Иоанна Хмелевская - Смерть пиявкам!

• Название: Смерть пиявкам!
• Автор: Иоанна Хмелевская
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-86471-512-3

Иоанна Хмелевская превзошла самое себя. Трупов в ее новом детективе целая гора, а подозреваемых еще больше. Ужасные дела творятся нынче на телевидении. Расплодились там пиявки, сосут кровь из творческих личностей, уродуют их шедевры, а сами гребут деньги лопатой. Бедные писатели, художники и прочие артистичные натуры лишь страдают, глядя, во что превращаются их чудесные произведения. И вот объявился истребитель пиявок, уничтожает направо и налево этих мерзких паразитов, присосавшихся к творческому люду. Честь и хвала ему за это, да вот только под подозрением оказывается одна весьма достойная особа, которую пани Иоанна очень уважает. Да и сама Иоанна вызывает у следствия большие сомнения, поскольку громче всех кричала «Смерть пиявкам!» и даже пальцем показывала, кто тут пиявки. И придется доблестной пани, как обычно, самой распутывать преступления. Правда, на этот раз не особо ей хочется выводить злодея на чистую воду, поскольку неизвестно еще, кто хуже — убийца или его жертвы…

---

А самой удачной темой для разговора с пани Вишневской я сочла смерть Ступеньского, о ней все знают, вот и поговорим.

Обшарпанный зеленый «опель» стоял на старом месте, но это еще ничего не значило. Его хозяин любит прогуляться пешком.

Пани Вишневская оказалась дома Я демонстративно громко цокала каблуками — даром, что ли, надела такие туфли, — дабы у нее не сложилось впечатление, будто я крадусь. На лестничной площадке я даже готова была отплясать трепака, но нужда в том отпала, поскольку, как только я преодолела последнюю ступеньку, дверь приоткрылась.

— А, это вы! — обрадованно воскликнула пани Вишневская. — Входите, входите. Вернулся этот любитель драть горло. Но сейчас его нет, ушел куда-то, так если вы к нему, еще успеете. Пожалуйста, входите, садитесь… О! Это мне? Надо же, какая прелесть!

Я и не возражала, гладиолус и в самом деле выглядел достойно, обещал долго цвести, и хозяйке не пришлось изображать притворное восхищение, цветок стоил самых пышных комплиментов. Я пробормотала что-то насчет сатисфакции за неудобства, вызванные моими частыми визитами, но Вишневская меня не слушала. Потрогав пальцем землю, не сухая ли, она заботливо поставила мой подарок на самое лучшее место на подоконнике. И затараторила:

— Представьте, она даже зашла ко мне! Собралась в магазин, а знает, что я готовлю иногда ячменную кашу, и зашла спросить, где я покупаю крупу. А я как раз знаю один киоск, куда ее изредка завозят. Вроде бы медики велели ее благоверному питаться кашками. А сама такая довольная, пришла похвастаться, каким муж сделался внимательным, даже на экскурсию ее возил и в Краков как-то выбрался, а у нее в тех краях кузина, она ее уже целую вечность не видела, вот как раз и навестила. И никаких глупых номеров не откалывал, разве что, по своему обыкновению, приказал: «До Зюты марш!»

— И не ревел медведем? — не поверила я.

— Ага, не ревел, не орал! Вел себя как нормальный человек, жену отвез к кузине, а сам уехал: дескать, не буду мешать, пусть бабы наговорятся.

— А куда же он сам поехал?

— Да вроде бы к какому-то знакомому. Главное, жене не мешал, ведь она, бедняжка, только тогда и отдыхает, когда его рядом нет. И дышит не надышится.

Тут пани Вишневская наглядно продемонстрировала мне, как свободно дышит мать Эвы, когда мужа нет рядом, и так старательно втягивала воздух, словно мы не в Варшаве, а где-то на природе. Я воспользовалась паузой в ее монологе:

— Может, и на отдыхе бывали у бедняжки счастливые денечки или там он не оставлял ее одну?

— И оставлял! Что-то там у них с питанием не заладилось, хозяйка обещала полный пансион, а тут вдруг ее муж расхворался, нога в гипсе, лежит и ни с места, но вот что значит порядочный человек, хоть нога в гипсе, но никаких капризов, воплей, смотрел себе потихоньку телевизор, никому не мешал. А кабы с нашим ревуном такое приключилось, уж вся округа бы оглохла от его ора, а может, и весь город. Ну, понятное дело, у хозяйки забот изрядно прибавилось, так что постояльцам самим приходилось себе и завтраки, и обеды разогревать, а то и в закусочную бегать. Так моя соседка на кухне крутилась да по магазинам моталась, пока муженек лечился. Зато не измывался над ней с утра до ночи. Кроме того, он иногда на целый день уезжал. Например, в горы Свентоховские ездил, а ее не взял, чтоб она случаем в ведьму на Лысой горе на обратилась. От этой своей шутки гоготал битый час и все орал: «На шабаш марш!» Не очень я поняла, какой такой шабаш, должно быть, куда ведьмы слетаются? — вопросительно глянула на меня пани Вишневская.

Я поторопилась подтвердить — да, такой слет ведьм.

— Да какая из нее ведьма? — подивилась Вишневская. — Уж скорее он на ведьмака смахивает или еще на какого дракона огнедышащего…

Я не вытерпела:

— Пани вроде бы упоминала, что он и в Варшаве за это время побывал?

Хозяйка ответила не сразу, призадумалась, как-то даже сникла. Оставив в покое цветочек, села на стул.

