Всеволод Багно - На рубеже двух столетий

• Название: На рубеже двух столетий
• Автор: Всеволод Багно
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-86793-657-0

Сборник статей посвящен 60-летию Александра Васильевича Лаврова, ведущего отечественного специалиста по русской литературе рубежа XIX–XX веков, публикатора, комментатора и исследователя произведений Андрея Белого, В. Я. Брюсова, М. А. Волошина, Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус, М. А. Кузмина, Иванова-Разумника, а также многих других писателей, поэтов и литераторов Серебряного века. В юбилейном приношении участвуют виднейшие отечественные и зарубежные филологи — друзья и коллеги А. В. Лаврова по интересу к эпохе рубежа столетий и к архивным разысканиям, сотрудники Пушкинского дома, где А. В. Лавров работает более 35 лет. Завершает книгу библиография работ юбиляра, насчитывающая более 400 единиц.

---

Максимилиан Волошин так вспоминает ее в своих мемуарах: «Дамами нашими и судьями стихов были всегда Нюша <племянница Бальмонта> и Ел. Ю. Григорович. Нюша — молчаливая, тихая, музыкальная, Е. Григорович — страстная, порывыстая, угловатая» (Волошин М. О Мандельштаме, Эренбурге и других. Мое последнее пребывание в Париже // Волошин М. История моей души. М., 1999. С. 355). В начале 1930-х гг. Григорович окончательно переезжает в Италию, сначала в Лигурию, затем в Милан, где она проживет до самой смерти. В течение этих двадцати лет, помимо живописи, она будет увлекаться антропософией и участвовать в интенсивных философских дискуссиях узкого круга интеллектуалов, куда входили Вячеслав Иванов, Николай Сементовский-Курило, также живший в Милане, писатель Джованни Кавиккьоли и антропософ Марко Спаини. До нас дошла ее переписка с А. В. Амфитеатровым, Дж. Папини, Ольгой Синьорелли и письма к ней К. Бальмонта, М. Волошина и И. Шмелева.

373

См.: Брюсов В., Петровская Н.: Переписка: 1904–1913. С. 741–754.

374

См. письма С. А Соколова к В. Я. Брюсову от 24 ноября 1912 г. и к Андрею Белому от 25 февраля 1914 г., процитированные во вступительной статье А. В. Лаврова, см.: Там же. С. 28.

375

Некоторые сведения о жизни Петровской в Италии во время войны можно извлечь из ее письма к В. Ф. Ходасевичу от 19 июля 1922 г. из Рима, послужившего впоследствии источником при составлении очерка «Конец Ренаты». См.: Intrecci berlinesi: Dalla corrispondenza di Nina Petrovskaja // Europa Orientalis. 1995. № 14: 2. P. 122–125 (публ. Э. Гарэтто).

376

Письмо опубликовано в альманахе «Минувшее» (Paris, 1989. Вып. 8. С. 91–92).

«Дорогая моя,

я ждала дня беззаботного и легкого, чтобы написать Вам. Иначе не хотелось. Но день этот не приходит и не пришел. Вашу открытку прочла с печалью. Я не могу приехать, я живу в стране Невозможности. Для меня сейчас все невозможно, и большое, и малое, — равно. Мне кажется, что с роковой последовательностью передо мной закрываются все двери. Я не хочу жаловаться и Вас печалить собой, но правда остается правдой. Потому-то мне и хотелось писать Вам в день счастливый и удачный, — чтобы не удручать, чтобы не удручить напрасно. С Вами желала бы я встречаться в лучшие годы — те самые, которые, увы! — прошли. Тогда я умела гораздо нежнее любить. А в сердце, сжатом мучениями, — темно и холодно. В такие дни, какие провожу сейчас, я только живу одним утешением, что за злым феноменальным миром есть иной. „В блаженном успении вечный покой“ — как утешает одну безнадежную душу одна бледная и холодная сологубская героиня.

