Дмитрий Дмитриев - Золотой век

• Название: Золотой век
• Автор: Дмитрий Дмитриев
• Издательство: Посылторг
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-85464-015-5

Дмитрий Савватиевич Дмитриев (1848–1915), прозаик, драматург. Сын состоятельного купца. После разорения и смерти отца поступил писцом в библиотеку Московского университета.

С конца 80-х годов пишет в основном романы и повести, построенные на материале русской истории. Это прекрасные образцы исторической беллетристики, рисующие живые картины «из эпохи» Владимира Красное Солнышко, Ивана Грозного, Алексея Михайловича, Петра I, Павла I и др.

Романы Д. С. Дмитриева привлекают читателей обилием фактического материала, разнообразием бытовых сцен, легким слогом повествования.

Роман «Золотой век» (М., 1902) повествует об эпохе царствования Екатерины II.

---

— Вы русские… я рад вам, рад; я люблю русских, люблю… русский народ хороший, живите у меня сколько хотите, — говорил Узбек, показывая Серебрякову и Ольге их новые жилища, а также предлагая им вино и еду.

— У меня хорошо… обиды вам ни от кого не будет… Да я и не позволю обижать своих гостей.

— Нам только дай приют ненадолго. Мы у тебя, Узбек, не загостимся, — отвечал ему Серебряков.

— Зачем ненадолго… гости больше.

— Нам бы на родину попасть.

— Куда спешишь? и на родину попадешь.

— Мне надо в Киев спешить, — проговорила татарину Ольга.

— Киев знаю, хороший город, большой город. У тебя там батька, мамка?

— Да, отец и мать… Только не знаю, живы ли они?

— А еще кто есть? — спросил Узбек у молодой девушки.

— Жених…

— Жених! А разве он не жених твой? — опять спросил татарин, показывая на Серебрякова.

— Нет, это мой брат названый, мы с ним томились в неволе у турок.

— Турки злой народ, нехороший. Вы бежали из Турции?

— Да, бежали. Мы, Узбек, боимся, чтобы нам опять не угодить в неволю.

— Не бойся, барин, не бойся, старый Узбек сумеет защитить и укрыть своих гостей.

— Если бы ты нам помог добраться до России, как бы мы были тебе благодарны.

— Отчего не помочь, помогу, у меня кони есть, лихие кони, старый Узбек сам свезет своих гостей домой, хоть и далеко до вашего дома.

— Мы хорошо за это тебе заплатим, — проговорила татарину Ольга.

— Зачем плату, мне не нужны деньги. Узбек со своих гостей не берет плату.

— Скажи, Узбек, не слыхал ли ты или не знаком ли с татарином Ибрагимом, он торгует невольниками? — спросил Серебряков у своего хозяина.

— Как не знать, знавал я торговца «живым товаром», хорошо знавал, дурной он был человек, злой.

— Жив он?

— Нет.

— Как, умер? — воскликнул Серебряков.

— Давным-давно.

— Он меня и продал туркам.

— Не одного тебя, барин, а много сделал он людей несчастными, за то и смерть его была лютая: по злобе один татарин Ибрагиму брюхо ножом пропорол, все кишки выпустил, так и подох Ибрагим. Жаден был до золота, да ведь все оставил, с собой в могилу ничего не взял.

— А я очень боялся, чтобы не попасть ему на глаза.

— Не бойся, барин, Ибрагим давно спит в сырой могиле, теперь он никому не страшен.

Серебряков и Ольга прожили у старого татарина Узбека почти целый месяц. Ранее Узбек никак не хотел их отпускать.

Гостить у доброго и ласкового татарина им было неплохо.

Узбек по своему радушию и гостеприимству не походил на татарина, а скорее на русского хлебосольного хозяина.

Ни Серебрякову, ни Ольге теперь как-то не хотелось покидать гостеприимного и предупредительного татарина, они за последнее время так привыкли к нему, как будто были давно с ним знакомы. Все дни проводили вместе с Узбеком, гуляли с ним по картинному морскому берегу.

Старик-татарин рассказывал им про Крым и про его прошлое, говорил, что многие татары ждут не дождутся того времени, когда они от турецкого султана перейдут под власть «белой» русской царицы и как им в ту пору будет хорошо жить.

— И время то придет скоро, русские орлы возьмут Тавриду. Мы молим Аллаха, чтобы он скорее даровал победу вашей славной царице над турками. Много нас, готовы помогать русским, мы любим русских и ненавидим турок, — говорил Узбек своим русским гостям, — пусть ваша царица возьмет нас под свою царскую руку. Мы будем ей служить и подати платить исправно!

Желание старого татарина скоро сбылось, и весь Таврический полуостров присоединен к обширным русским владениям.

Настало время, когда Серебряков и Ольга должны были проститься с ласковым и хлебосольным Узбеком и выехать на родину.

Напрасно старый Узбек оставлял своих гостей.

— Спасибо, Узбек! — за все спасибо, но мы должны ехать в Россию, мы крепко соскучились по родине, — за себя и за Ольгу ответил татарину Сергей Серебряков.

Серебряков и Ольга стали собираться в дальнюю дорогу.

