Василий Ардаматский - Суд

• Название: Суд
• Автор: Василий Ардаматский
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ АРДАМАТСКИЙ родился в 1911 году на Смоленщине в г. Духовщине в учительской семье. В юные годы активно работал в комсомоле, с 1929 начал сотрудничать на радио. Во время Великой Отечественной войны Василий Ардаматский — военный корреспондент Московского радио в блокадном Ленинграде. О мужестве защитников города-героя он написал книгу рассказов «Умение видеть ночью» (1943).

Василий Ардаматский — автор произведений о героизме советских разведчиков, в том числе документальных романов «Сатурн» почти не виден» (1963), «Грант» вызывает Москву» (1965), «Возмездие» (1968), «Две дороги» (1973), «Последний год» (1983), а также повестей «Я 11–17» (1958), «Ответная операция» (1959), «Он сделал все, что мог» (1960), «Безумство храбрых» (1962), «Ленинградская зима» (1970), «Первая командировка» (1982) и других.

Широко известны телевизионные фильмы «Совесть», «Опровержение», «Взятка», «Синдикат-2», сценарии которых написаны Василием Ардаматским. Он удостоен Государственной премии РСФСР имени братьев Васильевых.

Василий Ардаматский награжден двумя орденами Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, Отечественной войны, Красной Звезды и многими медалями.

---

В конце первого дня совещания, в последнем перерыве на перекур, к Лукьянчику подошли четверо таких же, как он, председателей. Предводительствовал у них узкоплечий, сухощавый мужчина с острым как нож лицом, с веселыми глазами по бокам горбатого носа. Фамилия у него была сразу запоминающаяся: Трубецкой. Так он и представился Лукьянчику, тут же пояснив, что к именитым Трубецким он отношения не имеет, фамилия получена его дедом за трубный бас, он был дьяконом.

— А вы ведь новенький? Откелева? — шутейно спросил Трубецкой.

— Город Южный, — ответил Лукьянчик.

— Заменили ушедшего в иной мир Савушкина? — поинтересовался другой из четверки и добавил: — Вот, за упокой полагается…

— Короче — мы тут сколачиваем ужин, — пояснил Трубецкой. — Не будете же вы умирать от тоски в своем гостиничном номере, слыша отдаленную музыку из ресторана? Предлагается организовать безмятежное застолье без протокола. А?

— И есть, между прочим, такая традиция, — добавил третий.

— Ну, если есть и традиция, я согласен, — рассмеялся Лукьянчик.

Перед возвращением домой Лукьянчик подсчитал, что двести рублей, которые дал ему на перроне Глинкин, уже истрачены. Подошли к концу и его собственные деньги. В общем — хватило в обрез.

Он вернулся в свой город с самым скверным впечатлением от совещания; впрочем, думал он больше не о нем, а о том, как вернуть Глинкину двести рублей. В день приезда Глинкин зашел к нему в кабинет и, не здороваясь, спросил:

— Хватило?

— Только-только… — ответил Лукьянчик и поспешил добавить: — Долг отдам в самое ближайшее время.

— Не торопитесь, — махнул рукой Глинкин. — Тот, у кого я одолжил, человек денежный — потерпит. А вы тратили те деньги не на себя, на традицию, — рассмеялся он и перевел разговор на исполкомовские дела.

Вернуть деньги из ближайшей получки Лукьянчик не смог — жена покупала дочери к осени пальто. В следующую получку — тоже не получилось. Спросил у Глинкина;

— Как твой приятель, еще потерпит?

— Ему бог велел терпеть, — рассмеялся Глинкин.

Но когда после поездки на совещание прошло уже больше двух месяцев, Глинкин однажды сказал как бы между прочим, что его приятель что-то начал напоминать о тех деньгах. На другой день снова сказал об этом. Лукьянчик уже решился попросить денег у жены, знал, что у нее есть заветная сберкнижечка, с которой она поклялась не брать ни копейки до совершеннолетия Наташки. Но все решилось по-другому. Вечером пришел к нему в кабинет Глинкин, как всегда с толстой папкой всяких исполкомовских дел. И начал разговор с утверждения списка членов жилищно-строительного кооператива «Наука».

Бегло просматривая список, Лукьянчик спросил:

— Все бесспорные?

— Один не бесспорный, — ответил Глинкин и, встав со стула, подошел к Лукьянчику и показал на предпоследнюю фамилию в списке: — Вот этот. Никакого отношения к науке не имеет, но сами деятели науки говоря, что без него они дом не построили бы. И вообще человек, говорят, хороший, полезный, и, между нами говоря, непонятно, почему нельзя ему помочь за собственные деньги решить жилищную проблему?

— Если правление не возражает, почему бы и не помочь?

— На мое решение, я бы помог… кстати, это тот самый человек, у которого я одолжил деньги на лодку. Вот я ему утверждение за ту сумму и продам… — весело рассмеялся Глинкин, а Лукьянчик точно с обрыва бросился в холодную воду — размашисто подписал список и сказал облегченно:

— Пусть живет…

Вот и все. С этого все и началось… Началось и пошло — легко и приятно. Только иногда чуть-чуть страшно…

И вдруг однажды — приглашение в районную прокуратуру. Странное дело — приглашение не испугало, была полная уверенность, что зовут не по их с Глинкиным тайным делам. Все же, уходя, на всякий случай зашел к своему заму, сообщил, куда идет. Глинкин на мгновение задумался и сказал:

— Я знаю, в чем дело, они будут трясти за жилищные кооперативы.

