Валерий Гусев - Мстители двенадцатого года

• Название: Мстители двенадцатого года
• Автор: Валерий Гусев
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4444-0203-0

1812 год. Великая армия Наполеона Бонапарта вторглась в пределы Российской империи с твердым намерением — победить. Но не тут-то было! Борьбу с захватчиками с самого начала повели не только регулярные части, но и партизанские отряды.

Поручик гусарского полка Алексей Щербатов назначен командиром летучего отряда с заданием: тревожить фланги и тылы противника, дабы по мере сил сдерживать его продвижение, а также противодействовать ограблению мародерами русского населения. А накануне главного сражения под Бородино эскадрон Щербатова становится ядром отдельной сводной партизанской бригады самого Дениса Давыдова и уходит в свой первый рейд… под видом французских кирасир!

---

— Истомин, — представился. — Предводитель и кавалер. Прошу пожаловать. — Он радушно улыбался, кланялся и суетливо потирал пухлые руки.

Алексей, придерживая саблю, тяжело разминая ноги, затекшие от целого дня езды, пошел рядом. «И что он суетится, — подумалось. — Не русское какое-то хлебосольство».

Возле крыльца толпилась дворня. Истомин быстро и толково распорядился и по ужину, и по устройству отряда, и по кормлению лошадей.

— Овса сможем у вас купить? — спросил Алексей на ходу. — Крайняя нужда. Который день лошади на сене.

— Справедливо замечено. Коли нет овса, конь и без боя упадет. Да только, ваша светлость князь, нет у меня овса и сена в достатке нет. Намедни супостат Бонапартиев наведался. Все подчистую, по-европейски, вымел. Ладно еще, благодаря Бога, в погреба не нагрянул. Есть чем вашу светлость потчевать. А овса нет, ни меры, ни четверти.

Входя в дом, Алексей бросил Волоху через плечо, неслышно:

— Посмотри-ка там. Насчет овса.

— Не извольте беспокоиться, Алексей Петрович. Все понял. Ребят пущу — девки у барина гладкие, через них все прознаем.

— Да так ли понял, Волох?

— Обижаете. Не пальцем делан. У моего батьки, знаете, какой струмент был для…

— Про батькин «струмент», Волох, потом расскажешь. Когда овес найдешь.

— Чтоб гусар — что тебе вино, что тебе овес не нашел — такое, Алексей Петрович, не бывало. И не будет.

— Только… Понял?

— Не пальцем…

— Иди, Волох. Шермака не забудь.

— А то!

Прошли крытый балкон, вошли в залу. Навстречу выплыла хозяйка — полная, без всякой меры в декольте, с голыми до плеч пышными руками — будто любезных кавалеров ждала.

— Наконец-то! — она протянула Алексею обе руки, розовые, надушенные, в кольцах и браслетах. — Освободитель! Рыцарь! Мы уже и ждать вас устали. Мало что французы неистово обижают, так и люди наши от рук отбились. Все с вилами да косами по имению ходят, воевать супостата собрались. Дерзки стали. Меж собой говорят: вот Бонапарта изгоним, государь нам волю даст. Вы бы, поручик, перепороли бы их своими силами. Авось успокоятся.

— Рад бы, сударыня, — зло усмехнулся в усы Алексей, — да только у нас отряд, а не экзекуторы.

— Ах, как жаль! Базиль, — строгий взгляд на супруга, — сам опасается распорядиться. Да уж я ему говорю: из своей руки выпори. «Нет, я дворянин! Распорядиться могу, но не более». А кому распорядиться? Все волком смотрят, волю ждут.

— Софи! — Истомин прижал руки к груди. — Прекратите это. Доставьте лучше князю ужин и покой. Прошу, князь, к столу. Отведайте скудное угощение. Разорил нас супостат.

Алексей с удовольствием сел к столу, сервированному, обильному. Отнюдь не разоренному супостатом. Вина всякие, даже хорошее шампанское. Рябчик, жаркое, икра, рыбка белая и свои караси — золотистые, жаренные в сметане. К десерту — яблоки, варенье, печенье.

— Повар у нас отменный, — говорила без устали Софи, кокетничая, — в Париже обучался. Устриц умеет подать, да где их взять в глуши нашей? Сказывал, и лягушек может сготовить, да у нас, в бедной России, они худы, не мясисты.

— И, матушка, — возразил с веселостью предводитель и кавалер, — глянь-ка за старый амбар, какие там жабы толстенные. Ножки, что у индейки, жирные, мясистые.

— Фи, Базиль! Что за манера за столом гадости говорить! Угощайтесь, Алексис, не чинитесь. Я, чай, в походе вам такое не готовят.

Алексей живо сказал положенный и ожидаемый комплимент. Сложный такой; похвалил в одной замысловатой фразе и котлету, и хозяйку.

— Вишь, матушка, князь овса продать просит…

— Да где ж его взять? — Софи вздохнула и горестно подперла пухлую щеку пухлой ладошкой. — Свои-то лошади овса давно не получали. Все сено прошлого года да ржаная солома. Угощайтесь, князь, вижу, что вы голодны.

Истомин своей рукой исправно подливал вино, не давал пустовать и водочной рюмке.

Позвонил, приказал вошедшему лакею:

— Распорядись баньку истопить для господ офицеров. Да старосту отряди солдат по избам развести. — И пояснил для Алексея: — Тут у меня, верстах в трех, деревенька; что вашим ребяткам в сарае да в палатках мерзнуть. Пусть под крышами погреются.