— Вот этого наверняка не скажу. Я ее даже спросила, но она твердо так отвечала — нет, в Варшаву не ездил. Однако мне сдается, что я слышала звуки из их квартиры. А разве такое возможно, чтобы он тихо вел себя, не орал и не рычал? Но и за мной этих, как их… галлюцинаций прежде не водилось. Ни слуховых, ни зрительных. Так что же это означает? Втайне приехал и на цыпочках передвигался по собственному дому? Но и на кресте присягать не стану. А вы как считаете?

— А я считаю — был он здесь! — брякнула я, хотя вовсе не собиралась посвящать в такие детали любопытную соседку.

Та расцвела ну прямо майским цветом.

— А на кой ляд это ему? — набросилась она на меня, должно быть, в чаянии новых сенсаций. — Что ему тут делать? Красть? Так он не вор, о таких вещах я бы знала. Бабу завел? Так никакая баба его не выдержит. К тому же скупердяй и вообще старый хрыч, разве что какую старую ведьму приглядел, но вряд ли, на кой ему старуха? Тогда пошто на цыпочках и вообще тайком?

Все правильно. Эту женщину никакие преступления не интересуют, пусть даже в масштабе всей страны, ее волнует то, что происходит у соседей. В масштабах одного подъезда. С чего вдруг ревущее чудовище преобразилось в невесомую пушинку?..

Я тут же ухватилась за другую версию:

— Так ведь у него в Варшаве закадычный приятель был, тот самый Ступеньский… Может, соскучился или хотел с ним встретиться втайне от всех? Только почему такая конспирация?

Кажется, я попала в яблочко.

— Приятель! — фыркнула пани Вишневская. — Да, был такой, только весь вышел. Он мне про него сверху столько наорал, аж уши пухли! Уже в первый же день, как вернулись, началось. Он уже его не Флорчиком и дорогим называл, а исключительно поганцем… Из чего я поняла, что разругались они. Я даже соседку спросила, что у вас там такое с паном Ступеньским? А она пробормотала, что муж из-за него убытки понес, побился с кем-то об заклад и проиграл и должен был поставить пиво…

Меня бросило в жар. А соседка продолжала:

— Я же вам говорю — страшный скупердяй! Да и проиграл он не пару кружек, потому что орал с такой силой — у меня аж шифоньеры подпрыгивали. Он ведь только представляется, что живет в достатке, ни в чем не нуждается. Верно, себе-то он ни в чем не отказывает, но за грош удавится. «Из-за этого жлоба сра…» Нет, не буду я выражаться. В общем, мне прямо страшно стало от его криков. Такой-сякой-разэтакий, околпачил меня, обмишулил, да чтоб света белого ему не видать! И матюги потоком сплошным. Но что конкретно произошло, я не поняла. Может, еще поорет, тогда и узнаю. А что с Эвой? Вы говорили, вроде бы отыскалась. Ну и как она?

Пани Вишневская за свои бесценные сведения, пусть и отрывочные, безусловно, заслужила информацию.

— Она живет во Франции. Уже несколько лет. Да я вам об этом, кажется, уже сообщала. А вот что не сказала — не верьте, что Эва со Ступеньским какими-то делишками занималась, неправда это. Ступеньский нарочно возводил на нее напраслину, чтобы отомстить. Она ведь его как пса шелудивого прогнала, видеть его не желала. Эва его раскусила. А теперь вот и папочка вроде бы понял, какой это негодяй.

Подумав, я подбросила еще новость для соседки, чего там, не стану скупиться.

— Теперь у Эвы другой мужчина есть, не чета Ступеньскому. Человек солидный, культурный и на хорошей должности — адвокат, скоро поженятся, а уж как он Эву любит! Как вернутся из Франции, так и поженятся, хотят свою фирму открыть. Но учтите, это пока тайна, я только вам по секрету говорю. Пожалуйста, никому ни слова, а уж тем более ее родителям.

— Да неужто я не понимаю! — возмутилась пани Вишневская. — И кому я могу разболтать? Не этому же, который отцом прозывается, а сам дочь родную чуть не в могилу свел! А уж как я за Эвочку рада, вы не представляете! Она заслужила, бедняжка. Так, говорите, сейчас у нее все хорошо?

— Все хорошо, даже снова стала писать. И наверняка добьется успеха.

Соседка удовлетворенно кивала и неожиданно спросила:

— Так вы говорите, драгоценный Флорианчик околпачил этого ревуна?

Вот те на! Неужели это я ей сказала? Холера! Но вроде бы она сама из его воплей это поняла.

А соседка, не дожидаясь моего подтверждения, уже понеслась:

— Так ему и надо, медведю проклятому! Заслужил. Да, еще вспомнила! За что-то он клял жену, она ему отвечала, но я не расслышала, она женщина тихая. А он гавкал: «Дура ты последняя, и чего встреваешь, все одно не твоего ума дело, дубина стоеросовая». И еще как-то странно ее обзывал, Кассандрой и пифией какой-то. И велел язык за зубами держать, а уж это лишнее. Она и без того не пикнет, все молчит. Говорю вам, крику-то, крику, весь дом трясется, а толком ничего не понять. Так вы считаете, он с курорта сюда приезжал?

Тут я поспешила свернуть наш разговор, что-то слишком много эта баба знает. Надеюсь, все же не я проболталась, а она из подслушанного сама выводы делает. Хорошо все-таки, что я не наслала на нее Гурского, представляю, сколько неприятных слов потом услышала бы от него. Он бы и базу юридическую подвел, например, обвинив меня в подсовывании свидетелю ложных показаний.