Генри Денкер - Голливудский мустанг

• Название: Голливудский мустанг
• Автор: Генри Денкер
• Издательство: Единая Европа
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87945-007-4

Сенсационный роман «Голливудский мустанг» современного американского писателя Генри Денкера пресса назвала «самым тонким, глубоким и психологичным романом о Голливуде».

Герой книги Джок Финли — талантливый режиссер с необычайной внутренней силой и беспредельным творческим воображением. Но ради создания прекрасной картины он становится жестоким, беспощадным к людям, которые попадают в поле тяготения его магической личности, и обретает репутацию режиссера-убийцы.

История о «Голливудском мустанге», полная драматических коллизий, откровенных любовных сцен и столкновений характеров, держит читателя в напряжении с первой страницы до последней.

---

Джек испытал недолгое облегчение.

— Вы должны сделать для меня одну вещь, — продолжил автор. — Не позволяйте ей менять концовку!

Джек посмотрел на Кермита.

— Разве я согласился изменить концовку? Кермит в моем присутствии сказал ей, что концовка остается прежней!

— Спасибо, — с жаром произнес автор.

Он подошел к Джеку, пожал ему руку.

— Она больна. Да, больна! Но вы способны управлять ею. Она делает все, что вы хотите. Обещайте мне, что финал останется без изменений, и я буду держаться подальше от Джулии Уэст.

— Сид, ваша пьеса не допускает другого конца. Он понравился мне больше всего, когда я читал текст. Так что не волнуйтесь. Даю вам слово. Финал останется.

Сидни Лампрехт обнял Джека и повернулся к Кермиту, все еще крепко сжимая плечи режиссера.

— Пока существуют такие режиссеры, театр не умрет! Еще есть смысл сочинять в муках пьесы и ставить их!

Лампрехт ушел. Джек измученно опустился на диван. Но Кермит так посмотрел на режиссера, что тот настороженно поднялся.

— Что, Кермит?

— Чай, — сказал Кермит. — Чай!

— Кермит?

— Вам известно, сколько чая она выпивает?

— Это для голоса, — объяснил Джек.

— Это водка! Чистая водка! Слегка подкрашенная.

— Откуда вам это известно?

— Пока вы репетировали, я заглянул в ее гардеробную и попробовал жидкость. Это водка! Она может пить ее целый день, и вы ничего не заподозрите. Она не имеет запаха.

— Джулия не кажется пьяной… Я могу поклясться…

— Конечно! Ее возможности безграничны. Она никогда не кажется пьяной. Но она пьяна! Этот взгляд, близорукие глаза. Вы сказали, что ей нужны очки. Ей нужно меньше пить «чай».

— Я могу поклясться… — повторил Джек и кое-что вспомнил. — В тот первый день, в кабинете Одри, тоже?

— Да, тоже. Я знаю, потому что говорил с Одри сегодня днем. Она призналась. Сказала, что Джулии это необходимо. Что, если мы будем обращаться с ней правильно, все обойдется.

Кермит поднялся с кресла, подошел к окну и посмотрел на сумерки, опускающиеся на Бродвей. Он увидел их театр. Люди, возвращающиеся домой с работы, покупали билеты на новый спектакль Джулии Уэст.

— Господи, — сказал он. — Если бы она только…

Кермит перебил себя.

— Мы у нее в руках. Без Джулии спектакля не будет. С ней нас отделяет от несчастья одна чашка «чая». Она может погубить нас обоих. Если я не сделаю «хит» в этот раз…

— Не беспокойтесь, Кермит. Все будет в порядке. Клянусь вам…

— Логан клялся. Казан клялся. Она едва не погубила их, — печально произнес Кермит.

Джек поднялся, подошел к окну, встал возле Кермита и устремил взгляд на Бродвей. Огни уже горели, хотя еще не стемнело полностью. Неоновая реклама бежала, дышала, объявляла, искала, соблазняла, обещала.

Джек глядел в окно, потому что смущение мешало ему смотреть на Кермита; он боялся выдать себя.

— Я никогда не говорил об этом вслух, Кермит. Потому что это звучит нелепо. Я не мог объяснить это даже моей матери, когда она хотела отправить меня в стоматологическое училище.

Кермит, я должен работать в театре. Должен. Дело не в огнях. И не в публике. Даже не в славе и деньгах, которые, знаю, однажды придут ко мне. Я просто испытываю потребность работать в театре. Заниматься режиссурой. Ставить хорошие спектакли. Добиваться совершенства. Я знаю это с двенадцати лет, когда моя учительница повела нас на утренний спектакль. Я впервые попал в настоящий бродвейский театр! Я сидел и думал: Господи, это реальность. Это не телевидение. Не большой, плоский киноэкран, а все настоящее!

Но я ощущал и нечто другое. Даже в двенадцать лет. Я чувствовал, что могу сделать лучше. Я даже сказал об этом моему приятелю, когда мы возвращались на метро в Бруклин. Он засмеялся, и я понял, что не должен говорить так, пока не докажу это.

