Дэвид Стори - Сэвилл

• Название: Сэвилл
• Автор: Дэвид Стори
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1979

Новый роман известного писателя посвящен судьбам английской молодежи.

Герой книги — юноша из рабочей, шахтерской семьи. Ему удается получить образование и стать учителем, однако «равные возможности», столь широко рекламируемые в современном капиталистическом обществе, не приносят герою ничего, кроме разочарования.

---

— У меня есть опыт административной работы. Я не такая глупая, какой кажусь.

— Я никогда не считал тебя глупой.

— Конечно! — Она, по-видимому, не сомневалась, что знает, как он ее оценивает. — Ты оппортунист, Колин. Ты будешь ловить один удобный случай за другим.

— Страшно слушать, — сказал он.

— Ты не знаешь, что такое сила, — сказала она, а потом добавила: — И какой силой обладаешь ты сам. Думаю, тебя ничто не остановит. Дело в том, что с тебя сняли путы. К большому твоему огорчению, а может быть, и к значительному ущербу. Но, насколько я могу судить, иного выхода у тебя нет. Ну, а когда ты окончательно освободишься… — Она помолчала. — Надеюсь, я об этом услышу, хотя надеяться на то, что я увижу все своими глазами, мне нечего.

Тем не менее ее мнение о нем оставалось неясным. Таким способом она парировала его выпады и угрожала ему будущим, которого сам он не видел. Инстинкт вынуждал его крепче держаться за нее.

— О, ты уйдешь, мальчик мой, — сказала она в другой раз, когда, не выдержав ее непоколебимой уверенности, он бросился в нападение. — Ты уйдешь, мальчик мой. Но я тебе в этом способствовать не собираюсь.

Они постоянно вступали в бой друг с другом — главным образом он с ней. В ней было спокойствие, в ней была стойкость — хмурая и слепая убежденность, которую необходимо было сломить. Он непрерывно мерился с ней силами.

— Ну, брось меня, мальчик мой! — восклицала она, когда он уже не выдерживал собственного гнева, и дерзость ее вызова, рассчитанная снисходительность обращения «мальчик мой» только сильнее его подстегивали.

— Я хочу, чтобы ты знала, что можешь положиться на меня, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты мне доверяла. Я люблю тебя. Я сделаю все, что ты захочешь. — И в заключение, чтобы ощутить, что он все-таки существует, он добавил: — Я женюсь на тебе, если хочешь.

— Это предложение или угроза?

— Предложение.

— Но оно больше напоминает вызов на дуэль. Я отказываюсь его принять. Отказываюсь ради тебя. Ты ведь не любишь.

— Нет, люблю, — сказал он ей. — Объясни, чего я не сделал?

— Ты никогда меня не любил, — сказала она. — Ты этого не понимаешь, но я-то знаю.

Он терзался из-за этого обвинения.

— Докажи, — говорил он. — Как так я не любил тебя?

Он предложил ей уехать вместе.

— Куда? — спросила она.

— В отпуск, — сказал он.

— А-а! — сказала она с внезапной насмешкой. — Но не навсегда?

Он не ответил. Она выявляла в нем слишком много того, что ему не нравилось. И он снова срывал свое раздражение на брате.

— Почему ты не хочешь жить, Стив? — говорил он, когда видел, как брат корпит над заданиями. — Почему ты не хочешь жить?

— А я живу, — отвечал брат с полным спокойствием.

— Ты кончишь в шахте, как отец. А мне они даже думать об этом запрещали.

— Ну нет, он-то кончит управляющим, — сказал отец. Его самого шахта уже совсем высосала. Каждый раз, возвращаясь с работы, он словно становился физически меньше. Он съеживался у них на глазах. Он лежал в прострации у очага, слишком обессиленный, чтобы пойти спать, слишком измученный, чтобы съесть хоть что-нибудь. Его присутствие было постоянным упреком, и он старательно это подчеркивал, демонстрируя им себя — свою усталость, свое угасание. — Таким, как я, он не будет, — добавил он, указывая на могучие плечи Стивена, на его добродушное лицо. Бесспорно, его брат пользовался всеобщей симпатией. Из школы он ушел и был на шахте учеником механика, а в свободное время посещал местный колледж. Тем не менее он ни в чем не рвался вперед. В нем ощущалась неизмеримая сила, которой Колин завидовал.

— Не понимаю, как ты позволил, чтобы он обрек себя на такое, — говорил он отцу, подразумевая то, что с ним сделала шахта. — Одно время ты утверждал, что он никогда под землю не спустится.

— Он спустился потому, — сказал отец, — что сам захотел. И спустился со специальностью. Я-то начинал без всего. Прямо с поля — и в шахту. А он этому обучен, у него специальность, — добавил он.

Снова начались привычные споры, но злость у него вызывал только Стивен, его покладистость. Он видел в брате намного больше, чем видел в себе сам Стивен.

