Сатпрем - На пути к сверхчеловечеству

• Название: На пути к сверхчеловечеству
• Автор: Сатпрем
• Жанр: Здоровье

---

И, однако, все эти мелкие признаки создают мало-помалу другую картину. Эти маленькие, много раз повторяющиеся мазки создают я не знаю что, которое вибри рует иначе, которое нас изменяет без нашего ведома, затрагивая струну, которая не знает своей ноты, но, в итоге, зазвучит, сздавая другую музыку. Все похоже и все очень разное. Мы рождаемся, не замечая этого.

Мы не можем точно сказать, каким образом это действует, не более чем древ ние обезьяны могли точно "сказать",что нужно делать, чтобы манипулировать мыс лью. Но по меньшей мере мы сможем назвать кое-какие из этих мелких, смелых мазков, указать основное направление и следовать шаг за шагом с нашим первооткрывателем нового мира, этой нити открытия, которая кажется иногда последовательной, но в итоге создает полное сцеплени.Мы не знаем эту страну, и, может быть, можно сказать, что она формируется под нашими ногами, что она почти вырастает под нашим взглядом, как если бы заметить эту кривую, этот почти лукавый свет, значит подбодрить его, подтолкнуть его к росту и начертить под нашими ногами этот пунктир, другую кривую, а потом - этот очаровательный холм, к которому устремляются с бьющимся сердцем.

Наш первооткрыватель нового мира прежде всего является наблюдателем, ничто от него не ускользает; ни одна из деталей, ни одна из самых ничтожно малых встреч, ни незаметное совпадение - чудо рождается капельками, как если бы сек рет заключался в бесконечно малом. Это микроскопический наблюдатель.

И, может быть, нет ни "великих", ни малых "вещей", а есть один и тот же верховный поток, каждая точка которого также полна наивысшим сознанием и смыс лом, как и вся Вселенная, как если бы на самом деле общность цели была каждую секунду.

Итак,мы до отказа заполнили все свободные моменты дня - больше нет возделанной почвы - мы внесли сущность в промежуток иежду двумя действиями, и теперь даже сами наши действия не являются полностью подвластными этому иеханизму: мы можем говорить, звонить, писать, но позади, на заднем плане, есть что-то, что продолжает существовать, что вибрирует; вибрирует очень осторожно, как дыхание далекого моря, как журчание речушки вдалеке, и если мы остановимся посреди нашего жеста, если сделаем хоть шаг назад, - в мгновение ока окажемся в этой маленькой речушке, совершенно освежающей, в этой атмофере широты и простора, и мы скользим там как в состоянии покоя Правды, потому что только одна Правда находится в состоянии покоя, поскольку она есть. Все остальное движется, проходит меняется. Но странно, что этот вид перестановки или смещения от центра бытия не лишает нас жизненной хватки, не ввергает нас в нечто вроде сна, о котором пытаются сказать, что он пустой.

Наоборот, мы полностью пробуждены и даже можно бы назвать уснувшим того, кто говорит, пишет, звонит. Мы же находимся как бы в состоянии боевой готовности, но готовности обращенной не к раскручиванию механизма, не к игре выражений лица, расчета следующего шага, стремительную смену внешнего вида мы внимательны к другому, как бы прислушиваемся к тому, что позади нашей головы, если можно так сказать, в этой протяженности, которая вибрирует и вибрирует. Мы замечаем иногда разные варианты интенсивности, изменения ритма,внезапные давления, как если бы световой палец надавливал здесь, указывая что-то, останавливал нас на какой-то точке, направлял свой луч.

Тогда, не зная почему, мы произносим это слово, мы делаем этот жест, или же наоборот, нас удерживают от этого жеста, мы поворачиваем туда, вместо того, чтобы повернуть сюда, мы улыбаемся в то время, как наш собеседник имеет непри ятный вид, или же наоборот, мы отстраняемся от него, когда, кажется что у него добрые намерения. И все это удивительно четко, все это происходит в одно мгновение.

Это именно то, что нужно было сделать, сказать, именно туда надо было повернуть, чтобы избежать катострофы или встретить того, кого нужно, и спустя два часа или два дня мы прекрасно понимаем смысл и точность наших действий.

Как будто мы вошли в истинное функционирование.

И первое же явления поражают нас. Это указания, которые к нам приходят, эти ощущения, этот нажим совсем не похожи на те, которые идут сверху, когда следуешь по пути подъема; это не откровения, не внушения, не видения, не озарения, не весь этот грохот высших ментальных планов. Это очень скромное действие и очень материальное, что-то такое, что привязывается к мельчайшим деталям, к самому слабому пролетающему дуновению, к этому автоматическому жесту, к этим тысячам движений, которые проявляются и исчезают. Можно даже сказать, что это функционирование идет на уровне земли.

