Энн Райс - Наказание Красавицы

• Название: Наказание Красавицы
• Автор: Энн Райс
• Жанр: Эротика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-70826-0

Книги Энн Райс о Красавице сразу нашли своего читателя и стали популярными. Почему? На этот вопрос сама автор отвечает так: «До моих книг многие женщины читали то, что называется „дамскими романами“, помечая в них редкие „пикантные моменты“ закладками. Я же сказала: а вы вот это попробуйте. Вдруг понравится? И не надо будет отмечать „пикантные моменты“, потому что пикантна вся книга. От корки до корки она наполнена сексом, каждая страница призвана доставить вам удовольствие. В ней нет скучных мест».

Хотите убедиться? Прочитайте трилогию Энн Райс — она вас не разочарует.

---

— Шагай вперед, — велел ей капитан и, развернув принцессу, легким шлепком, все равно болезненно отозвавшимся в ее изрядно побитых ягодицах, направил к дальнему концу площади.

Они прошли мимо позорных столбов, у которых привязанные невольники корчились и ерзали под градом ударов и насмешек толкущихся рядом местных бездельников. А за ними Красавица только сейчас разглядела длинный ряд пестрящих разноцветьем палаток, установленных под сенью череды деревьев. У всех палаток был приглашающе откинут над входом полог. У каждой стоял красиво разодетый молодой человек, и, хотя внутри принцесса ничего не сумела разглядеть, до нее то и дело доносились подбадривающие прохожих выкрики зазывал:

— Вас ожидает прелестный принц, сэр! Всего за десять пенсов!

— Милейшая принцессочка, сэр! Все удовольствие — пятнадцать пенсов!

Были и более витиеватые предложения:

— Не можете позволить себе собственного раба? Всего за десять пенсов вы насладитесь наилучшим из невольников!

— Мадам, симпатичный юный принц нуждается в хорошем наказании! Поистине королевское удовольствие — и всего за пятнадцать пенсов!

Красавица заметила, как то в одну, то в другую палатку заходят где мужчины, где женщины, а порой заглядывают туда парами.

«Даже самые простые и небогатые горожане могут этим насладиться!» — подумала она.

И впереди, в конце длинного палаточного ряда, Красавица увидела целое сборище голых, перепачканных рабов с опущенными головами, с привязанными к толстым веткам над головой руками. Рядом с ними стоял надзиратель, призывавший всех и каждого:

— Берите внаем на час или на день на любые, самые грязные работы и услуги!

На грубо сколоченном столике возле него лежал широкий набор плетей, ремней и колотушек.

Красавица шла и шла дальше, время от времени подгоняемая ласковыми шлепками капитана, болезненно впитывая увиденное — как будто все, что она видела и слышала на пути, беспощадно обрушивалось на нее саму.

Наконец они вновь оказались в гостинице, в той же маленькой спальне под крышей, и Красавица опять стояла перед капитаном, вытянувшись, широко раздвинув ноги и закинув руки за голову.

«Ты мой господин и повелитель», — устало думала она.

Казалось, будто в прежнем своем перерождении она всю жизнь провела в этом городке и служила некоему воину, и доносящийся с площади разноголосый гомон толпы звучал для нее успокаивающе, словно тихая мелодия. Она была невольницей капитана — только его и никого другого, — и лишь он вправе был прогонять ее по людным улицам, всячески наказывать и всецело порабощать.

И когда он опрокинул девушку на кровать и, отхлопав ладонью по упругим грудям, грубо овладел ею снова, Красавица лишь в полузабытьи крутила головой, повторяя:

— О, мой господин, еще, еще!..

Где-то краешком сознания Красавица помнила, что ей запрещено разговаривать, но эти слова вырывались из нее, точно сладостные стоны и вопли страсти. Хватая ртом воздух, она тяжело дышала в неистовом вихре оргазма, крепко обхватив капитана за шею. Его глаза мерцали в полумраке спальни рядом с ее лицом — и вдруг словно озарились яркой вспышкой. Мужчина зашелся последними, наиболее яростными толчками, стремительно уносясь вместе с ней к самым вершинам экстаза, за грань бытия…

Потом она долго лежала без сил, утопая головой в подушке. Ее не покидало ощущение, что длинная черная кожаная лента с давешнего «майского дерева» по-прежнему влечет ее вперед, заставляя шагать по кругу, как будто она до сих пор пребывает на Позорищной площади. Ее груди, встревоженные недавними увесистыми шлепками, готовы были взорваться.

