Петер Энглунд - Первая мировая война в 211 эпизодах

• Название: Первая мировая война в 211 эпизодах
• Автор: Петер Энглунд
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083400-6

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так “склеил” эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. “Восторг и боль сражения” переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

---

Весь город изменился. Он утратил свой чистый, опрятный вид. Повсюду валялись кучи мусора и грязь. На улицах стояла брошенная хозяевами мебель и прочие вещи. Фронт был так близко, что до них доносился грохот канонады. По городу непрерывно сновали немецкие вагоны с припасами, автомобили, иногда шагала немецкая пехота. Солдаты почти всегда пели. Она просто ненавидела эти звуки.

Лаура не могла не ненавидеть немцев. Они были ее врагами, они оккупировали ее родной город, превратили ее жизнь в сплошное мучение. Но не все немцы одинаковы. В некоторых из них она встречала понимание и сочувствие, но многие другие держались надменно, высокомерно, иногда грубо. Она часто видела, как они избивают русских военнопленных. Немецкая пропаганда, трубившая об избавлении от русского ига, не имела большого успеха: ей внимали, может быть, местные евреи, которые усматривали в оккупации возможность освободиться от произвола бывших властей и от застарелого антисемитизма[87]. Дикая смесь услужливости и грубости со стороны немецких оккупантов была своего рода отражением официальной политики. В том хаосе, который породила война и который немцы в своем превосходстве считали врожденным качеством Восточной Европы, с ее пестрой смесью народов и языков, германское командование на Восточном фронте начало осуществлять амбициозную и обширную программу, намереваясь полностью контролировать захваченные территории и их ресурсы, а также спасти оккупированное население от него самого, насадив здесь немецкую дисциплину, немецкий порядок, немецкую культуру.

Вдалеке грохочут пушки, и Лаура вместе со всеми по-прежнему надеется на то, что русская армия совершит прорыв и освободит их. (У них вошло в привычку прислушиваться, не русская ли артиллерия там стреляет — русские батареи давали залпы в особом ритме: раз — два — три — четыре, пауза, раз — два — три — четыре, пауза.) Она часто мечтала о том, что ее муж Станислав находится где-то у русских, совсем рядом, может, в десятке километров отсюда, и как только немецкая линия фронта будет прорвана, они увидятся. Но чаще всего ее охватывало чувство полной изолированности, заточения вместе со своими детьми в абсурдном и безнадежном существовании. Нью-Йорк был очень, очень далеко. И дети играли лишь с белой собачкой Дашем.

Наверное, абсурдность самой обстановки заставила ее так среагировать на апельсин. На улице она увидела простого солдата, который держал в руках апельсин: он поднес золотистый плод ко рту и надкусил его. Она с негодованием смотрела на него. Она отдала бы все на свете за один этот апельсин, за то, чтобы принести его домой детям. Но она знала, что этого не будет. Ее чрезвычайно возмутило то, как вел себя этот солдат, как он небрежно поедал апельсин. Он откусывал от этого красивого, круглого, экзотического, сияющего плода, “словно этими фруктами в Сувалках питались ежедневно”.

Когда с запада дул ветер, Лаура чувствовала тошнотворный запах. Это смердели трупы погибших зимой, их зарывали кое-как. Говорили, что там их лежат десятки тысяч[88].

46.

Пятница, 16 апреля 1915 года

Уильям Генри Докинз пишет письмо матери в порту Лемноса

Наконец в путь. И окончательно известен пункт назначения — Дарданеллы. Слухи об операции циркулировали с февраля. Тогда они узнали, что корабли союзников без особого успеха атаковали османские артиллерийские батареи, блокировавшие пролив, и что атака повторилась в прошлом месяце, но была столь же безуспешна[89]. Уже в конце марта большая часть бригады Докинза отправилась через Средиземное море к острову Лемнос, в северной части Эгейского моря. Сам же он оставался в большом лагере под Каиром. Между тем он прекрасно понимал, что затевается что-то серьезное. В прошлом письме домой он писал: “Говорят, мы станем частью гигантской армии — французской, русской, балканской (!) и британской — и сперва покорим Турцию, а потом двинемся в Австрию”[90].

