Брайан Олдисс - Мрачное общество

• Название: Мрачное общество
• Автор: Брайан Олдисс
• Издательство: АСТ : АСТ Москва : Хранитель
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-040291-5, 978-5-9713-4910-5, 978-5-9762-1975-5

---

Или сказать только сказать или сказать все больше и больше имеется сказать подобно тычинкам на пиракантусе. С твоим все также? Это также ингредиент. Надеюсь, все пройдет. Пытаюсь.

Расчистить улицу. Чище на улице. Кривая дорожка. Я имею в виду расчистку тропы. Ты и я. Навеки.

Существование. Можешь говорить о существовании того, что не существует. Я расчищаю небытие. Яне существую. Говори.

Говори со мной. Новая улица нечистая улица. Медленно. Трудность.

Прошедшее время.

Юнис.

— Какая чушь! — сказал Клит, комкая бумажный лист, решив не показывать самому себе, насколько его расстроил сам факт этого странного послания. Компьютер-призрак? Ерунда, бессмыслица, чушь. Его кто-то просто пытается одурачить, разыграть. Наверное, кто-то из бывших коллег по университету. Больше некому.

В следующую секунду кто-то решительно постучал в дверь.

— Войдите!

В комнату вошел Гомер Дженкинс, застав Клита стоящим посреди комнаты. Клит бросил в него скатанным в шарик листом бумаги. Дженкинс ловко поймал его.

— Дни становятся все короче.

— Дождь все смоет.

— По крайней мере он хотя бы не сильный. Тебе нужен здесь свет?

Вежливый североевропейский разговор закончился. Дженкинс перешел к главной теме.

— Некая юная леди взбудоражила комнаты наших служащих жалобами на тебя. Сексуальные домогательства и все такое прочее. Я легко заставлю ее замолчать, но должен предупредить тебя, что казначей заявил: если подобное повторится, нам придется пересмотреть условия твоего пребывания здесь, и, несомненно, не в твою пользу.

Клит не собирался сдавать своих позиций.

— Твоя работа о гражданской войне в Испании, Гомер. Ты закончил ее? Она издана или ты все еще застрял на той странице, где Франко назначили губернатором Канарских островов?

В упрямстве Дженкинс нисколько не уступал Клиту. Семейство Дженкинсов на протяжении нескольких поколений владело огромным состоянием, заработанным благодаря некогда знаменитому «непревзойденному антиблошиному порошку Дженкинса», о котором представители последних поколений предпочитали не вспоминать. Они также владели обширными землями на границе с Сомерсетом. Это было отличное место для охоты на лис и для любителей стрельбы из лука. Происхождение придавало Гомеру Дженкинсу дополнительной самоуверенности, когда дело доходило до отстаивания своей точки зрения. При этом он сопровождал свои слова неизменной улыбкой, а также откидывал назад голову, высокомерно выпячивая подбородок.

— Послушай, Оззи, — произнес он ровным, спокойным тоном. — Ты получил определенное признание на поэтическом поприще, прежде чем отсидел срок за решеткой, и, конечно же, колледж благосклонно воспринял твой успех, каким бы скромным он ни был. Мы пытались не обращать внимания на прочие твои склонности, принимая во внимания вклад твоего отца в процветание Септуагинта. Однако если ты желаешь снова встать на ноги и восстановить, если это возможно, былую репутацию, тебе следует помнить о том, что благосклонность колледжа не безгранична. Воздаяние — дело не слишком приятное. — С этими словами Дженкинс величавой поступью направился к двери.

— Ты говоришь совсем как тень отца Гамлета! — бросил ему в спину Клит.

Дженкинс даже не обернулся.

На следующее утро Клита разбудил какой-то щелчок, слышимый настолько ясно, что даже шум дождя по крыше не смог заглушить его. Из факса выполз листок с новым сообщением.

Оз бывший.

Я тянусь к тебе по висящим нитям времени. Скоро, скоро подкованные сапоги по улицам я говорю ты обычный. Трудность. Искажать, искажать другие физические законы. Верования.

Следуй за мной скверное повторение последует. Следуй не стой. Все еще люблю тебя все еще. Стой или. Двигайся.

Юнис.

Он сидел на кровати, держа в руках тонкий листок, и думал о своей покойной жене. В голову неожиданно пришел отрывок какого-то полузабытого стихотворения.

Я нахожусь среди людей в плену,
В плену людей, которые врага нещадно унижают,
Людей, которые себя самих проклятиями обливают,
Людей, чьи женщины перед мужьями в ад нисходят.

