Николай Печерский - Важный разговор [Повести, рассказы]

• Название: Важный разговор [Повести, рассказы]
• Автор: Николай Печерский
• Издательство: Центрально-Черноземное книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1975

Об издании в Воронеже этой книги, которую вы сейчас держите в руках, писатель мечтал при жизни. Он хотел включить в нее новую повесть «Осенняя переэкзаменовка», которую тогда писал, и вещи, созданные либо в Воронеже, либо позднее, в Москве, однако на воронежском материале. В творческой заявке в издательство он дал и название этой книге — «Важный разговор».

К сожалению, новая повесть так и осталась незаконченной, и теперь мы публикуем «воронежские» вещи Н. Печерского — «Будь моим сыном», «Сережка Покусаев, его жизнь и страдания», «Таня», «Прощай, Борька!» — и несколько написанных ранее рассказов.

---

Приезду Ваняты не удивились. Пыхов помог тетке Василисе разгрузить телегу, спросил, что нового в селе, и только потом обратил внимание на тетки Василисиного пассажира.

— Погуляй, раз такое дело, — сказал он. — Тезке подмогни. Эй, Вань, — окликнул он Сотника, — слышь, что ли?

— Очень надо! — сказал Сотник. — Обойдемся…

Тракторист покачал головой, подтолкнул в спину Ваняту.

— Иди-иди, не робей!

И вот они сидят на корточках друг перед другом, почти стукаясь лбами. Лицо Сотника невозмутимо, уголки губ стянуты узелком.

Ванята вымыл поршневой палец с поперечной бороздкой посредине, положил сбоку на фанерку. Сотник, не меняя позы, взял деталь, придирчиво оглядел ее со всех сторон, ковырнул что-то ногтем, вытер насухо ладонью.

— Чего придираешься? — не утерпел Ванята. — Когда надо, так молчишь, а теперь…

Сотник понял, куда клонит Ванята. Видимо, и сам он вспоминал порой про случай на свекольном поле.

— Пожалели тебя, дурака, — сказал он без всяких предисловий, — а ты ходишь теперь и воняешь. Тебя же Сашка Трунов без соли мог сожрать. Сашке на все плевать! Я парторгу про все лично докладывал. Так, говорю, и так, правильно оргвопрос решили или нет?

Ванята вскинул голову.

— Чего он сказал? — спросил, не дыша.

— Сказал: поживем — увидим. Больше ничего. Что про тебя говорить, и так все ясно…

Ванята вспыхнул. Едва сдерживаясь от злости и нетерпения, стал сбивчиво, через пятое на десятое, объяснять, как все случилось. Сотник слушал уклончиво и, видимо, не верил.

Пыхов закончил работу, пошел к тетке Василисе. Они стояли в стороне, о чем-то тихо говорили и поглядывали на Ваняту. Сердце его тихо и больно сжалось.

Затем Пыхов подошел к Сотнику, вынул из комбинезона записную книжку, что-то нацарапал карандашом и сказал:

— Дуй в правление, председателю отдашь. Солидолу подбросить надо.

— И не подумаю! — сказал Сотник. — У нас этого солидолу вон сколько. Тоже сказали!

Пыхов молча выслушал Сотника, взял с верстака деталь, над которой мараковал, и пошел по жнивью в степь — грузный, широкоплечий, в кирзовых, порыжевших возле носков сапогах.

Сотник посидел несколько минут над баком с керосином, потом отряхнул руки, вытер паклей, поднялся.

— Сам тут домывай, — сказал он. — Тоже мне выдумали — солидол!

Свистнул в руке Сотника кнут, загремела телега, на которой приехал Ванята.

— Эй, Вань! — крикнула вдогонку тетка Василиса. — К тете Груше не забудь. Скажи — Ванята тут заночует. Ты чуешь, чи ни?

— И не подумаю! — донеслось с телеги. — Тоже мне скажут!

Тетка Василиса, подбоченясь, смотрела на Сотника. Телега свернула на межу, скрылась из глаз. Среди хлебов, будто бы сама по себе, плыла дуга с железным колечком наверху.

— Ну до чого ж гарный хлопчик! — сказала тетка Василиса. — Ну просто тоби мужчина! Ты погуляй, Ванята. Зараз вечерю готовить буду. Скоро хлопчики наши прийдут.

Ванята побродил вокруг тетки Василисиной кухни, поднялся, будто на корабль, по железной стремянке в вагончик трактористов. Справа стояли двухэтажные нары, лежали подушки, матрасы, чьи-то брошенные наспех полосатые штаны. На стене — выцветшие лозунги и девушка с распущенными волосами из журнала «Огонек». Возле окошка — прикрепленный насмерть к полу стол. На нем лежала книжка «Основы тракторного дела. Практический курс».

Ванята полистал «Практический курс» и вдруг увидел перед собой мальчишку в полосатой тельняшке и синем комбинезоне. Наверняка догадался Сотник, что драпанул Ванята из дому. Его разоблачили, раздели догола, уничтожили! Погоняет сейчас Сотник лошадь и думает: «Вот шатун, ну и шатун, черт побери!»

А главное, никому нельзя рассказать про свою беду — почему с матерью поссорился, почему сцепился с Сашкой Труновым. Много этих злых, ядовитых «почему» собралось на беду Ваняты. Но он же не о себе лично заботился. Сашка приклеил им с матерью кличку «шатунов». А ему стало обидно, хотелось, чтобы в деревне знали настоящую правду про его мать и вообще про всю фамилию Пузыревых. Ему лично, если так, ничего не надо… На свекле он, конечно, свалял дурака. Но должны же и они понять… Вспомнил Ванята и про парторга. Вот, оказывается, какой! Ни за что не простит ему этого Ванята. Пускай не надеется.