Но это действие вначале очень неуверенно.

В каждый миг нас вновь захватывает старый механизм, привычка пережевывать мысли, ругаться, делать выводы, рассчитывать, и внезапно как будто спадает за веса, накладывается экран между спокойной ясностью позади итрудолюбивым завих рением здесь; сообщение перепуталось. И снова надо делать шаг назад, находить обширное пространство, а оно раздражено и не желает ничего говорить, не позво ляет нам упасть, противопоставляя нейтральную тишину, неизменную белизну на вопрос, который мы посылаем и который , кстати, требует немедленнного ответа. Тогда мы наступаем еще, мы сотрясаем механизм, чтобы заметить, что позади все бело, потому что не надо было ничего трогать впереди! И что момент ответа еще не пришел. Мы спотыкаемся и все равно идем к цели, мы доверяемся и часто неловки там, снаружи (или впереди), когда обстаятельства требуют быстроты или своевремености и те, кто живут прежним умом, может быть, смеются над нами,как, можеть быть, насмехались наиболее мужественные из человекообразных над первым человеком; он прыгал мимо своей ветки. Он падал и поднимался. Он продолжает делать то же самое. Но мало-помалу, как наша "демеханизация" обретает опору, утверждается, совершенствуется, связь становится более четкой,восприятия более точными и более правильными, мы начинаем разбираться в этой смутной сети, которая раньше нам казалась самой логикой.

В спокойной ясности мы замечаем множество движений, которые идут снизу, извне, снаружи: это перекрещивание вибраций, какофония мельчайших толчков, по ле битвы, арена, где ходят взад-вперед мрачные бойцы, где происходят глухие толчки, черные молнии, микроскопические желания, которые вцепляются друг в друга. И внезапно там, внутри, совсем маленькая капелькаиз нашей спокойной ре ки падает тогда, когда ее не зовут, не ищут и не хотят, и все обретает развяз ку, выравнивается, стирается, растворяется, и это лицо там, перед нами, это маленькое шероховатое обстоятельство, этот твердый узел, это упорное сопротив ление рассеивается, тает, расправляется, открывается как по волшебству. Мы на чинаем овладевать мастерством. Но это очень любопытное, оно нам вовсе не подчиняется! Наоборот, как только мы хотим привести его в действие, оно ускользает, утекает сквозь пальцы, насмехается над нами и оставляет нас в дураках, как ученик скульптора, который хочет подражать резцу Учитиля и не попадает в точку, а где-то около, даже по собственным пальцам. И мы учимся. Может быть, учимся не хотеть. Но это несколько сложнее (сложнее с нашей точки зрения, разумеется, потому что все для нас сложно, даже слишком).

Но на самом деле все очень просто. Мы учимся закону ритма, потому что Правда - это ритм. У нее бывает оживленное течение и внезапные потоки, медлен ные промежутки, которые вливаются сами в себя, как одно море вливается в другое, более глубокое, как большая птица взмывает в голубую бесконечность; у нее есть внезапное постоянство, мелкие алмазные точки, которые пробмваются, пронзают насквозь огромное белое безмолвие, как степь в бесконечности веков, как бездонный взгляд, который проходит сквозь множество жизней, океаны горестей и труда, континенты пути, беспредельные дороги мольбы и страсти. У нее бывают внезапные взрывы, волшебные мгновения проявления, длительное огромное терпение, которое следует за каждым шагом, каждым жестом, как шелест вечности, содержащийся в каждой минуте.

И постоянно, позади этого мгновения или этой молнии как блеск меча, этой всеобъемлющей замедленнности, которая разворачивает свою бесконечность, эту горяшую точку, которая взрывается, это слово, которое подает комманду, это давление, которое принуждает, есть как спокойный просвет, кристальная дистанция, маленькая, снежной белизны нота, которая, кажется, долго путешествовала через пространства спокойного света, прошла через фильтр бесконечной нежности, которая смотрит жемчужинами маленьких капель большой солнечной прерии, где никто не страдает, не действует, никто никем не становится - обширное пространство, несущее маленькую нотку, жест, слово и внезапность действия, вдруг выплескивается из неисчерпаемого мира, где шум времени, наплыв людей; водоворот страданий, уже излеченнных, высказанных и ушедших в прошлое, вновь обретают свой покров вечности.