Валерий Кормилицын - Разомкнутый круг

• Название: Разомкнутый круг
• Автор: Валерий Кормилицын
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9758-0710-6

Исторический роман «Разомкнутый круг» – третья книга саратовского прозаика Валерия Кормилицына. В центре повествования судьба нескольких поколений кадровых офицеров русской армии. От отца к сыну, от деда к внуку в семье Рубановых неизменно передаются любовь к Родине, чувство долга, дворянская честь и гордая независимость нрава. О крепкой мужской дружбе, о военных баталиях и походах, о любви и ненависти повествует эта книга, рассчитаная на массового читателя.

---

Семеня ногами, к нему спешила невысокая худая фигура с животом, выпуклым, как грудь Оболенского. В руках фигура несла короткий свечной огарок, но потолще тех, что стояли на столах. Колеблющееся неяркое пламя освещало мясистый нос, отбрасывающий на стену потешную тень, влажные коровьи на выкате глаза и шикарные густые ухоженные пейсы. «Жид, – с удовольствием подумал князь. – Договоримся! А на "мойки" значит на реке». – Облегченно помотал темляком.

– Судагь! – пропищала фигура, аккуратно поставив огрызок свечи на краешек стола.

Оболенский рискнул сесть на стул и чуть не свалился – одна из ножек отсутствовала. Уланы фыркнули, но открыто заржать не посмели. Владелец «рака» просительно сложил руки на груди, призывая посетителя не нервничать. Нос его алчно зашевелился, почуяв поживу.

– Судагь! Мойша к вашим услугам… – тряхнул он пейсами.

Уланы перестали пить и с интересом прислушивались.

– Завтра вечером второй эскадрон лейб-гвардии Конного полка, – значительно взглянул на уланов, – снимет твою драную харчевню до утра. Выпивка по полной программе при ярких свечах…

– Будут деньги – будут и свечи! – радостно подтвердила фигура, закивав головой. Отражение носа на стене жизнерадостно заметалось от пола к потолку.

– Человек на сорок-пятьдесят рассчитывай, господин Мойша, – чуть помедлив, иронично добавил князь.

– Это большие деньги! – зашевелил пальцами хозяин. – Очень большие! – радовался он.

Оболенский вопросительно смотрел в выпуклые жидовские глаза.

Сто пятьдесят губликов! – произнес тот и возвел влажные коровьи очи к невидимому в темноте потолку, готовясь вплоть до выдранного пейса отстаивать названную цену.

– Ха! – прорычал князь и полез за деньгами: «Слава Богу, он с нами не знаком…»

Пошевырявшись в ассигнациях перед слабым светом, вытащил двести рублей и протянул трактирщику. За долю секунды пересчитав в темноте деньги, хозяин яростно запищал: «Сагочка!».

– Не сегодня! – остановил его князь, собираясь уходить. – Да-а! – обернулся он.

Еврей был само внимание.

– Я не слишком грамотный, но, по-моему, в слове на «мойки» в конце «е» должно стоять? – начал выяснять Оболенский.

– Что Мойше выгодно, то и будет стоять!.. Что непутевый маляг намалевал и за что деньги получил, то бедный Мойша пегеделывать не станет, такие дикие затгаты ему не по кагману! – резонно разволновался трактирщик, быстро убирая ассигнации.

Удовлетворенный ответом эстандарт-юнкер покинул забегаловку и долго щурился, привыкая к пасмурному серенькому деньку, который прямо-таки слепил после «…рака… на мойки».

Вечером следующего дня тридцать восемь счастливчиков кирасиров, ночевавших в казарме, вышли на торжественное построение для приема «водовки». В первом ряду, конечно, стояли дядьки. Вахмистр в число счастливчиков не попал, и пеший строй повел Оболенский. Конногвардейцы так, на всякий случай, оделись по-походному в серые рейтузы и шинели – вдруг драка какая учинится или поблевать захочется… Шли как на параде, четко отбивая шаг и с песней, делая равнение встречным офицерам. «Молодцы конногвардейцы, – думали те, – красиво идут! Похоже, Костя им спать не дает…»

Видели бы они их, когда конногвардейцы тащились обратно…

Его высочество великий князь Константин точно бы постригся в монахи или удавился, встреть своих подшефных после праздника.

Офицеры, обучавшиеся и получившие звание непосредственно в войсках, отличались от своих коллег, окончивших кадетские корпуса, более низким теоретическим уровнем, но более человечным отношением к солдату, уважение к которому они пронесут через всю свою службу. Именно таких офицеров русские солдаты потом называли отцами-командирами и нередко жертвовали жизнью, заслоняя их грудью в бою… России в то время приходилось часто воевать, охраняя и расширяя свои владения, и воинский мундир пользовался в обществе огромным уважением и авторитетом в самом высоком понятии этого слова.

Русские матери, молясь за своих детей, безропотно ждали сыновей из многочисленных походов, оплакивая буйные их головушки, сложенные по всей Европе, но зато и Россия постепенно превращалась в могучую державу с обширными территориями.

Русские люди умели и работать, и веселиться, и воевать!!! Незабвенный Александр Суворов как-то воскликнул: «Боже! Какое счастье, что я русский!..».