Этим летом мне бесконечно близок колдун Сологуб, с его страшным восприятием мира. И солнце мне кажется, как ему, „Змеем“, золотым, жестоким, жалящим чудовищем. Я знаю, как люди доходят до бреда без повышенной температуры, без явных признаков разрушительной болезни. Душа начинает раскачиваться над последними гранями, а над безднами голова сладостно кружится, и в них непременно нужно упасть. Но такое лето! Такое лето! Может быть первое и последнее в моей жизни провожу?

Мне бы хотелось говорить с Вами только стихами, только цитатами из них, лучшими словами, какие знаю я. Мне бы хотелось бродить с Вами по каким-то неизвест<ным>, темным аллеям, и в них, может быть, заблудиться, чтобы не настало обычное утро, мое утро, когда прежде меня просыпается моя боль. Мне бы хотелось завернуться в складки той широкой шали, которую я видела однажды у Вас на плечах, завернуться в нее, прижавшись к Вам так нежно, как я еще умею, и, закрыв глаза, молчать около Вас. Потому что Вы единственная, потому что Вы не умеете ранить, потому что около Вас моя память возвращает мне годы и дни, мое любимое, мое незабвенное, что так странно вдали так же полюбили и Вы.

Милая! простите мне это письмо. И поймите: ведь мне не осталось ничего, „кроме глубокой, кроме бездонной печали“. Письмо ограничивает, написать о несказанном обезличивает это несказанное. За слова, написанные вечером, бывает стыдно утром. Потому я так сжимаюсь в письмах. „Маска“ в конце концов прирастает к лицу, и снимать ее причиняет большую боль. Но с Вами, с Вами одной хочу я быть без нее, хочу смотреть на Вас большими, детскими, прежними моими глазами, хочу забыть, что я в аду, что веду между острых камней мою беззащитную подводную лодку. Ах, не могу к Вам приехать!

[На полях: ] Вам, может быть, и не понять, что „мне жить в застенках судьбы“. И нет у меня сил, нет светлой ясности сказать, как А. Белый: „Увы! Застенок мой прекрасен“. Напишите мне, милая, любимая, единственная!

Ваша Н. Петровская».

377

Ольга Ресневич-Синьорелли (1883–1973) — переводчица, автор творческой биографии Элеоноре Дузе (Eleonora Duse; Roma, 1938 — Москва, 1975), многочисленных статей, воспоминаний о людях театра и искусства и о русской литературе. Она сыграла значительную роль в деле распространения русской культуры и литературы в Италии первой половины XX в. О ней см.: Garetto Е. Materiali sull’emigrazione russa 11 Europa Orientalis. 1991. № 10. P. 383–428.

Большинство писем Петровской к О. И. Ресневич-Синьорелли опубликовано в № 8 альманаха «Минувшее», вместе с ее воспоминаниями о символистской эпохе (с. 7–138); другая часть — в кн. автора: Una russa a Roma. Milano, 1980.

Из новонайденных документов явствует, что настоящее имя Ольги Ресневич — Мальвина Ольга (Malvina Olga), а ее отца звали Адольф Ресне (Adolph Resnais). В российском зарубежном паспорте 1903 г. она фигурирует как «российская подданная, нейбергфридская крестьянка Мальвина Ольга Адольфовна Ресневич».

378

Архив хранится в Фонде Чини (Венеция) и частично у наследников в Риме.

379

Архив читальни хранится в библиотеке Центральной национальной библиотеке Рима, восточное собрание, фонд библиотеки им. Гоголя.

380

О русской библиотеке в Риме см.: Garzonio S. La colonia russa di Roma nella prima meta del XX secolo // Mai di Russia amor di Roma Libri russi e slavi della Biblioteca Nazionale. Roma, 2006. P. 5–12.

381

Точнее, в собраниях 20, 25 и 28 января, 1, 4, 8, 11 и 15 февраля и 4 марта 1921 г.

