Сергей Сартаков - Ледяной клад

• Название: Ледяной клад
• Автор: Сергей Сартаков
• Жанр: История

---

- Понимаю, - сказал Цагеридзе, - плот разбился в Моинском пороге.

- Разбился. Но - как? Сутки, двое сверх время прождали. Уже и розыск готов. Вдруг - лоцман. Сплыл на салике, два бревна. Еле жив, связать слова не может. К нему: где золото? Утопло. Где люди? Утопли. Ты как жив? Чудом. Вот, начальник, драма. Ты бы как?

- Н-не знаю, - сказал Цагеридзе. - А лоцман что - раненый?

- Лоцмана сразу в кружку. Черта ли в его ранах! Где мильён? Подай золото! Это ведь на дураков: все утопли и золото утопло - один только он жив. На холеру ему самому тогда было спасаться. Через неделю одного охранника выловили. Труп. Голова пробита. Чем? Лоцман: "О камень в пороге". Врачи: "Скорей обухом". Сообрази: утоплен не собачий хвост - мильён золотом. Как без подозрений? Закон: в тюрьму обязательно. Доказывай - не верблюд. Своим чередом розыски, экспедиции. Не ограбил лоцман, случилась, поверить ему, беда в пороге - золото тяжесть же! Не листок березовый, водой не снесет далеко. Тем более мешок. Ко дну сразу прижмется. Привезли на место лоцмана. Под свечками. Вопрос ему: "Где?" Показывает точно. А ну-ка, сунься в пороге на дно! Черта смелет! Давай кошками драть дно, железные сети закидывать. Сказать, идиетство! На стальном канате водолаза спустили. Куды! Тот же миг убило. Вихорь, ураган водяной! Притом еще муть, видимости никакой, полая вода не скатилась. Лесникова изба над порогом. Мысль прокурора: "Мог быть тут сговор с лоцманом?" Обязательно! Проверка. Не получается. Оба с бабой-красой еще за день до плота были в Означенном. Двадцать человек видели. Вот, начальник, счастье! А? Гнить бы им тоже в тюрьме. Как докажешь? Мильён!

- Да, это счастье, - сказал Цагеридзе. - А золото, что же, так и не нашли?

- Два месяца драли дно енисейское. Дери хоть два года. Лоцману суд, в лагеря. Грабеж не доказан. Просто за гибель охраны, людей. И тоже - золота. "Академик", не сумел доставить, спасал себя. На двадцать лет. Строгий режим. Как - правильно?

- Мне трудно ответить, - сказал Цагеридзе, - я не отвечу. Мне кажется, вы тут какую-то загадку загадываете.

Василий Петрович хрипло засмеялся, потер кулаками припухшие веки, стал закуривать новую папиросу.

- Кросворт, - проговорил он с удовольствием. - Понятно, ответ дальше. Золотой мильён казне нелегко забыть. Достоянье республики. Мысль такая: в воде золото - поиск зимой повторить. Через лед. Сечь проруби сподряд и просматривать. Извести хоть сто тыщ, а мильён выручить. Другая мысль: на берегу, в земле лоцманом золото спрятано - оно себя тоже покажет. Без сообщников прятать не станет, не дурак, знает - сидеть в тюрьме. Гепеу, чекисты в работу. Потайной надзор всюду, где золото это самое может явиться. Даже в Означенном фельдшер - от чека, гепеушник. Месяц за месяцем нигде ничего, ни тинь-тилилинь. А в конец зимы - слушай! - приходит к нему лесникова баба-краса. Енисей между тем и над, и под, и в пороге самом весь иссечен прорубями. Каждый вершок дна ощупан. Пусто! Деньги влупили в проруби зря. Отступились, бросили. А баба-краса к фельдшеру с женской болезнью. Он поглядел, говорит: "Излечимо. Только в лекарство, в мазь надо золото растворить". Смекаешь? Ход чекистский. Ну, баба обрадовалась, рвет из ушей серьги золотые, подарок свадебный. Ради здоровья ничего не жалко. А фельдшер: "Нет. В серьгах сплав. Надо лишь самородное, песочек обязательно. Самый пустячок". Баба: где взять? Захочешь - достанешь! Охала, охала, а верно - через неделю снова в Означенном. Достала все же щепоть самую малую. Фельдшер ей мазь сготовил: "Поправляйся, краса!" А на восьмой день - раз! лесника с бабой в кружку. Как так? Анализ на химию сделан. Знай: золото разную примесь шлиха имеет. Каждая партия в книгу добычи записана. Золото бабы-красы с утопленным точно совпало. Куды денешься? Прижали в гепеу лесника - открылся. Дело так. Поздней осенью рыбу лучил, с острогой. Заплыл в тихое улово, десять верст ниже порога, где никто не искал, глянь - у камня, на дне мешок кожаный. Клад! Не твой, ледяной. С бревном от плота, должно, туда его подтащило. Баба-краса на корме с веслом, не видит. Промолчал ей лесник. В другую ночь один сплавал, вытащил. Спрятал в мох, понимал - мало не будет. Вопрос - зачем спрятал? Куда бы он с мильёном в золоте? И вот тебе баланс. Дебет: десять крупиц бабе-красе на мазь, и то обманную, не лечебную. Кредит: тюрьма самому, без зачетов - двадцать лет.

