Гершом Шолем - АЛХИМИЯ И КАББАЛА

• Название: АЛХИМИЯ И КАББАЛА
• Автор: Гершом Шолем
• Издательство: Gemma magica
• Жанр: Религия: иудаизм
• Год: 2014

В двадцатых годах XX в. молодой Г. Шолем обратился к вопросу связей между алхимией и каббалой. Полвека спустя выдающийся исследователь каббалы, во всеоружии научных знаний и опыта, вернулся к предмету своей старой работы.

В книге рассматриваются взаимоотношения каббалы и алхимии, история еврейской алхимии, алхимические мотивы в каббале, попытки синтеза «каббалистического» и алхимико-мистического символизма в так называемой «христианской каббале», загадочный трактат «Эш мецареф» и другие темы.

Книга впервые переводится на русский язык.

Настоящая публикация преследует исключительно культурно-образовательные цели и не предназначена для какого-либо коммерческого воспроизведения и распространения, извлечения прибыли и т. п.

---

Одновременно, сходным образом объединил каббалу и алхимию ученик Парацельса Франц Кизер, имевший доступ к неопубликованным сочинениям Кунрата. Он издал своего рода выжимку из учения Парацельса под названием Cabala chymica (Франкфурт, 1606); здесь он утверждал, что магия является философией алхимии и «к ней относится предпочтительная часть каббалы» (само собой разумеется, что Кизер в духе Парацельса проводил различие между дьявольской, испорченной каббалой и каббалой без изъяна, которая является не чем иным, как высшим итогом истинной философии). В той же книге он, подобно «соавтору» Фламеля и позднее Томасу Вогану, заявляет: «Можно смело полагать, что никто полностью не овладеет summa arcani (суммой всех тайн), не приобретя глубокие познания в магии и каббале». Это недалеко ушло от утверждения Кунрата касательно того, что «каббала, магия и алхимия должны быть и будут объединены и использованы вместе»[181].

Вскоре после описанных событий мистическая концепция алхимии нашла своё наиболее существенное выражение во влиятельных сочинениях, так называемых розенкрейцеров, которые начали издаваться с 1614 г.; особенно важна в этом плане Chymische Hochzeit Christiani Rosencreutz («Химическая свадьба Христиана Розенкрейца»). Как нам сегодня известно, автором этого сочинения был швабский теолог и теософ Иоганн Валентин Андреэ (Андреа, 1586-1654), мечтавший ещё в дерзновенной юности о мистической реформе христианства. Вопрос о том, существовало или нет до XVIII в. истинное братство розенкрейцеров, не имеет значения для предмета нашего обсуждения; однако, некоторые дебаты, порождённые этими ранними розенкрейцерскими сочинениями, важны для нас в связи с их долговременным воздействием.

Исключительно важную роль в популяризации связи между христианской каббалой, алхимией и магией сыграли английские теософы, которые активно участвовали в указанных дебатах и оказали громадное влияние на организационную сторону розенкрейцерства XVIII в. Я имею в виду, прежде всего, Томаса Вогана (1641-1666) и чуть старшего годами Роберта Фладда (1574-1637). Каббалистические и алхимические символы настойчиво приравниваются друг к другу в нескольких сочинениях Фладда — где, понятно, сотворение золота выступает лишь как материальный символ преображения человечества и достижения им стадии совершенства во Христе. В трактате Фладда Truth’s Golden Harrow («Золотой плуг истины»), написанном около 1625 года[182], и в его последней большой книге Philosophia Moysaica («Моисеева философия», 1638), в каббалистической символике двух форм буквы алеф обнаруживается алхимическая трансмутация тёмной prima materia в сверкающий Камень Мудрости. Ещё в XIII в. испанский каббалист из Сории Яаков ха-Коэн, изъясняя древнееврейский алфавит, писал о тёмном, внешнем виде букв и их светлой мистической форме; на пергаменте Торы мистическую форму символизируют белые (пустые) пространства между чёрными очертаниями букв. Рейхлин, который ознакомился с данным трактатом в составе каббалистического манускрипта, побудил Фладда принять вышеизложенное алхимическое толкование, и оно часто встречается в сочинениях последнего. По Фладду, драгоценные камни на наперснике первосвященника, мистически толкуемые каббалистами как лучи света — в Торе они называются «Урим и Тумим» (сияющие буквы оракула), хотя точное значение термина утрачено — намекают на процесс трансформации «камней» в Камень Мудрости, тот самый Urim. Алхимические интерпретации библейских стихов и каббалистических мотивов (возможно, восходящие к Писториусу), в дополнение к образам из многочисленных прочих источников, постоянно встречаются в сочинениях Фладда.

То же можно сказать и о трактатах Томаса Вогана, которые ходили по рукам и в XVIII в. и всегда объединяли оба символических мира. В Magia Adamica, Воган открыто заявляет, что еврейская каббала является «химической» и выражается в натуральных явлениях; в качестве источника он называет, однако, вымышленную книгу Авраама Еврея, чьи откровения основаны на сочинениях Фламеля. Все эти тексты были написаны примерно за 25-50 лет до публикации Kabbala Denudata. Вполне естественно, что такие единомышленники, как указанные авторы, нашли в сочинении Кнорра фон Розенрота подтверждение своего давно сложившего мнения о гармоническом единстве, если не тождестве, алхимии и каббалы. Но и спустя два года после выхода первого тома Kabbala Denudata (включающего «Эш Мецареф»), в Coelum Sephiroticum Hebrærorum («Иудейские сфиротические небеса») Йоганна Кристофора Штееба (Майнц, 1679) нет ни следа этих новых воззрений; небеса сфирот представлены здесь средствами, почерпнутыми исключительно у Агриппы и из собрания Писториуса — с привлечением медицины и естественных наук — и расцвечены алхимией.

