Сергей Сартаков - Философский камень (Книга - 1)

• Название: Философский камень (Книга - 1)
• Автор: Сергей Сартаков
• Жанр: История

---

Слабо потрескивал фитиль свечи. По стенам ползали косматые тени. В маленькой комнатке было жарко и душно. Лица у всех горели - и от духоты, бросавшей кровь к вискам, и от нервного возбуждения, которое всегда сопутствовало таким вечерам, а после резких слов Вацлава достигло особенной силы.

- Не знаю, - первой заговорила Анка Руберова, и голос у нее вздрагивал и прерывался. - Не знаю... Только мне теперь каждую ночь мерещатся всякие ужасы... Я видела их всех во сне...

- Почему ты говоришь о сомнениях, Вацлав? - спросил Пахман, уставившись своими льдисто-холодными глазами в переносье Вацлава. - Мы же знаем, что многое достоверно. И если бы попасть в чарльстонский храм Люцифера, там можно было бы прочесть подлинные пергаменты, продиктованные и подписанные самим Баал-Зебубом. Их же видели и читали. Это не выдумка! Зачем ты спрашиваешь, Вацлав? Почему мы не должны верить Батайлю? Ведь он сам вначале не верил, а потом поверил! Книгу надо читать до конца.

- Есть свет и тьма, - колеблясь, сказал Мацек, - есть тепло и холод, есть верх и низ, есть правая сторона и левая сторона, есть плюс и минус, есть катод и анод, рождение и смерть, начало и конец. Все имеет свои противоположности. Есть бог и есть сатана, это и в Библии написано. Я не понимаю, Вацлав, что означает твой вопрос?

- А пространство? А время? - перебил Шпетка, и в углах губ у него затеплилась обычная лукавинка. - Какие для них существуют противоположности? Скажи мне, Витольд!

- Не надо так, Алоис, - сказал Вацлав. - Он тебе не ответит, ты знаешь. И я не отвечу. И все философы земного шара тебе не ответят. Не жди ответа и от бога. Иначе он не запретил бы Адаму и Еве срывать плоды с древа познания добра и зла. Если мы хотим все это знать, мы должны все это понять сами. Или, - он перевел дыхание, - только с помощью сатаны!

- Вацлав, но ведь сатана, который пишет сам или диктует свои рукописи, - это все-таки только легенда! Мы ведь живем в двадцатом веке, и мы студенты Карлова университета, - еще более колеблясь, отозвался Мацек.

- Но мы и собираемся здесь для того, чтобы постигнуть истину! возразил Вацлав. - Мы можем одно принимать, другое отвергать, но сама истина от этого не изменится. А нам сейчас, во всяком случае, ясно, что истина лежит за пределами обычных, земных представлений. Ясно именно потому, что мы - студенты Карлова университета и видим грань, за которой уже бессильны обычные науки. Вот послушайте, я прочитаю страничку, не дописанную моим отцом. Может быть, это его последняя запись.

И Вацлав развернул тетрадь в клеенчатой обложке. На такие вечера он всегда приносил с собой тетради отца.

- Вот его последние мысли: "...История алхимии - это печальная и оскорбительная для человечества история вопиющей невежественности, всяческих глупостей и шарлатанства.

Если знаменитейший алхимик Раймонд Люлль находил возможным утверждать, что при помощи колбы с водой, поставленной в конский навоз, и холодильных трубок, наглухо спаянных с колбой, можно добиться вечного круговорота вещества, - как человеку нашего времени должно отнестись к этому? Неужели поверить?

Если другой алхимик, Фламель, основой философского камня считает яд, полученный от двух змей, взаимно убивших друг друга, - как согласиться мне с тем, что этот яд содержит в себе волшебную силу, способную излечивать любые болезни? Вернее сказать, содержит не дважды ли убивающую силу!

Если третий алхимик, Арнольд Вильнев, находит влагу, которая якобы образуется внутри камня, раскаленного добела, и эту влагу оттуда каким-то образом извлекает, и влага становится "философским огнем", и огонь этот переплавляет серу, ртуть и свинец в золото... О боже, где предел суевериям! Где предел бесцельным растратам ума!

Так чего же тогда я все же ищу в этих древних рукописях? Почему не откидываю их с брезгливостью? Почему именно этих прославленных алхимиков называю и я шарлатанами или слепыми глупцами, но алхимию, как явление своего времени, считаю достойной уважительного исследования?

Нет и нет, не стремлюсь к воскрешению мертвых, алхимия навечно мертва, - хочу истины! Дерево идет в рост и оставляет на стволе годичные кольца; ил на дне морском откладывается, образуя пластинчатый сланец; песчинки, поднятые ураганом, бьются о камни Хеопсовой пирамиды и наносят ей мельчайшие царапины, а со временем сотрут ее с лица земли. Ничто в мире не проходит бесследно. Какие следы в развитии наук оставила нам алхимия: черты сознательного обмана и наглого шарлатанства или упрямого и честного стремления к постижению самых великих тайн мироздания?