Россия вновь возродится и расцветет лишь тогда, когда вслед за Суворовым и с таким же восторгом мы повторим его слова!!!

14

Первого ноября, в день святых бессребренников Космы и Дамиана, эстандарт-юнкера отмечали свое производство, а заодно и Кузьминки, как называли в народе этот праздник, в просторном петербургском доме князей Оболенских. Кроме юнкеров, гостей было немного. Присутствовали лишь юная кузина Григория Оболенского с родителями и старая тетка, которая много лет жила в доме князя Владимира.

Юная кузина глаз не сводила с Нарышкина. Тоненькая фигурка ее еще не получила достаточного развития, и самым запоминающимся в ней были красивые карие глаза на продолговатом чуть веснушчатом лице. Видимо кто-то из взрослых, то ли в шутку, то ли всерьез, сказал ей, что чуть прикрытые ресницами, они имеют необыкновенный шарм и глубину, привлекая интерес и взгляды мужчин, поэтому княжна бесконечно щурилась.

По-всему чувствовалось, что обе семьи очень дружили и во всем поддерживали друг друга. Старая тетка пользовалась в обеих семьях огромным уважением. Своих детей у нее не было, поэтому души не чаяла во внучатых племянниках, особенно в младшенькой племяннице. Вот и сейчас, про себя улыбаясь, следила она за стараниями Софьюшки понравиться этому чурбану в форме. «Научится еще кокетничать! – думала она. – Все еще впереди у девчонки, особенно когда к ее приданому прибавлю свою деревеньку с тысячей душ».

Обед продолжался довольно долго: Оболенские любили покушать в свое удовольствие, поэтому их француз повар получал содержание наравне с русским генералом.

Вина папà Оболенского выписывал из Франции и Германии.

Юнкера ели и пили на славу…

– Водки бы! – отставил хрустальный бокал с золотым ободком младший Оболенский и, игнорируя салфетку, вытер губы тыльной стороной ладони, размазав по ней красные капельки душистого вина.

Он решил сегодня потрясти родственников простотой привившихся в казарме нравов. Поводив ладонью над столом, взял с тарелки сочный кусок телятины и смачно откусил от него, вымазав щеки. Забывшая в очередной раз прищурить глаза его кузина, приложив к губам салфетку, прыснула со смеху. Тетка сделала вид, что не обратила внимания на бестактность, решив: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало…». Папà Оболенского, его брат и их жены шокированно глядели на сына и племянника.

– Вкусно! – произнес тот с набитым ртом. – Как в трактире… – сосредоточившись, добавил по-французски, завидев вошедшего повара с фарфоровым блюдом в руках.

Француз от возмущения чуть не выронил поднос, развеселив даже взрослых.

– Григорий! Станешь так себя вести, придется опять нанять гувернера, – по-французски обратилась к сыну княгиня.

– Мамà! Пожалей свои розы, – снова развеселил общество молодой князь.

Насытившись, Максим попытался заговорить с княжной, однако без особого успеха – она вновь с прищуром разглядывала Нарышкина.

Тот же после казармы никак не мог отъесться, к тому же на столе было столько вкусного…

В середине ноября, после вольных работ, начались обычные пешие учения, выводка коней, полковой наряд, езда сменами в манеже и взводами на плацу, разводы и дворцовые караулы; то есть самое тяжелое полугодие в мирной жизни лейб-гвардии Конного полка. Все офицеры прибыли из отпусков и начали заниматься со своими подразделениями. Во втором эскадроне приступил к службе большой друг эстандарт-юнкеров – поручик Вебер.

Несмотря на то что имели полное право покинуть казарму и жить дома, – папа Оболенского прямо-таки умолял их жить у него – юнкера остались в казарме до получения офицерского чина.

«И зачем им это? – недоумевал Вебер. – Значит, недостаточно господами занимаюсь, – делал он вывод, – коль еще служба не опротивела…»

Оболенскому нравились простота нравов и отношений, он отдыхал от светских условностей и этикета. Нарышкин в самом начале службы дал себе слово до получения офицерского чина жить вместе с солдатами, дабы закалить волю и тело. А Рубанову было просто хорошо с друзьями и не хотелось зависеть от чужих людей.

Поэтому опять по сигналу трубача рано поутру поднимались с жестких нар, плескались у рукомойника и, одевшись по-зимнему, плелись убирать лошадей. Каждые четвертые сутки конногвардейцы заступали в караулы, самым ответственным из которых являлся внутренний дворцовый. Именно туда и были назначены эстандарт-юнкера.

– Хотя вы по званию являетесь унтер-офицерами и можете ходить разводящими, – инструктировал их поручик Вебер, – но, по приказу ротмистра, некоторое время вам предстоит заступать в наряд караульными, дабы досконально ознакомиться с постами и понять караульную службу. Главное для вас – четкое исполнение ружейных артикулов! На постовом коврике при приближении начальства ружье должны откидывать от ноги четко «по-ефрейторски», в единый миг с напарником, для чего он, как старший возрастом, даст вам знак бровями или мигнет… По-первости заступите на посты со своими дядьками, они вас и обучат всему, – закончил длинную речь поручик и удалился по делам.