий Иванович любил пить чай в увитой плющом беседке. В этой беседке Мостовой принимал гостей, точнее, просителей, или, как он их называл — ходоков. Гостей в общепринятом смысле слова в семье Мостового не жаловали, и на это были веские причины.

Зимой 1937 года молодой и неопытный Вася Мостовой позвал в просторную московскую квартиру друзей и знакомых, чтобы за шикарно накрытым столом весело встретить новый 1938 год. Гости, как водится, пришли, осмотрели Васины хоромы, восторженно поцокали языком и потянулись к закускам. Под звон хрусталя, озорные здравницы и патефонный джаз, вечер пролетел весело и незаметно, а через три дня Василия вызвали в местное отделение ОГПУ. Кому-то из гостей приглянулась Васина квартира, и он накатал на гостеприимного хозяина анонимку. Тогда ему повезло: среди приглашённых Васей гостей был один из руководителей ОГПУ, работавший в центральном аппарате, который и не дал дальнейшего хода анонимке. Василий отделался лёгким испугом, но с тех пор близко к себе никого не подпускал. Друзей у Василия Ивановича не было, были соратники. Да он и не стремился завести с кем-либо дружеские отношения, хорошо зная, как верные друзья и товарищи по работе, попав в подвалы Лубянки, наперебой оговаривали друг друга в несуществующих грехах. Поэтому и не верил Василий Иванович ни друзьям, ни проверенным временем и властью товарищам по партии. Никому не верил опытный аппаратчик Мостовой.

Со временем в сферу интересов Мостового попали такие же, как он сам, недоверчивые, но прозорливые управленцы, выпестованные военным лихолетьем и жёсткой партийной дисциплиной. Они и составили «Ближний круг» — неформальную организацию, бессменным лидером которой являлся Сталинский сокол. А когда три члена «Ближнего круга» по причине пенсионного возраста выпали из руководящей обоймы, Василий Иванович дошёл до самой вершины российской власти, но вернул их на прежние министерские должности. После этого случая старая гвардия ещё больше сплотилась вокруг Мостового и любое его пожелание воспринимала, как приказ.

Премьеру нравилась созданная Мостовым в министерстве атмосфера высокой исполнительской дисциплины и строгой отчётности, о чём он неоднократно говорил на заседаниях правительства. Слушая дифирамбы в свой адрес, Василий Иванович делал непроницаемое лицо и недовольно поджимал губы. Он не любил, когда на его персоне публично заостряли внимание. Уж он-то хорошо знал, как похвала высокого начальства рождает зависть коллег, которая ой как мешает работе!

После пышного юбилея Мостового все ожидали его почётной отставки: уж больно впечатляющая цифра была на поздравительных адресах юбиляра. Однако ничего подобного не произошло. Василий Иванович, как и прежде, продолжал работать без малейших поблажек себе и подчинённым. Видимо, Премьеру нравились высокие показатели в работе министерства Мостового, и кадровики оставили ветерана в покое.

День был по-летнему тёплый и солнечный. Несмотря на конец сентября, осень только вступала в свои права, осторожно касаясь гранатовых кистей рябин и багряных верхушек клёнов. В этот воскресный день Василий Иванович, как обычно, работал на даче. Понятие выходного дня для министра было условным: он просто менял рабочий кабинет в Доме правительства на беседку на дачном участке.

В это воскресенье Мостовой принимал просителей. Желающих заручиться поддержкой Сталинского сокола было много, но в беседку были допущены не все, кто в осеннее утро приехал в Белую дачу. Василий Иванович интуитивно угадывал, кому следует руку подать, кого чаем напоить, с кем иметь продолжительную беседу, а кому и на дверь указать. И дело было не в «табеле о рангах»: Мостовой мог поддержать молодого никому неизвестного сотрудника своего министерства и в то же время отказать в приёме генеральному директору крупного производственного объединения. Стар был Василий Иванович, стар и мудр! Поэтому и ценил людей не за громкие номенклатурные должности, а воздавал каждому по заслугам.

Во второй половине дня, после того, как поток просителей иссяк, охранник провёл в беседку Климента Михайловича Калмыкова — бывшего сослуживца, входящего в «Ближний круг» и отвечающего за выполнение особо деликатных поручений. Калмыков, подобно вождю мирового пролетариата, был лыс и коренаст. Политические ветры его не ломали по одной простой причине: Климент Михайлович никогда не гнулся против ветра, и если колебался, то всегда в резонанс с генеральной линией партии. При этом Калмыков всегда умудрялся сохранять свою точку зрения, и мягко, ненавязчиво, добиваться решения текущего вопроса в нужном ему ключе. На мир Калмыков смотрел с недобрым прищуром слегка раскосых глаз, поминутно ожидая от жизни очередного неприятного сюрприза. Василий Иванович ценил Калмыкова за прозорливость и трезвый политический расчёт. Единственным недостатком Климента Михайловича был возраст. Впрочем, этот недостаток можно отнести ко всем членам «Ближнего круга» без исключения.

