Гершом Шолем - АЛХИМИЯ И КАББАЛА

• Название: АЛХИМИЯ И КАББАЛА
• Автор: Гершом Шолем
• Издательство: Gemma magica
• Жанр: Религия: иудаизм
• Год: 2014

В двадцатых годах XX в. молодой Г. Шолем обратился к вопросу связей между алхимией и каббалой. Полвека спустя выдающийся исследователь каббалы, во всеоружии научных знаний и опыта, вернулся к предмету своей старой работы.

В книге рассматриваются взаимоотношения каббалы и алхимии, история еврейской алхимии, алхимические мотивы в каббале, попытки синтеза «каббалистического» и алхимико-мистического символизма в так называемой «христианской каббале», загадочный трактат «Эш мецареф» и другие темы.

Книга впервые переводится на русский язык.

Настоящая публикация преследует исключительно культурно-образовательные цели и не предназначена для какого-либо коммерческого воспроизведения и распространения, извлечения прибыли и т. п.

---

В конце 1924 г. я познакомился в Иерусалиме с восьмидесятилетним марокканским учёным Махлуфом Амселемом (Амсалемом); будучи каббалистом, он занимался также теоретической и практической алхимией. Амселем показал мне два составленных им больших кодекса; один из них был посвящён каббале, другой — алхимии. Он рассказал, что в молодости был придворным алхимиком у шарифа Марокко. Позднее я нашёл подтверждение этому в статье «Notes sur l’alchimie а Fes» (1906) Ж. Сальмона, который в 1904 г. видел кодексы Амселема в Фесе. Он сообщает, что Амселем был придворным алхимиком султана Мулая аль-Хасана; тот посвящал всё своё свободное время изучению алхимии, но скорее в магических и оккультных целях, чем ради поисков философского камня[109]. По словам Амселема, султан собрал около двух тысяч алхимических манускриптов и пытался также завладеть кодексами Амселема. Алхимические трактаты, которые я видел, были написаны на арабском языке, но ивритскими буквами. Незадолго до смерти, Амселем решил было опубликовать свои каббалистические сочинения; он умер в 1927 г. вскоре после того, как предисловие к ним (оно имеется в моём собрании) вышло из печати. Мне не удалось выяснить, что сталось с рукописями после смерти Амселема.

Часть II

Различные источники, в том числе и никак не связанные с каббалой, говорят нам о том интересе, какой питали к алхимии евреи Италии. В XV столетии поэт Моше Давид бен Иегуда Риети, в дидактической поэме Mikdash Me’at[110], увенчал алхимией список наук (с. 20), причём дал ей ивритское наименование hokhmat ha-serefah[111] — имя, которое в средневековой литературе мне больше нигде не встречалось. В сочинении Риети, однако, нет сближения алхимии и каббалы, о которой автор распространяется ниже. В конце XV в. об алхимии с большой увлечённостью пишет, в послании к учёному из Мантуи Давиду бен Иегуде Мессеру Леону, французский талмудист Яаков бен Давид из Прованса. Это письмо, предположительно написанное в 1490 г. в Неаполе незадолго до изгнания евреев из Сицилии (в то время являвшейся частью Испании), восхваляет изучение светских наук. Замечательно то, что оно почти целиком состоит из фальшивых цитат, придуманных, видимо, ради увеселения автора[112]. Бен Давид цитирует всевозможные сфабрикованные им высказывания о науках из Иерусалимского Талмуда и среди прочего следующий пассаж об алхимии, якобы заимствованный из комментария знаменитого толедского раввина XIV в. Ашера бен Йехиэля к трактату «Шкалим». Комментируя стих Еккл. 7:12: («Потому что под сенью её [мудрости] то же, что под сенью серебра; но превосходство знания в том, что мудрость даёт жизнь владеющему ею»), учёный раввин, по утверждению автора, пишет: «Это подобно случаю с богатеем из Дома Маркуайя [буквально, «дома лохмотьев»], каковой познал природу соков золота и умел соскребать серебро с окалины». Комментатор, разумеется, прекрасно понимает смысл вымышленного отрывка: «Это семейство [Маркуин] были алхимиками, и они сгущали соки неких трав и делали из них золото. Также они умели отделять окалину от серебра. И наука та хорошо известна. Однако же они отказывались назвать травы, чьи соки сгущали, дабы получить золото»[113]. Судя по последней фразе, под «травами» автор едва ли подразумевал обычные субстанции, получаемые в ходе алхимических процессов. В других местах письма Яаков бен Давид превозносит алхимию и отмечает её высокое положение среди естественных наук[114]. Ивритский манускрипт итальянского происхождения, хранящийся в Оксфорде (Neubauer 1959, л. 132-49), содержит «Книгу искусства спагирики» — распространённое наименование алхимии.

В ряде источников рассказывается о раввине и алхимике по имени Мордехай де Нелло (или, по другим данным, де Нелле, в позднейшем искажении де Делле). Он был родом из герцогства Миланского, но имеющиеся у нас сведения о нём относятся лишь ко времени его пребывания в Польше, Богемии и Германии. Очевидно, в Германии де Нелло пробыл сравнительно долго: он не только писал на немецком, но и сочинял немецкие стихи — правда, довольно неуклюжие. В манускрипте, озаглавленном In Cementa et Gradationes Theophrasti Paracelsi Interpretatio Mordachij de Nelle Judæo (обнаружен К. Зюдгофом в Касселе), де Нелло назван последователем Парацельса. В. — Э. Пойкерт опубликовал (по собственному источнику?) стихотворение или, скорее, изречение де Нелло в похвалу Соломону Трисмозину, предполагаемому наставнику Парацельса. Звучит оно достаточно мистически: «Изучи, откуда ты пришёл / И познаёшь, кто ты / Изученное и познанное тобой и то, что ты есть / И есть ты / И всё, что вовне нас / Также внутри нас. Аминь».