Но я могу сделать лучше, Кермит! Могу! И сделаю. Никакая актриса, никакая звезда, пьяная или трезвая, сумасшедшая или нормальная, не отнимет у меня шанс доказать это! Потому что ничем другим на этом свете я не хочу заниматься. Ничем! Я должен это сделать. Стать лучшим в театре или умереть.

Кермит молча смотрел в окно, пытаясь разглядеть лицо Джека, отражавшееся в стекле. Джек говорил абсолютно искренне.

— Я доведу ее до премьеры, Кермит. Сделаю для вас хит!

Кермит уже много раз слышал подобные обещания. Иногда их выполняли. В большинстве случаев — нет. Однако всегда режиссер говорил так же искренне, как Джек Финсток. А точнее, Джек Финли.

До премьеры в Нью-Хейвене все шло нормально. Последний прогон без декораций перед отъездом из Нью-Йорка был самым трогательным и впечатляющим. С последним действием была проблема. Джулия испытывала дискомфорт. Но она играла — не безупречно, но достаточно хорошо для Нью-Хейвена и первого публичного представления.

Она продолжала пить свой чай; Джек постоянно следил за ней. Ему казалось, что она пьет не больше, чем прежде. Но он находился рядом с ней не двадцать четыре часа в сутки.

Они приехали в Нью-Хейвен на поезде. Джек отвез Джулию в гостиницу «Тафт», находившуюся возле театра. Помог отнести чемоданы в номер. Она сама несла свой термос. Джек поставил чемоданы на пол. Джулия обвела взглядом гостиницу.

— Господи, опять этот номер. Его не ремонтировали одиннадцать лет! — Она улыбнулась. — Приятно снова оказаться здесь.

Джулия шутливо поцеловала Джека и продолжила:

— Это все вы, вы. Они удивлены. Они, верно, заключили пари, что я не продержусь до этого момента. После… моего ухода…

— Дорогая, отдыхайте, — сказал Джек. — Я хочу спуститься вниз и проверить сцену. Посмотреть декорации и освещение.

Она кивнула, отпуская его. Но, прежде чем он ушел, Джулия прижала свое лицо к его щеке.

— Мы сделаем это. Сделаем. У нас будет хит! А теперь идите, — прошептала она.

Он вышел через заднюю дверь на сцену. Она была темной, но декорации уже висели. Художник следил за расстановкой мебели. Джек спрыгнул в проход и попятился назад, глядя на сцену. Девяносто пять процентов зрителей увидят все происходящее. Только боковые места не обеспечивали полного обзора.

Он остановился в глубине зала. Из Бруклина в Нью-Хейвен! Внезапно кто-то приблизился к Джеку. Это был Кермит.

— Это всегда волнующе. Всегда. В первый раз. И в последний раз, — произнес Финли.

— Как она?

— Нормально. Хорошо.

— Готова к премьере?

— Несомненно! — воскликнул Джек.

— Хорошо. Хорошо, — без ликования, но с надеждой в голосе сказал Кермит.

Они занялись освещением сцены. Разногласия между Джеком и художником оказались незначительными. Потом Джек отпустил всех на ужин до девяти, когда должна была состояться первая техническая репетиция.

Оставшись в одиночестве, Джек снова поднялся и осмотрел декорации. Под его ногами лежал мягкий, роскошный ковер. Сам он еще никогда не жил среди такой дорогой мебели. И все же в каком-то смысле она была его мебелью — он сам выбирал ее. Все было его — декорации, спектакль, успех. Или провал.

Техническая репетиция заключалась в проверке дверей и наличия проходов между предметами обстановки для свободного передвижения актеров. Они проконтролировали, соответствует ли временная длительность отдельных фраз расстоянию, которое преодолевали актеры, произнося их. Освещение пришлось подправить, потому что появление актеров на сцене изменило его.

Все это время Джулия была спокойной, серьезной, деятельной. Когда у юного Клинтона возникла проблема с подходом к актрисе, она сама предложила изменить свою позицию в этой сцене.

Кермит постепенно обретал уверенность и спокойствие. Он даже позволил себе улыбнуться Джеку, который шагал взад-вперед по проходу, разглядывая сцену, декорации, реквизит, давая указания и распоряжения осветителям, актерам, своему ассистенту.

Время перевалило за полночь. Они уже добрались до последней сцены, которая должна была пройти легко, потому что являлась самой простой в техническом отношении. Кермит распорядился принести кофе и бутерброды, чтобы люди перекусили перед сном.

Они репетировали последнюю сцену, в которой юноша уходит от Джулии. Последние объятия, последний поцелуй, прощание. Все это время сын героини ищет в коридоре друга, не догадываясь о его отношениях с матерью. Любовник Джулии должен был оставить на сцене одинокую, стареющую женщину, только что потерявшую свою последнюю любовь.

Впервые за этот вечер Джулия столкнулась с трудностями. Ей не давались подход к партнеру и прощание с ним. Она не могла объяснить причину. Джек поднялся на сцену и показал Джулии, как она делала это ежедневно в течение нескольких недель.

— Знаю, знаю, — сказала она. — Но я постоянно испытывала дискомфорт. Теперь я понимаю, что вся сцена решена неверно!