Солнце закатилось, но в степи все еще было светло. Только в овраге стоял узкой полосой дымный, густой туман. Тетка Василиса жарила молодую картошку с салом. В печурке загадочно светился багровый огонек, звал в какие-то далекие дали. А куда — неизвестно…

Вскоре появились трактористы. Усталые, чумазые, как черти. Мылись возле вагончика. Ванята сливал из кружки на загорелые нестриженые затылки, держал наготове вафельное полотенце.

— Не жалей! — покрикивали трактористы. — Поливай!

Стемнело. Из вагончика вытащили длинный черный шнур с лампочкой-переноской. Ярко вспыхнул на воле огонек. Все погасло вокруг — и поле, и вагончик, и тетка Василиса, которая накладывала картошку в глубокие железные миски. Только у стола дымился светлый круг. Был виден и высокий непочатый каравай хлеба, и разложенные по порядку ложки, и кружки с тенью от ручек, и озаренные снизу лица трактористов.

Ванята съел миску картошки, выпил пахучего, терпкого чаю, который тетка Василиса заварила на вишневых веточках, и немного повеселел. Все казалось теперь чуточку проще, а жизнь — доступней и лучше. Молоденький вихрастый тракторист предложил Ваняте сгонять разок в шахматы. Расставив локти на столе, Ванята склонился над доской.

Тракторист играл не торопясь, долго обдумывал каждый ход. Поднял фигуру и, прицеливаясь, куда ее поставить, спросил:

— Ты в самом деле в колодец лазил?

Ванята вздрогнул.

— Врут! — неохотно сказал он. — Кольцо само в ведро попалось…

— И я тоже так размышляю, — ответил тракторист. — Там же прямо тебе шахта! Тетка Василиса сколько меня подъялдыкивала — лезь, мол, и все… А играешь ты ничего. Мастак!

Вскоре тракторист объявил «мастаку» мат. Поднялся довольный, с хрустом расправил плечи и сказал:

— Айда спать, а то уже туман в глазах.

Постелили Ваняте на втором этаже. Вихрастый тракторист раздевался внизу, разглядывал в полумгле портрет девушки из журнала и вздыхал. Заскрипели доски. Тракторист лег рядом, сказал сам себе: «Н-да, вот это ягода» — и затих.

И тотчас где-то очень далеко, возможно, на самом краю света, взвизгнула гармошка. Потом снова пришла тихая, глухая тишина. За окошком вспыхивали порой и пропадали желтые огоньки-светляки. Это работал в ночную отец Пыховых…

В тишине хорошо спится, приходят тихие сны. Ваняте приснился отец. Он был не такой, как на карточке, но все равно похожий. В солдатской, выгоревшей на плечах гимнастерке, в больших, как у тракториста Пыхова, сапогах. Они шли по лугу. Вокруг цвели ромашки, клонила к земле сизые кисточки люцерна, дымились желтые огоньки сурепки.

«Люблю я тебя без памяти! — сказал отец. — Думаешь, легко мне было вот такому возвращаться. Лицо, видишь, какое? После пожара это…»

«И я тебя люблю, — признался Ванята. — На всю жизнь!»

Вдоль дороги, будто брошенные кем-то листочки бумаги, летали по ветру белые мотыльки. А может, в самом деле бумажки — от того самого письма, которое прислал Гриша Самохин. Ну и дурак все-таки этот Гришка!..

Потом отец и Ванята увидели овсяное поле. Густое, зеленое, чуть подернутое сизым налетом. Будто еловый бор. Где-то там, в гуще его, если подумать, сидит желтоглазая сова, стоят на своих белых ножках грибы, озираясь, бредет плутовка лиса…

Они постояли у края поля, потом отец сказал:

«Ты иди, а я после тебя. Чтобы сюрприз! Портрет, говоришь, висит?»

«Висит. Я тебе точно. На всю жизнь!»

Отец обнял Ваняту, притянул к себе. И тут Ванята проснулся. Рядом, положив ладонь на его плечо, спал отец Пыховых. В окошке брезжил рассвет. Слышалось, как где-то далеко, наверное, в Козюркине, стройно пели утреннюю зорю петухи.

Лицо Пыхова было спокойное, на щеках и подбородке выжелтилась колючая щетина. Выше густой и тоже с рыжинкой брови темнела маслянистая полоска — видимо, недосуг было отмыться в темноте после ночной смены. Ванята снял руку Пыхова с плеча, поднялся. Пыхов встрепенулся, сонными глазами поглядел на Ваняту.

— Ты чего? Лежи, говорю…

— Я сейчас. Спите. Я по делу…

Пыхов перевернулся на другой бок и снова захрапел.

Степь уже проснулась. А может, она и не затихала с овеем. Ворчали, выворачивая пласты земли, тракторы, помахивали издалека ребристыми мотовилами комбайны, стрекотали жатки-тараторки.

Ванята выбрал самую короткую дорогу в Козюркино. Только домой! Все будет, как в этом хорошем сне — и отец, и ромашковый луг, и овсяное поле, в котором, если помечтать, прячется желтоглазая сова, стоят на белых ножках грибы, озираясь, бредет плутовка лиса…