Петер Энглунд - Первая мировая война в 211 эпизодах

• Название: Первая мировая война в 211 эпизодах
• Автор: Петер Энглунд
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083400-6

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так “склеил” эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. “Восторг и боль сражения” переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

---

Из бабушкиной спальни послышались звуки; словно кто-то сморкался. Эльфрида встала, осторожно вошла к бабушке и обратилась к ней с мольбой: “Можно я заберусь к тебе в постель ненадолго?” Бабушка, поколебавшись, откинула одеяло: “Давай”. Девочка прижимается к бабушкиной груди и всхлипывает. Та утыкается лбом в ее волосы, и Эльфрида чувствует, что бабушка тоже плачет.

Никто из них не объясняет, почему плачет, никто не извиняется и не задает никаких вопросов.

61.

Суббота, 7 августа 1915 года

София Бочарская покидает окруженную Варшаву

Ей не спится, и она идет на позднюю прогулку с подругой и офицером полевого госпиталя. На улицах Варшавы тихо и безлюдно. Это хороший знак. Но у нее перед глазами все еще сцены, которые предстали взору несколькими часами раньше.

Как и прежде, сложно понять, что происходит. Немцы все наступали, это всем известно, но насколько плохи дела на самом деле? Ее подруга получила от своего жениха открытку и мудреную телеграмму, где он прощался с ней и желал ей счастья. Подруга ничего не поняла. Что он имел в виду?

Они поужинали в прекрасном отеле. За столиками можно было увидеть влюбленные пары. Затем они, оживленно болтая, поднялись на лифте на башню отеля, чтобы полюбоваться красивым видом. Оказавшись наверху, они умолкли. Подруга всхлипнула, и ее всхлип “заметался вокруг, словно в ловушке”, а потом воскликнула: “Уйдем отсюда, я не хочу этого видеть, уйдем скорее!” Они бросили взгляд на город, и перед ними открылось страшное зрелище:

Варшава оказалась в кольце огня и дыма. Наша армия, отступая, зажгла костры, и широкая, неровная линия опустошения опоясала весь город. Мы увидели место, которое мы проходили, запах горящих деревьев щекотал нам ноздри. Было очень тихо, только дымные облака от разорвавшихся картечных гранат витали в воздухе.

И все-таки они выжидали.

Компания спустилась к реке, посмотрела, как на берегу роют окопы. Удивленный их появлением офицер подошел к ним этой летней ночью и сказал, что немцы приближаются. Скоро будут взорваны мосты через Вислу.

Они в спешке бросились назад. Им потребовалось десять минут, чтобы поднять остальных. Те сохраняли наигранное спокойствие, лежа одетыми в постели. Они еще не успевают покинуть место расположения части, как появляются два офицера, а с ними жена якобы высокопоставленного чиновника: они просят вывезти ее из города. Бочарская неприязненно отмечает про себя, что женщина накрашена.

И тут началось. Взрывом на железнодорожном вокзале выбило оконные стекла. Осколки со звоном посыпались по всей комнате. Снова раздался грохот, — может, это бомбы с воздуха? Бочарская видит, как водонапорная башня взрывается, взлетает на воздух и через секунду с треском рушится на землю. Отблеск пожара окрашивает комнату в красный цвет. В углу стоит жена чиновника и припудривается.

На улицах, прежде совершенно пустынных, теперь полно народу. Все бегут в одном направлении — на северо-восток. На машинах Бочарская вместе с остальными смогли быстро преодолеть на первый взгляд бесконечную вереницу телег и повозок, запряженных лошадьми. Но когда они подъехали к большой выездной дороге, стало теснее, и скорость поубавилась.

Около пяти утра они выехали из Варшавы. Навстречу им попадались крестьяне; они направлялись в город, торговать на рынке: вели коров, телят, поросят, женщины держали на руках гусей, головки сыра. Тут в воздухе раздался оглушительный взрыв. Все взоры обратились на окутанный дымом город. Там взорвали мосты. Крестьяне нехотя поворачивают свои тележки и вливаются в тесный поток беженцев.

Стоит чудесный теплый августовский день.

В три часа дня они добираются до Новоминска, где Бочарской и остальным удается поспать два часа. Затем их будят. Новый приказ: часть должна отправиться назад, на запад, чтобы на полпути к Варшаве разбить полевой госпиталь. Они едут назад. В доме близ железной дороги устанавливают оборудование, раскладывают свои инструменты. Самая большая комната в доме отведена под операционную.