Алексей предложение отклонил. Не понравилось оно ему: негоже командиру в трех верстах от эскадрона ночевать. Да еще вблизи неприятеля. Который неизвестно где — может, и не в трех, а в одной версте отсюда.

Вошел веселый и бодрый Заруцкой, доложил о размещении людей и лошадей, озорно подмигнул, печально сообщая, что надо бы овса, да вот нет его, разве что Волох на деревне сыщет. Алексей его понял и повеселел. Истомин, усаживая Заруцкого за стол, сделался еще любезнее. Софи все внимание свое перекинула на корнета.

— Заруцкой… Заруцкой… — Стала как бы припоминать. — Фамилия русская, а по облику вы чистый француз. Они стройны и изящны. Вот и в вас нет эдакой дубовости, даже в дворянах наших весьма заметной.

Заруцкой не смущался, Алексей легко и незаметно усмехался в усы. Истомин заметно, но мимолетно хмурился.

Зажгли свечи, смеркалось нынче рано, часы хрипло пробили.

— Что ж, господа, пожалуйте в баньку, а там и на покой. Пьер покажет вам ваши комнаты. Вы ведь на Завидово поутру выступаете? В добрый час, там эти дни спокойно было. Но овса и там не достанете — опустошил поганец француз.

— Стройный и изящный, — добавил под общий смех Заруцкой.

Перед сном Алексей, сытый, свежий после бани, под хмельком, обошел посты и пикеты, зашел в амбар, где со смехом и руганью укладывались на соломе его гусары, одетые, сняв только кивера и сапоги, отстегнув сабли и ташки.

— Сыты, братцы?

— И сыты, ваше благородие, и пьяны, и нос в табаке. Кашевары расстарались — с грибом каша была, наваристая.

— А то! — веселый молодой голос из темного угла. — Гриб мясной подсобрали.

— Да не ври, Фимка, — упрекнули его из другого угла. — Ты ради смеха и батьку родного оговоришь.

— Ребята, — сказал Алексей, выходя, — на соломе трубки не курить.

— Знамо, себе не враги. Пущай не больно тепло, зато не поджаримся.

Подошел Волох, приблизил лицо, негромко сказал:

— Ваша светлость, Алексей Петрович, есть овес-то. В дальнем амбаре.

— Вот завтра четвертей с десяток погрузи. — Помолчал, не зная, что еще сказать. — Осень недалеко, снежок за ней посыпется. Французу прискорбно станет.

— Да ведь мы его не звали. А незваного гостя не чаркой с калачом провожать — железной метлой гнать. А там и по домам…

— Соскучился?

— Как нет? Скучно, Алексей Петрович. Да ведь дома у меня уж нет. Спалили. — Волох не стал объяснять — кто спалил да зачем.

— А родня?

— Разбрелись кто куда.

— Ничего, Волох, соберешь.

— Было б куда…

— Не тужи об этом — Георгия заслужишь — вот тебе и деньги на избу.

Волох покачал в сомнении головой.

— В казаки, что ль, обратно податься? Они без зазрения трофеями обживаются.

— Что ж, подавайся, пенять не буду.

— Нет уж. От добра добра не ищут. Мне при вас привольно.

Тепло стало на сердце от этих слов. Но Волох не был бы Волохом:

— А вы уж, как отличусь, представьте меня к Георгию.

— Хитер ты, Волох. Что торгуешься?

Посмеялись, довольные друг другом. Про Парашу Волох тактично умолчал.

Утром выступили. Гусары перед тем, довольные, нагрузили фуры овсом. Истомин кипел. Алексей выдал ему квитанцию.

— Вы, сударь, лжец. Сами себя наказали. Дали бы добром — заплатил бы серебром.

Квитанция трепетала в дрожащих от злости пальцах.

— Я вас, как родного принял, а вы так-то…

— Не след вам гостеприимством своим пенять. Не благородно. — Алексею надоел этот разговор — никчемный и тягостный. — Прощайте, сударь.

— Еще увидимся. — В голосе, срываемом обидой, разве что угроза не прозвучала.

Алексей усмехнулся, маханул в седло, оправил саблю, затянул чешуйчатый ремешок кивера под подбородком.

Эскадрон двинулся на Завидово. В конце колонны шестериком тянулись две пушки.

Алексей был задумчив. И если бы кто спросил его сейчас, о ком он думает, кого вспоминает — невесту Мари или девку Парашу, вряд ли бы смог ответить.

Едва колонна скрылась за липами, Истомин зло изодрал в клочья квитанцию, пустил обрывки по ветру.

— Егор, сукин сын! Седлай Карьку и дуй во весь опор в Знаменку. Там полк французский стоит. Скажешь, мол, партизаны. Ночевать в Завидово будут. Эскадрон всего. С припасами.

Егор сумрачно переступил с ноги на ногу.

— Не обессудь, барин. Как же все обскажу, коли я по-ихнему ни слова не умею?

— Толмача, дурак, тебе дадут! Живо пошел! Мало я драл тебя! Пошел!

Егор оседлал лошадь, пустился вниз по аллее.

Выехав на дорогу, оглянулся — дом скрылся за липами. И поскакал Егор не влево, к Знаменке, а вправо — к Завидову, что-то зло бормоча под нос, истово понукая коня.