С Лукьянчиком разговаривал молодой следователь Арсентьев — цепкий, ироничный, с неприятными глазами — карими, с крапинками вокруг зрачков. Разговаривать с ним было не легко, да и не разговор то был, а форменный допрос с протоколом. Лукьянчик обозлился — мог бы разговаривать с ним и сам прокурор. И без протокола.

Но надо было отвечать на вопросы следователя. Арсентьев своими немигающими глазами смотрел на Лукьянчика:

— Нас тревожит, что в ЖСК все время пролезают какие-то подозрительные люди, формальных прав на то не имеющие. Нельзя ли это остановить?

— Факт — пролезают. — согласился Лукьянчик, но затем объяснил: — Кооперативное строительство часто ведется без твердо запланированных фондов, и тогда кооперативы вынуждены выклянчивать помощь у каких-то организаций, а те за услугу просят принять в кооператив их человечка, и не просто просят, а официально рекомендуют. А потом оказывается, что человечек-то жулик.

Следователь с ним согласился и высказал мысль, что надо бы упорядочить всю организацию этого вида строительства и обеспечивать его всем, как другие стройки.

— По идее это так и есть, а в практике не выходит. И мне изменить сие неподвластно, — сказал Лукьянчик. — Проблему фондов надо решать в республиканском масштабе.

Следователь согласился и с этим. Тогда Лукьянчик добавил:

— И с кадрами в кооперативах неладно. Надо взять опытного бухгалтера или инженера, а те ставят условие — принять их в кооператив, а это еще одна лазейка…

— Что обращает на себя внимание… — задумчиво сказал следователь. — Как попадется нам какой-нибудь жулик из торговли, он непременно член ЖСК.

— Денежный народ, что ж тут удивительного, — ответил Лукьянчик, испытывая легкую тревогу.

— Так, может, их берут за взятки, а не по чьей-то просьбе? — быстро и жестко спросил следователь.

— Все может быть, — не сразу произнес Лукьянчик, ему понадобились секунды взять себя в руки.

— Вам знакома такая фамилия. — Гитальников? — спросил следователь.

Еще бы! Это был как раз тот тип, который давал взаймы деньги Глинкину на лодку, а он, Лукьянчик, этими деньгами оплачивал счет в ресторане, спасая честь Южного во время совещания.

— Как вы сказали? Метальников?

— Ги… Гитальников. — подчеркнул первый слог следователь.

— Нет, не знаю. А кто это такой?

— Он с вашей легкой руки, Михаил Борисович, стал членом жилищного кооператива научных работников, а несколько дней назад арестован за спекуляцию.

Лукьянчик все это уже знал от Глинкина, и они договорились, как реагировать.

— Только спекулянтов мне и не хватало, — вздохнул он. — Ну что ж, тут явно оплошал мой заместитель Глинкин, комплектование кооперативов наблюдает он, и на него будет наложено строгое взыскание. Но, с другой стороны, как он мог знать, жулик этот человек или честный, если само правление кооператива этого не знало?

— А вы не допускаете, что тут могло быть не чисто? — спросил следователь.

— Ну, знаете… — Лукьянчик возмутился, и так искренне, что лицо у него пошло красными пятнами. — Вы что же, хотите сказать, что я держу у себя замом нечистого человека? А может быть, мы с ним махлюем вместе? Нет, я такой разговор не понимаю, не принимаю и буду просить прокурора…

— Я сказал чисто предположительно… Извините, — смутился следователь…

От этого посещения прокуратуры все-таки надолго осталось безотчетно тяжкое впечатление.

— Да не придавайте вы значения чепухе, — успокаивал его Глинкин. — Ну, распутают они эту историю с Гитальниковым, объявите мне выговор, а то и поставьте вопрос об освобождении. Я честно говорю — зла иметь на вас не буду, важно, чтобы и тень тени не пала на вас.

Тогда все рассосалось, и дело ограничилось только тем, что на президиуме исполкома он сделал замечание Глинкину за невнимательный контроль над кооперативным жилищным строительством…

Теперь Глинкин в тюрьме, и следователи небось впились в него, как клещи. Но Лукьянчик спокоен — во-первых, то клятвенное с ним условие и, наконец, сам он ни у кого копейки не взял. Брал только Глинкин, а то, что Глинкин делился с ним, это уж их личное дело. Сколько им получено от Глинкина, теперь уж и не сосчитать, но это его чистый личный долг.

…Три года все шло как по маслу. И сейчас Лукьянчик еще не верит, что для Глинкина все кончено, он всегда говорил — доказательств нет и не может быть! Те, кто давал ему сотни и даже тысячи, во-первых, сами могут оказаться в суде на той же скамейке, давать — тоже преступление. Во-вторых, кому из них, получив хорошую квартиру, захочется омрачать праздник доносами, беготней по повесткам и так далее?

Однако надо было работать.

Лукьянчик раздернул две последних гардины и сел за стол. Рука привычно нащупала упруго пружинную кнопку, приглушенно слышался звонок у секретаря, и тотчас в дверях возникла его верная Лизавета Петровна, Лизочка, а иногда и Лизок. С первого дня она с Лукьянчиком — старая секретарша, когда умер председатель, ушла на пенсию, а Елизавету Петровну он спас — взял из райфинотдела, где она была намечена под сокращение штатов.