Я вижу бессовестных шарлатанов и рядом с ними вижу величайших, благородных подвижников. Так не только в алхимии, так в астрологии, в спиритизме, во всем, что по "ту сторону". Верю честным! Вместе с ними хочу войти в неведомое. Не золото мне нужно, не философский камень как таковой. Хочу отыскать начало самой жизни, познать, что же такое жизнь и для чего в мире она существует. Мог бы мир существовать без наличия в нем жизни? И тогда для чего? Хочу разгадать пространство и время! Я все испробовал. Какая наука даст мне на это ответ? Бессмысленно утопающему хвататься за соломинку, но он хватается..."

Вацлав положил тетрадь, бережно разгладил ладонью примятую страницу.

- Не знаю, Иржи, и я не знаю. В двадцатом веке сатаны, который пишет сам или диктует свои рукописи, может быть, и нет. Но есть же, все-таки есть в мире какие-то тайные силы, о которых можно найти крупицы хотя бы самых маленьких, начальных знаний только в единственных сочинениях - по черной магии. Пусть даже называются они сатанинскими! Но почему, Иржи, ты, который сам же сперва сказал, что есть бог и сатана, почему ты сейчас заколебался?

Мацек поплевал на пальцы, снял нагар с ближней к нему свечи. Проследил взглядом за тоненькой синеватой струйкой дыма.

- Мне подумалось, что есть и свет и тьма, но белой тьмы не бывает, и эта свеча не может гореть черным пламенем. Есть сатана! Но он дух. И я его, наверное, увижу только тогда, когда и сам стану бесплотным.

- Но люди живые, и многие видели дьявола, - мрачно сказал Пахман. - Не важно, даже если только в своем воображении, то есть становясь на время с дьяволом в одну категорию - духов. Важно то, что разговор с дьяволом потом всегда приносил человеку вполне реальные результаты. И я хочу видеть дьявола, пусть в воображении. И разговаривать с ним, пусть только мысленно. И заставлять его исполнять мои желания вполне реально.

- А помнишь, Вацлав, на прошлой неделе, когда мы ходили с тобой в Петршин парк, ты купил мне белую розу? - вдруг перебила Пахмана Анка Руберова. - Почему ты купил мне белую? Ты всегда покупал красные розы.

- Ну, это, Анка, не важно, красную или белую, - торопливо сказал Вацлав. - Мы сейчас ведем разговор о более серьезном. Продолжай, Витольд!

- Но это тоже серьезно, - настаивала Анка. - Ты скажи, почему белую? Скажи, Вацлав!

- Откуда я знаю! - уже с легким раздражением ответил Вацлав. - Купил и купил! Ну, припоминаю... Заплатил деньги, хотел взять красную, а в руке оказалась белая... Вероятно, ошибся, потянул не за тот стебелек. И неловко же было возвращать цветок продавщице! А ты что, обиделась? Почему же ты сразу мне тогда ничего не сказала?

- Потому... Потому, Вацлав, что накануне я всю ночь думала: "Пусть он мне завтра купит белую розу..." Я приказывала тебе. И ты сделал, как я велела.

- Значит, Анка - ведьма, - тихо прошептал Алоис Шпетка.

Чуточку нервничая, Вацлав отбросил со лба прядь волос. Пристально посмотрел на девушку.

- Знаешь, Анка, если бы наш разговор состоялся не здесь, я бы этого, пожалуй, и не сказал. Но здесь, и сегодня, это очень важно. Да, я тогда действительно слышал твой настойчивый голос: "Возьми белую розу". Именно потому я и взял. А ты сидела на скамье очень далеко от цветочного магазина.

- Очень далеко, Вацлав. Но тогда я тебе уже ничего не говорила, я приказывала раньше, ночью, когда ты был еще дальше от меня. Значит, мысль моя, воля моя, все это время, чуть не день целый, находилась где-то сама по себе, пока не вошла в твое сознание? Ой, мне страшно!..

Она закрыла лицо руками, сидела, вздрагивая.

- Я хорошо знаю, что живу второй раз, - тяжело сдвигая брови, сказал Пахман. - Все это со мной уже было. И в университете учился. И в этой комнате за этим треугольным столом сидел. И пламя свечей так же вот колебалось. И Анка о красной и белой розе рассказывала. Все это уже было.

- А ты не помнишь Витольд, как и чем твоя первая жизнь окончилась? - с любопытством и постоянной своей лукавинкой спросил Шпетка. - Где ты находился между первой и второй жизнью? Долго ли?

Пахман покачал головой, перевел свой прозрачно-голубой взгляд со Шпетки на Мацека.

- Конца своей первой жизни я совершенно не помню. А иногда знаю вдруг: это со мной уже было. И Мацек, ты, Мацек, сидел вот так же, чуть-чуть наискосок от меня. - Брови Пахмана сдвинулись еще плотнее. - Только тогда ты грыз яблоко.