Перемены пришлись очень кстати. Месяцы бездействия — не считая учений — отравляли боевой дух и ослабляли дисциплину. Австралийцы проявляли все больше неуважения к британским офицерам, а солдаты разных национальностей все более разнузданно вели себя в Каире. Кульминацией стали события двухнедельной давности, пришедшиеся на Страстную пятницу, когда в квартале увеселительных заведений вспыхнули беспорядки. Каир считается одним из самых греховных городов мира, в нем множество борделей, игорных домов, где жаждущие развлечений могут попробовать все — от наркотиков до стриптиза. По непреложному закону “спрос рождает предложение” все это расцвело пышным цветом, когда сюда хлынули десятки тысяч молодых солдат с деньгами в карманах. Дисциплина пошатнулась, недовольство местного населения военными усилилось[91].

Итак, в Страстную пятницу сотни солдат, главным образом австралийцев и новозеландцев, принялись бесчинствовать в одном из увеселительных кварталов Каира. Они в ярости громили бары и бордели, выбрасывали мебель на улицу и поджигали ее. Буйствующая толпа все прибывала, так как к месту спешили другие солдаты. Вмешаться попыталась военная полиция; в ответ в нее полетели бутылки, четыре солдата были ранены. Вызванные на подмогу британские военные со штыками были тут же разоружены, их винтовки бросили в огонь. Неудачей окончились и попытки усмирить толпу при помощи кавалерии. Постепенно все успокоилось само собой. Докинз тоже был там и охранял шлагбаум на одной из улиц. В последующие дни озлобленные солдаты сожгли в лагере буфет и кинотеатр.

Примерно неделю назад воинская часть Докинза с облегчением покинула Египет, и тогда в порту Александрии стояло полным-полно военных кораблей. Через два дня они подошли к берегу Лемноса. Остров был крохотный, все уместиться на нем не смогли, так что многие солдаты просто остались на кораблях. Сейчас Уильям Генри Докинз сидит на борту корабля “Машобара” в порту Лемноса и пишет письмо матери:

Здесь есть забавные старинные ветряные мельницы, на которых мелют зерно. Это большие каменные постройки с огромными крыльями из парусины. Остров очень чистый, и люди тут чистоплотные, — слава богу, какой контраст с Египтом! Повсюду растет зеленая трава, поля очень красивые, покрыты цветущими красными маками и ромашками. Вчера мы сошли на берег, чтобы рота немного размялась и осмотрела достопримечательности острова. Местное население здесь, как и везде, стремится побольше заработать на солдатах. Больших магазинов тут нет, поэтому мы просто прогулялись по острову и посмотрели на народ. У одного — круглый сыр под мышкой, у другого — связка фиг, у третьего полный карман орехов, у четвертого — мешочек сухарей… все вокруг пытаются что-то продать. Мы приятно провели время.

Докинз знает, что скоро они отправятся дальше, он знает, какую задачу ему и его роте предстоит выполнять в будущем: они должны отвечать за обеспечение бригады водой. На борту “Машобары” множество насосов, труб, буровые установки и, кроме того, землеройное оборудование и инструменты. Да и сам корабль уже превращается в судно специального назначения: на носу открыли огромные двустворчатые “двери” для высадки. Они получили карты места, где должны будут высадиться. Оно называется Галлиполи и представляет собой узкий, длинный полуостров, запирающий вход в Мраморное море. Но об этом в письме он ничего не пишет. И он завершает такими строками:

Больше рассказывать нечего, так что на этом я заканчиваю. Передавай всем привет от меня с большой любовью. Твой любящий сын Вилли. Ххххххххх девочкам.

47.

Воскресенье, 25 апреля 1915 года

Рафаэль де Ногалес стал свидетелем уничтожения двух величайших святынь Вана

Светает. Он просыпается на пуховой перине, на зеленых шелках. Обстановка комнаты под стать его роскошному ложу: на потолке висит арабская бронзовая люстра с разноцветными хрустальными вставками, на полу лежат ковры ручной работы и стоит подставка с декоративным оружием из дамасской стали. На ней есть и дорогие статуэтки из севрского фарфора. Раньше эта комната принадлежала даме. Он догадался об этом по карандашам для подводки глаз и помаде малинового цвета, которые валялись на маленьком столике.

Вдали пробуждается турецкая артиллерия. Батареи, одна за другой, открывают огонь. Они прибавляют свой резкий треск к нарастающему грохоту, пока все не зазвучит как обычно: грохот, треск, шум падения, хлопанье, гул, выстрелы, вскрики.

Вскоре он отправляется в путь верхом. Сегодня утром он должен проинспектировать восточный сектор.

Рафаэль де Ногалес находится на окраине старинного армянского города Вана, в северо-восточной провинции Османской империи, вблизи от Персии и России — до границы всего-то 150 километров прямо на север. В городе мятеж. Ногалес несет службу в одном из подразделений, которые прибыли для подавления мятежа.