Строчка за строчкой ему стало вспоминаться длинное стихотворение, в котором человек, оказавшийся также, как и он, в неволе, страдал от невозможности воссоединиться со своей умершей женой и ради встречи с ней готов был претерпеть адовы муки. Возникшие при этом мысленные образы привели Клита в сильное возбуждение. Возможно, он сможет снова писать стихи. Слова и отдельные фразы яростно метались в его мозгу подобно обезумевшим от долгой неволи узникам, стремящимся вырваться из своей тюремной клетки.

На сей раз он не стал мять листок, вылетевший из щели факсового аппарата. Не слишком доверяя его реальности, Клит тем не менее почувствовал, как некая вера начинает пробуждаться в нем, что само по себе было необычно.

Да, да, он снова начнет писать и всех их удивит. В нем по-прежнему остался его прежний дар. Дар остался, но Юнис уже больше нет. Клит неожиданно почувствовал, как сильно тоскует по ней, однако поспешил загнать это чувство в глубины души, сосредоточив свои мысли на желании снова заняться сочинительством. Он покопался в сундуке, но не нашел там никаких письменных принадлежностей. Нужно было выйти из дома и отыскать ближайший писчебумажный магазин. Перед глазами его возник желанный образ, правда, не покойной жены, а пачки белоснежной бумаги формата А4.

Клит закрыл дверь комнаты и немного постоял на лестничной площадке. На него нахлынули волны тошнотворной неуверенности. Был ли он хорошим поэтом? Солдатом он оказался никудышным. Как, впрочем, и сыном, и мужем.

Нет, черт побери, он еще покажет Гомеру Дженкинсу и ему подобным, что на многое способен, даже если для этого ему придется пройти через ад! Впрочем, мрак и затхлая неприглядность этой лестничной площадки никакие способствуют хорошему настроению…

Клит спустился вниз по первому лестничному маршу. Дождь на улице пошел еще сильнее, чем прежде, гулко и монотонно барабаня по крыше. Чем ниже он спускался по лестнице, тем гуще становилась темнота. Остановившись на площадке, Клит выглянул в узенькое окно на внутренний двор. Дождь усилился настолько, что за его пеленой трудно было что-то разглядеть. Сверкнула молния, высветив внизу бегущую человеческую фигуру, несущую что-то вроде тарелки — хотя, возможно, это было гало — над головой. За первой вспышкой молнии последовала вторая. Клиту на мгновение показалось, будто весь колледж опускается на дно, неторопливо погружаясь в глубины глинистых почв Оксфорда, где таятся еще ненайденные останки гигантских доисторических рептилий.

Клит вздохнул и продолжил свой спуск. На следующем лестничном марше на него с разбегу налетел толстенький низенький человечек с землистым цветом лица. На вид ему было уже далеко за сорок. С волос и грубого лица стекала дождевая вода.

— Ну и ливень, верно? Мне рассказали, что ты вернулся, Оззи, — произнес он без особой радости в голосе. — Одну из твоих метафизических поэм я особенно люблю. Ну, ту самую, ты знаешь, как ее?..

Клит не узнал этого мокрого толстяка.

— Извините, я что-то не припоминаю…

— Что-то такое о первопричинах. Пепел и клубника, кажется, так. Понимаешь, ученые расценивают это как нечто такое, что было до Большого Взрыва, когда илемы существовали в пустоте. Вернее, им просто негде было существовать. Элементарные частицы устремлялись в первооснову… ты же понимаешь, взрыв в данном случае едва ли подходящее слово… вы, поэты, возможно, подберете какое-нибудь более удачное название, илем — слово вполне подходящее — первый взрыв несет в себе одновременно и пространство, и время, так что в одну сотую долю секунды… — В его глазах блеснуло интеллектуальное наслаждение. На нижней губе образовался пузырек слюны, появившийся подобно только что зародившейся вселенной.

Когда же Клит заявил, что не желает в данный момент ввязываться в научную дискуссию, толстяк принялся размахивать руками.

— Конечно, — со смехом отозвался он и вцепился Клиту в рубашку, чтобы тот не смог уйти. — Кстати, мы чувствуем точно таким же образом.

— Нет, не таким. Это просто невозможно.

— Очень даже возможно. Мы просто не в состоянии понять первоначальную концепцию небытия — места, в котором нет измерений пространства и времени. Поэтому небытие — это то, чего не существует. — Толстяк сипло рассмеялся, почему-то напомнив Клиту интеллигентного бультерьера. — Данная концепция чертовски меня пугает — это самое небытие должно представлять собой либо неземное блаженство, либо нескончаемые адские муки. Поэтому главная задача науки состоит в том, чтобы разъяснить, чем первоначально была…

Клит раздраженно сообщил толстяку, что спешит по делам, однако тот не отпускал его, цепко держа за рубашку.