Солнце клонится к закату. В ясном небе зажигаются звезды. Раненые еще не поступали, так что они стоят возле дома и наблюдают в сумерках за потоком отступающих. Проезжает артиллерия, ее мимолетно освещают фары спешащих мимо автомобилей. “Пушки, с впряженными в них шестью лошадьми, с солдатами, сидящими на телегах с боеприпасами, создавали причудливые силуэты”. В ночном небе на западе возникает вытянутый, похожий на сигару, летательный аппарат, он медленно-медленно приближается к ним: это цеппелин. Какой он длины? Наверное, больше ста пятидесяти метров, может, двести. Обычные самолеты многими воспринимались как курьез, — чересчур хрупкие, чтобы использоваться для чего-то другого, кроме слежения, и чересчур маленькие, технически ненадежные, чтобы представлять собой серьезную угрозу. Другое дело — цеппелины: они пугали своей грузоподъемностью, дальностью полета и своими размерами[120]. Они могли плыть в воздухе совершенно бесшумно, а потом остановиться, зависнуть в воздухе и сбросить бомбы. Их называли иногда ночными чудовищами.

Дирижабль находится так близко, что Бочарская может разглядеть гондолу, висящую под огромным вытянутым шаром. Падает первая бомба. Она ощущает ударную волну от взрыва, дуновение внезапно сгустившегося воздуха. Страх и паника охватили всех вокруг. Вдоль колонны прокатились крики с призывом погасить фары, погасить все фары. Некоторые начали стрелять из винтовок, но были остановлены офицером. Выстрелы бесполезны.

Цеппелин исчезает в ночной темноте, оставив за собой хаос.

В эту ночь Бочарская спит на пустом операционном столе. Засыпая, она слышит топот шагов, стук копыт, рокот моторов, скрежет повозок и пушек. Мысли в ее голове путаются, смешиваются в мольбы и отчаянные надежды: “Может, отступление прекратится. И поступит приказ о взятии Варшавы. Война тогда закончится”.

♦

В тот же день Андрей Лобанов-Ростовский находится неподалеку от Варшавы, на северо-востоке. (Его рота покинула город еще вчера, почти без потерь, хотя им и пришлось проезжать по улицам вблизи от реки, под прицельным пулеметным огнем немцев. Они заметили, что немцы избегают стрелять по гражданским лицам, а потому Лобанов-Ростовский раздобыл цивильные дрожки.) День выдался спокойный и использовался

для отдыха и для ревизии наших позиций и нашей техники. В штабе сообщили, что враг переправился через Вислу в нескольких местах, но пока еще не обстреливал наши войска; неподалеку появились только малочисленные конные патрули. Между тем два корпуса по обе стороны от нас ретировались быстрее, чем мы, так что в стратегическом отношении мы оказались на дне мешка.

62.

Воскресенье, 12 августа 1915 года

Андрей Лобанов-Ростовский заспался под Чапли

Собственно говоря, ефрейтор должен был разбудить их всех в час. Когда они с остатками роты укладывались спать на крестьянском дворе, предполагалось, что они отдохнут часок-другой в темноте, а потом сразу же возобновят свой марш. Они хорошо знали, что арьергард продолжит отступление около двух часов и потом между ними и преследовавшими их немцами уже никого не останется.

Всего пару часов на сон.

Они валились с ног от усталости. Если раньше Лобанов-Ростовский сетовал на безделье, то теперь все было наоборот. Саперная рота работала не покладая рук во время масштабного отступления; они то взрывали за собой мосты, поджигали дома или разрушали железнодорожные линии, то помогали другим частям укреплять окопы — не только рыть землю, но и корчевать поле и ставить заграждения. Даже если кончалась колючая проволока, не было больше досок и гвоздей, даже боеприпасов, — в таком случае просто врывали в землю столбы, чтобы хоть на расстоянии обмануть немцев и представить укрепления прочнее, чем они есть на самом деле. Последние 48 часов они рыли и укрепляли окопы для пехотного полка, работая под дождем, и ужасно устали. Укрепления были готовы вовремя, и тут же пришел приказ оставить их.

Они отступают дальше.

Чувствительный Лобанов-Ростовский не только устал, он подавлен. Вчера он прямо признался в этом своему командиру, Габриаловичу: “Мои нервы не выдержат”. Но Габриалович отнесся к его словам равнодушно, посчитав, что лейтенант просто переутомился, и перевел разговор на другую тему. Лобанов-Ростовский беспокоился за свои книги, упакованные, по обыкновению, в спальный мешок. Это были французские романы и толстые исторические труды. Антон, верный денщик Лобанова-Ростовского, не видел смысла в том, чтобы таскать за собой эту поклажу, тем более что именно он в основном ее и таскал. Так что Лобанову-Ростовскому приходилось присматривать за Антоном, чтобы тот где-нибудь не бросил драгоценные книги. Денщик особенно невзлюбил трехтомник произведений французского историка Альбера Вандаля о Наполеоне и царе Александре и старался упаковать эти книги таким образом, чтобы они выкатились по дороге.