Я не могу точно сказать, когда именно два пересекающихся треугольника гексаграммы утвердились в алхимии в качестве символа алхимической связи огня и воды. Объяснялось это с помощью заимствованного из мидраша толкования ивритского слова shamayim (небо) как комбинации esh (огонь) и mayim (вода). Во всяком случае, около 1720 г. символ этот уже был распространён в алхимии. Пойкерт называет вписанную в круг гексаграмму магическим знаком, используемым евреями (предположительно в некромантии); тут он ссылается на Парацельса, но признаёт в примечаниях, что соответствующий рисунок появляется лишь в рукописных маргиналиях на экземпляре сочинений Парацельса в издании Гусера, которым сам Пойкерт пользовался во Вроцлаве[183]. Конечно, магические гексаграммы появлялись на еврейских и не только еврейских амулетах в качестве «Печати Соломона» и позднее «Щита Давида». Эта еврейская терминология была безусловна известна автору-алхимику, опубликовавшему в 1724 г. в Берлебурге, знаменитом центре христианской теософии, брошюру под названием Naturæ Naturantis & Naturatæ Mysterium in Scuto Davidico exhibitum.

На заключительной стадии развития этой концепции мы встречаем двух южно-германских теологов, в сочинениях которых каббала и алхимия образуют своего рода интимный союз, чьё формирование я пытался описать. Оба они — всецело мистические души, пытавшиеся разработать универсальную символику. Это Георг фон Веллинг (1652-1727) и швабский прелат и теософ Фридрих Кристоф Этингер (1702-1782); оба пользовались большим влиянием в своём и следующем поколениях. Характер главного труда Веллинга полностью раскрыт на титульном листе. Первое полное издание его книги было озаглавлено так: «Маго- Каббалистическое и Теософское сочинение, Заключающее в Себе Начала, Природу, Свойства и Использование Соли, Серы и Меркурия, Описанные в Трёх Частях, и Содержащее в Числе Различных Математических, Теософских, Магических и Мистических Материй, Изъяснение Способа Получения Металлов и Минералов, Исходя из Основ Натуры, Вкупе с Главным Ключом к Труду в Целом и Всевозможными Поразительными Магико-Каббалистическими Фигурами. В Дополнение, Прилагаются: Трактат о Божественной Мудрости и Особое Добавление с Некоторыми Весьма Редкими и Драгоценными Химическими Манускриптами». Эта книга постоянно находилась на столе у Гёте в тот период, когда он присоединился к кругу Сусанны фон Клеттенберг; он также описал её во второй части «Поэзии и правды». По сути, намерения Веллинга были такими же, что у Парацельса, мечтавшего связать два света — свет благодати и свет природы — и выявить тем самым их действие. Как говорит в предисловии Веллинг, он не собирается обучать кого-либо физической алхимии и изготовлению золота, но стремится «к чему-то более возвышенному, а именно показать, как увидеть природу в Боге и как можно рассмотреть Бога в природе и как следующее из этой премудрости истинное служение творения в качестве благодарственного приношения проистекает к Творцу». Это пространное сочинение пронизано теософскими интерпретациями алхимических идей, в которые также вплетаются концепции маго-каббалистов; в итоге автор приходит к полному слиянию этих областей. Выражение «маго-каббала» отражает развитие того сплетения магии и каббалы, что произошло со времён Пико; и сплетение это можно найти во всех представленных нами текстах, а также у Якоба Бёме. Без сомнения, широко образованный и начитанный Веллинг перенял некоторые еврейско-каббалистические идеи и был хорошо знаком с Kabbala Denudata Кнорра фон Розенрота. В сущности, однако, его представления о каббале мало отличаются от воззрений Парацельса и его школы и связаны с еврейской традицией лишь названием.

Основополагающий миф, который выступает отправной точкой труда Веллинга (особенно в первой главе, посвящённой соли и семи дням Творения) и был позднее взят на вооружение многими другими авторами, чужд каббалистической традиции. Это оригинальная версия мятежа Люцифера на первых этапах Творения, восходящая к еврейской апокалиптике (книга Еноха) и далее разработанная гностиками. Главные мысли Веллинга по этому поводу были справедливо названы «мифом космической истории»[184]. В начале был мир света Господня и духов, в центре коего стоял Люцифер, исполненный божественным светом как первое и самое великолепное Божье создание. Но воля Люцифера угнетала божественный свет и препятствовала его воздействию. Так в сфере Люцифера возникло пространство хаоса, тяжести и тьмы, из которого Бог создал солнечную систему. Наслаждаясь сознанием и лицезрением вековечного величия, Люцифер забыл о своём происхождении и таким образом, пестуя собственную волю, отделился от Бога. Согласно божественному плану, сотворённый «по образу Нашему» Адам, а не Люцифер, должен был владычествовать над землёй. Однако с грехопадением Адам отвернулся от Бога, результатом чего стала битва между силами Люцифера и Господа в Творении и самом человечестве. Лишь по скончании времён сила божественного огня трансформирует мироздание, возродит божественное царство света и возвратит всё сотворённое, включая даже Люцифера, в исходное гармоническое, предиалектическое состояние. Каждый из трёх основных алхимических элементов по Парацельсу — соль, сера и ртуть — особым образом связан с одной из эпох искупительной истории: соль — с божественным царством света, падением Люцифера и сотворением мира; сера — с бальзамом жизни всех созданий, но также с разрушительным огнём, предопределяющим посмертное состояние людей и скончание времён в Страшном Суде; ртуть — с возвращением всего сущего в эон новых небес и новой земли.