Узбек выбрал пару лучших из своих коней, запряг их в телегу, или арбу, с верхом, сделанным из толстого полотна, которая могла укрыть путников и от солнца, и от дождя; он сам захотел проводить гостей своих.

И провожал их далеко.

При расставанье Серебряков и Ольга хотели дать ему денег, но старик татарин отказался от этого.

— Вы мои гости, а с гостей денег не берут, — промолвил Узбек.

Расставание его с гостями было самое сердечное.

XXIII

Далек и тяжел был путь Сергея Серебрякова и Ольги из Крыма в Киев, но все же кое-как они добрались до «стольного» города. Продолжительное путешествие еще более сблизило Серебрякова и Ольгу; они смотрели на себя, как брат и сестра.

Ольга была бесконечно счастлива, когда, подъезжая к Киеву, она увидала позлащенные главы церквей и монастырей, горевшие на солнце и утопавшие в зелени. Картина была очаровательная.

— Вот мой родной город, мой дорогой Киев. Посмотри, брат, какая чудная картина перед нашими глазами, — восторженным голосом проговорила молодая девушка, показывая Серебрякову на видневшийся вдали Киев.

— Да, да… Чудная картина, оторвать не хочется своего взора от такой картины, — согласился с нею Серебряков.

— А ты прежде в Киеве не бывал?

— Нет… Я в первый раз.

— Ах, мой брат, не знаю, с чего у меня начинает замирать сердце. Боюсь не перед добром. Не знаю, живы ли мои отец с матерью, также не знаю, жив ли мой милый жених, мой Тимофей. Ведь уже более трех лет как я не видалась ни с отцом, ни с матерью, ни с милым женихом, — печально проговорила молодая девушка.

— Скоро их увидишь, Ольга.

— Увижу ли… Может, их уже и на свете нет… Чай, родимая матушка с горя да с тоски, что любимая ее дочка пропала бесследно, не перенесла несчастья и умерла… Может, также и отец мой давно в могиле.

— Что за грустные мысли у тебя, Ольга? Мы еще и в город не въехали, а ты уже печалишься, как будто знаешь, что твои родители и жених умерли… Ты вот скоро их увидишь… А я… У меня в Киеве нет ни родных, ни знакомых, — промолвил Серебряков, как-то и сам невольно впадая в печальный тон.

— Как?., ты совсем забыл… у тебя в Киеве будет сестра, которая любит тебя братской любовью и заботится о тебе, как о родном брате.

— Спасибо, Ольга!

— Я повезу тебя прямо в наш дом, он на самом берегу Днепра. Мои отец и мать рады будут такому гостю. Потом тебя я познакомлю со своим женихом. Да нет, что я говорю… Может, Тимофей давно уже женился на другой… Станет ли он помнить меня, ждать.

— Если он тебя любит, то едва ли до конца позабудет.

— Ведь более трех лет, как я не видала моего Тимофея. Он, наверное, думает, что меня нет в живых.

Так разговаривали Серебряков и Ольга, подъезжая к Киеву.

Вот и самый город «стольный, древний». Широко и красиво раскинулся он по берегу величественного Днепра.

Вот и величавая лавра киевская со своими вековыми памятниками, воздвигнутая трудами подвижников православия.

Красавица Ольга, бледная, взволнованная, показывает своему вознице дорогу к родимому дому.

Домик черногорца Данилы Христич, который давным-давно переселился из Черногории в Россию и принял русское подданство, был на Подоле и буквально утопал в зелени каштановых деревьев и пирамидных тополей.

Обширный сад, примыкавший к домику, был почти на самом берегу Днепра. Черногорец Данило и его жена Марья Ивановна были, хоть и не стары годами, но страшное горе, на них обрушившееся, прежде времени их состарило.

А горе их было великое, непроходное: единственная дочка Ольга, краса и радость всей их жизни, пропала бесследно, почти накануне своей свадьбы с молодым боярским сыном Тимофеем Зарницким.

Из сада Данилы Христича была калитка на берегу Днепра; Ольга отворила эту калитку и пошла пройтись немного по берегу Днепра.

Данило и его жена видели, как их дочка подходит к калитке, они в то время в саду находились.

— Гляди далеко не ходи, время позднее, — предостерегала Ольгу ее мать, Марья Ивановна, без ума любившая свою дочку, шестнадцатилетнюю красавицу.

— Не бойся, мама, не пропаду и не растаю, — с веселой улыбкой отвечала Ольга.

— Ох, Оля, так не говори…

— Почему же?

— Потому — не гоже, дитятко.

— А почему, мама, не гоже?

— Отстань, Олюшка… с тобой, стрекозой, только заговори, не отстанешь…

— А разве я к тебе, мама, пристала?

— Известно…

— Не так, мама, пристают…

— А как же, по-твоему?

— По-моему, вот так.

И молодая девушка крепко обнимает и целует свою мать.

— Пусти, Ольга, пусти, задушишь…

— И задушу, мамуся, задушу тебя своими поцелуями…

— А меня, дочка… меня, иль забыла? — с легким упреком говорит Данило, ласково и любовно посматривая на свою дочку-резвушку.