Петер Энглунд - Первая мировая война в 211 эпизодах

• Название: Первая мировая война в 211 эпизодах
• Автор: Петер Энглунд
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083400-6

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так “склеил” эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. “Восторг и боль сражения” переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

---

♦

В это время Владимир Литтауэр находился на железнодорожном узле Дно, примерно в ста километрах к востоку от Пскова. В его полку тоже пытались обуздать дезертирство. Разница состояла в том, что на Восточном фронте это явление приобрело массовый характер, так что было уже невозможно прибегать к расстрелам. Многие солдаты отказывались идти в бой. Немало было и таких, кто вообще не хотел воевать. Нередко случалось, что дезертировали целые воинские части, уезжая с фронта на захваченных поездах. Как сегодня.

Мы подготовили простые теплушки для скота: весь поезд состоял из полудюжины вагонов. Его подогнали на противоположную сторону платформы, на которую должен был прибыть поезд с дезертирами. Мои люди с винтовками были размещены по обе стороны путей, там, где ждали поезд. И вот он прибыл на платформу, и тогда наши люди начали громко и непрерывно повторять: “Не высовываться! Не высовываться!” Время от времени они палили в воздух из винтовок. Я сам или один из моих офицеров, в сопровождении нескольких солдат, входили в первый вагон и кричали: “Сдавайтесь, сукины дети, пока мы вас не пристрелили! Оружие на землю!” Дезертиры выпрыгивали по одному из вагона и тут же оказывались в коридоре, образованном нашими солдатами. Он вел к теплушке на другой стороне платформы. Как только дезертиров погрузили туда, за ними тут же закрыли широкую дверь и заперли их снаружи. Затем мои солдаты образовывали новый коридор, между следующим вагоном и теплушкой, и все повторилось снова.

Проходит около двадцати минут, и вот уже паровоз со всеми теплушками повернул назад на фронт, везя обратно непокорный груз.

161.

Четверг, 2 августа 1917 года

Ангус Бьюкенен участвует в штурме горы Тандамути

Еще один ночной марш-бросок, еще одно наступление. Перед ними голая гора, она вздымается из густой растительности, будто хребет утонувшего первобытного животного. На вершине большая роща. В ней прячется форт. Он-то и является целью атаки.

В 9.00 утра начинается штурм. В буше строчат пулеметы, раздается треск гранатометов. В первой волне наступления — туземный батальон Королевского Африканского стрелкового полка, 3/4 King’s African Rifles. Они несут большие потери, их атака замирает на голом склоне горы. В бой идет вторая волна. Это соединение Ангуса Бьюкенена, 25-й батальон королевских фузилеров. Они начали уважать чернокожих солдат, между ними и самыми боеспособными африканскими частями даже возникло подобие братства — вещь, немыслимая до войны! Бьюкенен командует пулеметным взводом батальона, он со своими солдатами следует за цепочкой стрелков, вверх по горному склону, усеянному трупами, прорываясь к вершине. Перестрелка превращается в непрерывный грохот.

По мере того как немецкие войска оттеснялись все дальше, в самый маленький угол колонии, цепляясь за свои укрепленные позиции, бои становились все более ожесточенными и тяжелыми. И хотя общее число солдат было значительно меньше, чем в прошлых военных кампаниях, боевые потери увеличились втрое.

Обе воюющие стороны подвержены чувству отчаяния. И чем дальше, тем больше. Немцы — оттого что это была последняя пядь их собственной территории на африканском континенте. Британские командиры — оттого что из Лондона приходили все более суровые приказы о скорейшем завершении операции. Не хватало не только военных кредитов, но и тоннажа торгового флота. С тех пор как немцы начали свою подводную войну, их подлодки потопили больше кораблей, чем успевали строить союзники[246], так что каждый четвертый корабль не доходил до места назначения, и под угрозой оказалось снабжение британских островов; в этой ситуации конвои в Восточную Африку воспринимались как непозволительная роскошь.

Отступив из долины Мозамбика, немцы засели на горе Тандамути. Здесь с середины июня наступления чередовались с контрнаступлениями. И сегодня снова в бой.

Две роты из 25-го батальона королевских фузилеров устремились вперед, к деревьям, но были остановлены Ьота, широким заграждением из наваленных кустов терновника, — столь же эффективным, как и колючая проволока. Отпрянув, солдаты рванули обратно, повернув налево. Тем временем Бьюкенен со своими пулеметчиками успел занять позиции в пятидесяти метрах от заграждения. Закипел бой. Вскоре погибли четверо из его “самых опытных и незаменимых пулеметчиков”. Но Бьюкенен не отступал. Его пулеметы продолжали поливать огнем вражеские позиции, и одновременно гранатометы, располагавшиеся сзади, выпускали почти бесшумные снаряды, которые рвались в дыму и пламени среди деревьев[247].