382

Зинаида Николаевна Юсупова (1861–1939). Прибыв в Рим в 1917 г., усердно занималась русскими эмигрантами в Италии и стала их главным попечителем при римском учреждении Красного Креста и при представительстве русского Красного Креста в Риме. О ее благотворительной деятельности часто писалось в русских зарубежных газетах в 1920–1930-е гг. Она же покровительствовала римскому «Русскому магазину». Княгиня умерла в Париже. Похоронена в Риме.

383

Вейдемюллер Карл Людвигович (1871-?) — член РСДРП меньшевиков, журналист, один из лидеров социал-демократической фракции Государственной думы, соредактор журнала «Современный мир», с 1907 г. — редактор марксистского журнала «Новая книга». Первоначально жил в Италии в русской колонии Нерви, затем стал директором Русского института в Милане. В Риме Вейдемюллер редактировал «Бюллетень Итало-российского института» и председательствовал в Комитете по воспомоществованию русским политическим эмигрантам, также руководил книжным магазином «Слово». Был женат на Анне Вере Айзенштадт.

384

Персиани Иван Александрович (1872–1930) — консул России в Риме. В эмиграции работал в русском отделении Общества Красного Креста в Риме. В 1927 г. переехал в Белград.

385

«Рим, 25/1/<1>921.

Дорогая, пишу Вам в отчаянии, и это отчаяние Вам доверяю без боязни, что Вы меня осудите, потому что я Вас нежно люблю, потому что верю в Ваше отношение к „Человеку“. Мое отчаяние сейчас самое простое, житейское, не то что прежде, которое было „желание невозможного“. Если сейчас никто мне не протянет руку, как утопающему, как задавленному развалинами, но еще живому, — я больше не найду тогда способа ухватиться за жизнь.

То, что со мной случилось, — не неожиданность, а последствие существования без почвы, без любимых, без друзей. Случилось так: нас самым зверским образом итальянцы выгнали из комнаты. Это преследование длилось два года и закончилось недавно скандалом. Я себя чувствовала как „Даниил во рву со львами“, и только мудростью избавила себя от самого грубого насилия. Конечно, так наз<ываемый> „закон“ на моей стороне, но жить здесь нельзя и опасно. С меня насильственно взяли подписку оставить комнату 1-го февраля.

С другой стороны, мне пришлось расстаться с кооперативом. Там мне оказалось быть невозможным. Таким образом, мы оказались 1-ого на улице и без soldo, чтобы жить. Чтобы выехать отсюда (куда бы то ни было), мне нужно уплатить долги в quartiere и здесь за какие-то вещи £ 300. На новом месте, до нового заработка нужно заплатить вперед и питаться. Словом, Вы видите, на меня свалился дом и задавил. А я еще жива, и для меня, по моему религиозному верованию, которое я смею иметь и хранить, жизнь — мистический дар, миссия свыше, которую я должна довести до естественного конца. Потому я борюсь до всех земных унижений, до протягивания даже руки. Дорогая, я ничего не хочу от Вас лично, но может быть, связи, знакомства помогли бы Вам сделать для меня что-нибудь. В Риме столько богатых людей. Для них несколько сот лир — цена двух жизней — ничто. И просить для других трудно, но не невозможно — это я знаю по себе, т<ак> к<ак> вечно стою с рукой для комитета. Если бы Вы обратились для меня к Кн. Юсуповой. Она обладает огромными средствами для беженцев. Я не смогу. 1-ого января она мне дала £ 200 и сказала, что это „все, что можно“. Есть Дягилев, он устраивает концерт для беженцев и комитета. К нему можно через Семенова, который знает, кто я. Но когда человек упал материально, все бесполезно, хотя бы душа его сияла райской красотой. Если я к ним обращусь, я как sono rimasta сейчас, результат будет нищенский. А Ваше слово могло бы быть магическим. Я знаю, что ко всякой боли можно также отнестись философски: такая-то сумма должна быть в мире. Но в Вас я верю найти нечто иное, „не от мира сего“, и в этот момент агонии Вам вверяю мою душу.