Усадив гостя в плетёное кресло, Василий Иванович наполнил две чайные чашки из тончайшего китайского фарфора настоящим краснодарским чаем и пододвинул гостю розетку с абрикосовым вареньем. Это было знаком высшего расположения, и Калмыков оценил это по достоинству.

Пригубив чай и подцепив серебряной ложечкой янтарную дольку абрикоса, Климент Михайлович зажмурил от удовольствия раскосые глаза и произнёс что-то нечленораздельное, что в свою очередь означало высшую степень наслаждения.

Покончив с чайной церемонией, два ветерана российской индустрии приступили к беседе.

— Что скажешь, Климент Михайлович? Какие новости? — буднично произнёс Мостовой, разворачивая лежавшую на столике свежую газету. При этих словах Калмыков сразу напрягся и даже выпрямил спину, но в соответствии с давно принятыми правилами игры отвечал лениво, как бы нехотя.

— Да какие новости, Василий Иванович! Наше дело стариковское — сиди, смотри сериалы, да редиску пропалывай.

— Не прибедняйся, Климент Михайлович, — равнодушным голосом поправил хозяин, выглядывая из-за газетного листа. — Редиску пропалывать будешь на пенсии, а сейчас ты активный член нашего нового буржуазного общества.

— В том то и дело, что буржуазного! Ну, а новости Вы и сами, наверное, знаете: в связи с аварией в Энске чекисты зашевелились, как в старые добрые времена! Ищут следы вредительства, или, как сейчас говорят, террористического акта.

— Этого следовало ожидать. Кстати, террористический акт и вредительство — два разных понятия, — поправил гостя Мостовой.

— А хрен редьки не слаще! Смысл-то один: ищут виноватых.

— Раз ищут, значит, найдут. Ты-то чего всполошился?

— Так офицеришку одного назначили на это дело. С белогвардейской фамилией, Каледин. Может, слышали?

— С белогвардейской, говоришь? Да сейчас и слов таких никто не знает, а ты хотел, чтобы кто-то фамилию белогвардейского генерала вспомнил. Ну, и чем тебя офицер Федеральной Службы Безопасности Каледин не устраивает?

— Уж больно он усердный, как бы чего не вышло.

— Государственная комиссия уже во всём разобралась и назвала виновных, а что касается расследования по линии ФСБ, то это формальность. Ничего они не вынюхают. Сам знаешь — у нас вредителей нет, а террористический акт комиссия отвергла. Хотя ты, Климент Михайлович, в чём-то прав: надо бы к этому генеральскому тёзке внимательней присмотреться. Где он сейчас?

— Пока в Москве, а куда завтра его занесёт нелёгкая, не знает ни бог, ни его прямое начальство.

— Начальство, может быть, и знает, но и нам не мешает быть в курсе дела. Организуешь?

— Постараюсь, Василий Иванович! Хотя нам теперь за молодыми трудно угнаться.

— А ты сам и не гоняйся, ты организуй всё, как надо, и можешь пропалывать редиску.

На этом приём закончился. Охранник проводил гостя до ворот, где его ждал персональный автомобиль.

После ухода Калмыкова Василий Иванович позвонил по линии правительственной связи, и известный только ему абонент коротко сообщил, что подполковник Каледин занимается расследованием серии убийств, и никакого отношения к расследованию аварии в городе Энске не имеет. К тому же проверка по факту аварии на Уральском механическом заводе уже закончена. Криминала нет, дело закрыто. Василий Иванович сухо поблагодарил и положил трубку. Однако на сердце у старого управленца было неспокойно, и причина этого беспокойства ему была хорошо известна. — Каледин, — повторил он вслух, словно пробуя слово на вкус. — Действительно фамилия белогвардейская! Где ты сейчас, вражий сын? 

Глава 16

15 часов 35 мин. 28 сентября 20** года.

г. Москва. Ленинградское шоссе

Манюню Кантемир увидел из окна автомобиля сразу, как только проскочил поворот. Она стояла возле красной «Audi» и беспомощно озиралась вокруг. Капот иномарки был открыт, что на языке Манюни означало «SOS».