Бьюкенен заметил, что ответный огонь из форта понемногу утихает; да, ему даже показалось, что немецкие трубачи протрубили отход. Они вот-вот победят, но в этот момент он получает приказ — отступить. Немцы перешли в атаку где-то в отдалении. Возникла опасность, что британцы будут отрезаны. Когда Бьюкенен и его взвод ушли с горы, они заслышали вдалеке звуки стрельбы. Все носильщики исчезли. На тропинке в беспорядке валялись их собственные вещмешки, коробки и ящики. И едва они поняли, что аскари ударили с тыла, окружив их обоз, как оказались под прицельной пальбой.

Они добрались до полевого госпиталя. Он был разграблен немецкими войсками, но каким-то особым образом. Те, кто командовал вражескими соединениями,

имели дерзость приказывать слугам-туземцам подавать им, немцам, белым людям, чай, и потом они забрали весь хинин и другие необходимые им лекарства. Правда, эти белые вежливо обращались с ранеными и, достав револьверы, помешали своим же, воинственно настроенным чернокожим обидеть пациентов.

В то время как война на других фронтах обретала все более жестокие формы, воюющие в Восточной Африке белые нередко проявляли рыцарское благородство друг к другу. Это camaraderie, фронтовое братство, было не только отголоском довоенных идей о том, что колонии должны держаться вне конфликтов, но и символизировало, что все они, эта капля белых людей в черном море континента, разделяют общую судьбу колонистов[248]. Как правило, с белыми военнопленными обходились очень гуманно, их иногда кормили лучше, чем собственных солдат. Бывали случаи, когда немецкий врач переходил британскую линию фронта и требовал вернуть коробку с медицинским оборудованием, которая оказалась у врага; получив ее, он беспрепятственно возвращался к своим. А когда фон Леттов-Форбек в разгар боев был награжден орденом Pour le Мérite (“За заслуги”) — высшей немецкой наградой, то его противник, генерал, послал ему любезное письмо с поздравлениями.

Бьюкенен и другие из батальона, которые еще держались на ногах, добрались к одиннадцати часам вечера до лагеря под Зивани. Они были совершенно измотаны. Двадцать два часа они только и делали, что сражались или передвигались пешком.

Через неделю они снова будут штурмовать эту гору.

♦

В тот же день Харви Кушинг записывает в своем дневнике:

Весь день лил дождь, и таким же потоком поступали замерзшие, дрожащие раненые, покрытые грязью и кровью. Несколько GSW[249] в голову, но когда с них соскребли глину, то оказалось, что раны пустяковые, а другие — гораздо серьезнее, чем мы сперва думали. Смотровые кабинеты по-прежнему переполнены, невозможно нормально обследовать пациентов; от этого хаоса можно сойти с ума. Поступают очень неутешительные новости. Величайшее сражение в мировой истории по пояс увязло в болоте, а пушки провалились и того глубже.

162.

Четверг, 8 августа 1917 года

Флоренс Фармборо пересекает границу Румынии

В семь часов утра они уже выступили. Шел дождь, дороги превратились в месиво. Но ей нравился открытый, холмистый пейзаж, его краски и контуры, приглушенные мягким утренним светом. Они пересекли Прут по мосту, на котором трудились австрийские военнопленные. Она увидела, что их палатки насквозь промокли под дождем. Некоторые военнопленные неподвижно сидели возле палаток, ожидая, когда восходящее солнце подсушит их отсыревшую одежду.

Когда повозки протарахтели по деревянной обшивке моста и выкатились на противоположный берег, они оказались в Румынии. На что им надеяться? Вчера, когда стало известно, что они отправляются в более южную страну-соседа, вся медсанчасть ликовала. Ведь речь шла о бегстве не только от наступающих немцев, но и от развала, деморализации и отступления, которыми была отмечена последняя неделя.

На фоне всего этого захлебнулось “наступление за свободу”[250], последняя попытка нового правительства продолжить войну. Часть, в которой служила Флоренс, входила в 8-ю армию, которой действительно удалось вначале прорвать вражеские позиции к югу от Днестра, но вскоре, продвинувшись всего на тридцать километров, наступление застопорилось по причине перебоев в снабжении, а также отсутствия энтузиазма в солдатской среде. Последние собирались на встречи, задавали вопросы, обсуждали условия, избирали комитеты и требовали права избирать себе офицеров. Дезертирство в армии стало заурядным явлением, к тому же теперь никто из дезертиров не таился. Целые дивизии отказывались идти в бой. С изумлением и замешательством Флоренс констатировала, что большая часть солдат действительно не хочет больше сражаться. Теперь они вымещали свое раздражение не только на собственных офицерах, но и на сестрах милосердия. Оттого ли, что те были добровольцами, или потому что они женщины, или то и другое вместе? К ним стали относиться с презрением, осыпали их ругательствами, отпускали в их адрес сальные намеки; впервые Флоренс начала бояться своих же солдат, стала прятаться от них.