— Да я-то ведь не жалуюсь, — говорил Стивен, покачивая массивной головой. На его плечах бугрились мышцы. Он начал серьезно играть в регби и был очень популярен — не только девушки, но и ребята его возраста постоянно забегали к нему. Из уважения к матери он разговаривал с ними на крыльце, а в кухню допускал, только если ее не было дома.

— Не понимаю, к чему ты клонишь, — добавил он в другой раз, когда они с Колином были дома одни.

— Но что, по-твоему, тебе все это даст?

— Заработок. Ну, как ты зарабатываешь тем, что учишь в школе, — ответил брат.

— Но это же рабство, — сказал он. — Отец — раб. Ты — раб. Людям платят достаточно, чтобы они могли работать в шахте, но не столько, чтобы из нее выбраться. Словно морковка — каждый год поднимают чуть выше. И они трудятся, как покорные ослы.

Брат покачал головой и пригладил растрепанные волосы.

— Для того чтобы жить с рабами, ты развиваешь в себе мышление раба. Смиряясь с рабством, ты его укрепляешь.

— Так ведь шахты национализировали, — сказал брат.

— Ну, и в чем разница? — спросил Колин и выжидающе замолчал.

Брат еще раз провел рукой по волосам.

— Так я же доволен! — Он поглядел на него и улыбнулся, но застенчиво, словно смущенный тем, что Колина заботит его судьба. — А раз я доволен, так не понимаю, чего ты волнуешься.

— Ну, а я недоволен, — сказал он с горечью.

— А коли так, — сказал брат, — так ты бы попробовал изменить чего-ничего.

— Я пробую, — сказал он. — И начинаю с тебя.

— Не с того конца начинаешь. Надо с головы.

— Ты ближе. Я тебя люблю, и ты рядом. Ты молод, ты не закоснел, ты доступен новым представлениям. Тебя не оболванили, как отца.

— Кому-то же надо работать под землей, — сказал Стивен. — А мне это больше по плечу, чем многим другим. Я могу облегчить условия работы. Могу добиться большего. Мы все время что-то меняем. Так чего ты от меня хочешь? Чтоб я стал коммунистом?

— Нет, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты выбрался оттуда.

— Я там, — сказал брат просто. — И выбраться не могу. Мне моя работа нравится.

— Она же тебе ничего не даст, — сказал он. — Кроме тупой покорности.

— Ну, предположим, я выберусь. А с другими рабами что будет?

— Оставишь их там.

— И отца?

— И отца тоже. Он смирился. Посмотри, что это ему дало. Что это дало им всем, — добавил он, обводя рукой поселок.

— Отцу не по возрасту работать внизу, только и всего.

— И тебе не по возрасту работать внизу. Покажи пример, выберись оттуда.

— Черт подери, ну не понимаю я, чего тебе нужно, — сказал Стивен. Он сидел такой могучий и такой растерянный, что Колин улыбнулся, ошеломленный силой и бестолковостью брата. — По-моему, ты запутался и увяз сам не знаешь в чем. Ты врешь и обманываешь. Ты наврал про Клэр. Ты вот говоришь, что никаких обязательств на себя брать не нужно.

— Нет, нужно, но только по отношению к себе.

— Брать обязательство по отношению к себе — значит брать его по отношению к другим, — сказал брат медленно, обдумывая эту мысль.

— Вот именно, — сказал он. — А не наоборот.

Он засмеялся, глядя на брата с торжеством.

— Ты должен испробовать все, что в тебе есть, Стив. Ты должен уйти отсюда и жить.

— А ты лицемер. Предатель и лицемер, — сказал Стивен, багрово краснея, и отвел глаза.

— Но не только, — сказал он. — Во мне есть много другого. Хорошего. Я могу тебе помочь. Я ведь не только плохой. Во мне есть много такого, что ты мог бы принять. Что ты должен принять. И я знаю что.

— Какого такого? — сказал Стивен.

— Того, что ты сам никогда не испытаешь, чего нельзя испытать, смиряясь.

— Прямо как Христос в пустыне, — сказал брат.

— Разве?

— А когда ему предлагали все царства мира. Я верю в то, что делаю. Что это приносит добро.

— Добро. Но какое добро? Добро Христа. Не добро понимания, не добро принятия зла, а только добродетель, ханжество, чурание зла.

— А знаешь, — сказал брат медленно, не спуская с него глаз, — зло-то — оно в тебе, Колин.

— И в тебе, — сказал он. — Я стараюсь, чтобы ты это осознал.

Но брат продолжал смотреть на него исподлобья, сдвинув брови. В его взгляде была растерянность, тревога. Он мотнул головой.

— Нет, — сказал он, — не понимаю я тебя.

— Но ведь ты чувствуешь, Стивен, — сказал он, — что я желаю тебе добра? Не «добра» Христа, а подлинного добра, которое делает тебя по-настоящему живым.

— Ну… — сказал брат.

— Ты ищешь «добра», которого хотят для тебя наши родители, потому что боятся. Ты должен избавить их от этого страха. Ты должен вырваться на волю.