Подпись под стихотворением свидетельствует о пребывании де Нелло в Польше: «Мардохей Нелле, иудей, живущий в Кракове в году 1573». Либо до, либо после Кракова де Нелло жил в Дрездене и был придворным алхимиком Августа I, курфюрста Саксонии, правившего в 1553-1586 гг. Август был ярым и деятельным поклонником алхимической науки и обустроил в Дрездене великолепную лабораторию, так называемый «Золотой дом». В Дрезденском архиве сохранилась (хотя и в виде аутентичной копии 1779 г.) рукопись, где описывается изготовление «руды чистого золота», то есть красной тинктуры алхимиков. В манускрипте содержатся также пророчества о судьбе преемников курфюрста. Как утверждается, на полях оригинальной рукописи курфюрст начертал: «Мы своими глазами видели труды и работы Мардохая рабби де Нелле с рудой красного золота, описанные ниже. С начала до конца мы потратили на работу 41 неделю. Август»[115]. Из Саксонии де Нелло отправился в Прагу ко двору императора Рудольфа II (1576-1612), прославленного покровителя алхимии и других оккультных дисциплин. В кругах алхимиков его называли «Германским Гермесом Трисмегистом». Будучи в Праге, де Нелло сочинил стихотворение по поводу кончины одного из знаменитых алхимиков прошлого. В нём нет никаких намёков на связь этого адепта с еврейскими источниками, не говоря уже о каббале.

Известный по историческим документам автор, Авраам бен Давид Порталеоне из Мантуи, написал в 1583 г. на латинском языке трактат De auro dialogi tres («Три диалога о золоте»); год спустя он был напечатан в Венеции[116]. Порталеоне различал три типа золота: обычное, химическое и божественное — последнее, считал он, было доступно исключительно каббалистам. Перенял ли он символику каббалистов? Насколько я сумел понять из литературы (мне не представилось возможности ознакомиться с оригинальным трактатом), никаких подробностей о данном предмете Порталеоне не приводит. Примерно в то же время Авраам Ягель, еврей, который позднее перешёл в католичество, принял имя Камилл Ягель и стал цензором, заинтересовался взаимоотношениями каббалы и алхимии, однако не слишком глубоко погрузился в каббалистические материалы[117]. В числе прочего Ягель ссылается на упомянутые выше сочинения Абу Афлы, которые уже много цитировались в «Ликутим» — дошедшей до нас антологии философствующего каббалиста или «каббализирующего» философа Йоханана Алеманно[118], современника и знакомца Пико делла Мирандолы.

Следует упомянуть об алхимических увлечениях трёх поколений одной видной итальянской еврейской семьи. Иегуда Арье, известный по своим итальянским сочинениям как Леон Модена, был одной из наиболее выдающихся личностей своего времени. О своей злосчастной жизни он поведал потомству в необычайно откровенной, почти безжалостной автобиографии — свидетельстве, редком для ивритской литературы. Модена был противником каббалы. Его дядя Шемайя, владевший в конце XVI в. ломбардом в Модене, с головой ушёл в алхимию, но это стоило ему жизни: компаньон-христианин, выдавая себя за адепта алхимии и рассыпая лживые обещания, убедил его принести из лавки всё золото и серебро; кончилось тем, что Шемайя был ограблен и убит[119]. Модену (р. 1571) посвятил в алхимию Авраам ди Каммео, ставший двенадцать лет спустя раввином Рима. По рассказу самого Модены, занятия алхимией требовали значительных средств. В декабре 1614 г. старший сын Модены, Мордехай, предмет безраздельной отцовской любви, забросил изучение Торы и полностью отдался алхимическим опытам под руководством священника-адепта Джузеппе Грилло в Венеции. Модена пишет:

Мордехай обучался усердно и настолько овладел алхимией, что все знатоки той науки, состарившиеся и одряхлевшие за её изучением, дивились познаниям, какие сумел приобрести столь молодой человек. И наконец, в месяце ияре [весной 1615 г.] он поселился в одном доме в Старом гетто [Венеции], и совершил все приготовления к Деланию, и многократно повторял там опыт, о котором узнал и впервые проделал в доме священника; опыт же тот заключался в получении десяти унций чистого серебра из девяти унций свинца и одной унции серебра. И я видел и дважды проверил, как он это делал, и сам продал серебро… и знал, что оно настоящее, хоть на это требовались большие усилия и старания, и на работу уходило всякий раз два с половиною месяца. В итоге мы [могли бы] зарабатывать около тысячи дукатов в год. Но это было ещё не всё, ибо я также положил жизнь, стараясь понять подобные вещи и не сбился бы с пути, если бы не предался греховным помышлениям. В праздник Суккот 5376 года [осенью 1615 г.] потоки крови внезапно хлынули из головы [Мордехая] ко рту, и с тех пор он оставил свою работу, ибо сказали, что испарения и дым мышьяка и соли, возможно, проникли ему в голову и нанесли вред. Таким он оставался до самой смерти, последовавшей через два года, и всё это время занимался разными нетрудными делами[120].