- Двадцать лет! - покрутил головой Цагеридзе. - Женщине - тоже? Ах, это золото! Но лоцмана-то оправдали?

- Двадцать лет - норма. А как? Мильён же! Бабу-красу не посадили. Не способничала. В тайке от нее лесник занимался золотом. А лоцман к тому времю загнулся уже. В лагере.

Василий Петрович пересел поудобнее, растянул посвободнее вязаный шарф на шее. И вторая докуренная папироса, смятая, сдавленная в комок, полетела за шкаф.

В красном уголке все еще визжали девчата, стучали подкованные сапоги парней.

Цагеридзе глянул на часы.

- Да-а, история...

- Черт, могут! - бухгалтер завистливо покосился в сторону красного уголка. - Хоть до утра. Как со скипидару. Куды он пропадает, свой скипидар? А бывало, и сам тоже так. Ты как понял - конец? А этим только на твой кросворт не ответишь.

- Никаких кроссвордов я вам не загадывал и никаких ответов от вас не жду, - сказал Цагеридзе. - Но я с очень большим удовольствием слушал вас. Люблю замысловатые истории. Если это еще не конец, пожалуйста, - что дальше?

Василий Петрович прищурился, еще пошире растянул свой вязаный шарф. Потянулся рукой в карман за папиросами.

- Не ждешь ответа... Зачем тогда спрашивать? Жди. Ответ будет. А далее так. Идет война. Лесник за проволокой колючей, за стальными решетками. Последний сукин сын - грабитель государства. Куды хуже? На мильён покусился! А людей, тоже мильёны, между тем на войне головы свои кладут. Собери всю кровь в одно - другой Енисей выйдет. Брат лесников убит. Брат бабы-красы тоже. В ближней, дальней родне, середь всех знакомых половину мужиков война выкосила. Другие, кто жив, - в орденах, в медалях. Сопоставь. И лесник сопоставляет. Тут мир. Берлин взят, радость общая. Лесник тоже празднует. За решеткой. Сукиным сыном празднует. Указ: амнистия. Кому гибель, а ему удачу война принесла. Понимает и это. Но куды из тюрьмы? К дому! На его должности баба-краса. Не работа - должность. И ей не зарплата, главный жир - зверь и рыба. Все, как было. Только теперь он к бабе-красе в иждивенцы. Приняла. Хотя грабитель государства. И еще на совести лоцманова смерть. Еще всех братьев, сватьев своих, которые за Родину головы клали, пока он не под пулями грех свой отрабатывал. Но, ладно, вернуться - вернулся. Рыбу ловит, капусту сажает. Год проходит, второй. А у бабы-красы радости нету. Не в нее, в себя глядит мужик.

- Как "в себя"? - спросил Цагеридзе.

- Зима перехватила дороги, - не останавливаясь, продолжил свой рассказ бухгалтер, - на Означенное, кроме на лыжах, не выбежишь. Белым снегом все устелило. Уходит утром лесник, ружье на плече, топор за поясом. Надежда: сохатого завалить. Дело привычное. День весь кончился - нету. Ночь опустилась. Нету. Баба-краса с крыльца в воздух палит: заблудился мужик услышит. Нету. И до утра нету. Где? Холера знает, может, и медведь задрал. В Саянах их пропасть. Светает. Баба-краса на лыжи, по следу. В снегу, как напечатанный, никем не перейден. След впрямую к Моинскому порогу. На берегу лиственница срубленная, щепки чистенькие. Обтесанный ствол унесен. Баба дальше. Скала в самый порог выдалась. Наверху скалы свежий крест стоит, в трещину накрепко вбит, раскреплен клиньями. Все по-хозяйски. Крест чисто сделанный, под шатровой накладкой. От дождей. Со скалы след кружит к реке. Баба дальше. По льду. Прорубь. Морозом уже остеклило ее. Следы только до проруби. Ружье лежит, топоришко заиндевел...

Василий Петрович грубо выругался, вскочил на ноги. Щелчком выбил из пачки папиросу, вздрагивающей рукой поймал ее на лету. Посмотрел на Цагеридзе угрюмо и тяжело.

- Подходит для кросворта? Кто поставил крест - ясно. А кому?

- То есть как - кому? - спросил Цагеридзе, несколько недоумевая, отчего так, вдруг, переменился Василий Петрович, стал какой-то особенно колючий и жесткий. - Может быть, я не понял, хотя слушал очень внимательно. Лесник поставил крест сам себе.

Бухгалтер медленно поднял палец кверху. Палец толстый, заскорузлый и кривой.

- Богов у лесника в доме не было. Неверующий. Это учти. Крест на земле - смерть, крест на скале - гибель. Вот что хотел он обозначить. В сторону - чего он думал, когда не на бабу-красу свою, а в себя глядел. В сторону - какая сила его потянула прорубь в реке просечь: тоска по золоту или стыд перед людьми, перед Родиной? Конец его правильный. Сюда гляди, вникай. Он мильён этот не из банка украл, он из реки поднял его. Век бы там не нашли. Как этого сокровища - "Черного прынца", что ли. А конец мужику законный, гибельный. И не от посторонней руки. Сам. Разложил судьбу свою направо, налево. Жить бы мог. А он - в прорубь. Ты мне вопрос. Я тебе ответ. Кросворт твой был обо мне. Не дурак я. Вот так, начальник. Ну, что? Пошли искать золото? Ты спрашивал: куды мы денем его?