Между тем она почувствовала, как капитан, стянув с себя всю одежду, скользнул рядом с ней в постель. Скользнув по бедру, его теплая ладонь пробралась к ее влажному пушку, пальцы ласково раздвинули губы. Красавица приникла к его обнаженному телу, ощутив его сильные, мускулистые руки, его ноги, покрытые мягкими, коротенькими кудряшками. Его гладкая грудь прижалась к ее боку, неровно выбритый подбородок шершаво потер ей щеку, и наконец его губы слились с ней в долгом поцелуе.

Красавица закрыла глаза, словно прячась от пробивающихся из тесного оконца ярких дневных лучей. Приглушенные звуки городской сутолоки, еле слышные голоса с улицы, далекие взрывы мужского хохота, слабо доносящиеся из трактирного зала, — все это постепенно сливалось в убаюкивающий ее монотонный гул. Мало-помалу свет за окнами, ярко полыхнув напоследок, начал тускнеть, комната стала погружаться в сумерки, лишь в камине еще бойко приплясывал крохотный огонь. Обхватив свою невольницу, капитан, мерно и глубоко дыша, забылся крепким сном.

У КОРОЛЕВСКОГО ЛЕТОПИСЦА НИКОЛАСА

Закрыв глаза, я в некотором изумлении задумался над словами Красавицы. Распорядитель аукциона тем временем громогласно объявлял одну ставку за другой, вокруг гудела и перекрикивалась толпа.

И правда, зачем нам подчиняться? Если уж мы оказались такими негодными, что нас в наказание выслали сюда, — какой теперь смысл в нашем послушании?

Вопрос Красавицы снова и снова эхом звучал у меня в ушах сквозь выкрики и ехидные насмешки зрителей, сквозь громкий и невнятный рокот сотен голосов — этот истинный голос толпы, грубый и совершенно нечеловеческий, постоянно накатывающий с новой силой. И пока меня безжалостно пинали, тыкали, отшлепывали, крутили на поворотном диске, ощупывали и разглядывали, я старался удерживать перед собой ее светлый образ, ее изящный овал лица, глаза, пылающие неукротимой независимостью.

Возможно, этот внутренний диалог и помог мне укрыться от творящейся вокруг кошмарной действительности аукциона. Как мне и прочили в замке, я стоял на торговом помосте, и со всех сторон выкрикивались неуклонно растущие ставки.

Казалось, я слышал все — и ничего. И в момент мучительнейшего раскаяния я даже пожалел, что оказался таким глупым рабом, который в прекраснейших королевских садах грезил об опале и высылке в этот скверный городок.

— …Продан Николасу, королевскому летописцу, — услышал я.

Затем меня грубо стащили по лестнице с помоста, и я очутился перед купившим меня человеком. Он казался единственным островком спокойствия в царившей перед платформой толчее и давке — со всех сторон меня пытались ущипнуть или шлепнуть по стоящему пенису или больно дернуть за волосы. В полнейшей невозмутимости и хладнокровии он поднял мне подбородок, наши глаза встретились… «Да, это мой господин!» — понял я.

Сама изысканность! Таким он казался, если и не своей комплекцией — кстати, достаточно крепкой при высоком росте и стройности, — то уж точно манерой держаться.

Слова Красавицы вновь настойчиво зазвучали в моем сознании, и на мгновение я, кажется, даже закрыл глаза.

Меня толкнули вперед, пропихнули сквозь толпу, и сотни самозваных надсмотрщиков велели мне шагать почетче, хорошенько поднимать колени, держать повыше подбородок и не давать опадать члену, — в то время как распорядитель аукциона своим лающим голосом уже вызывал на помост следующего раба. Меня же словно окутало гудящим, рокочущим туманом.

Всего лишь миг я видел своего нового господина — и этого мгновения мне хватило, чтобы запомнить его во всех подробностях. Он оказался всего на дюйм выше меня, с правильным, хотя и несколько худощавым лицом, с роскошной шевелюрой совершенно белых волос, не доходящих до плеч и закручивающихся крупными завитками. Для такой густой седины он был еще довольно молод, и, несмотря на высокий рост и совершенно ледяной взгляд голубых глаз с пронзительной чернотой зрачков, в нем чувствовалось что-то мальчишеское. Он был слишком уж красиво одет для городского простонародья. Впрочем, в подобных нарядах было немало зрителей, глядящих на площадь с балконов и из открытых окон, важно восседающих там на стульях с высокими спинками. Вероятно, зажиточные лавочники и их жены.

Хотя, помнится, распорядитель назвал моего господина «королевским летописцем».

Неторопливым жестом он велел мне идти впереди, и я невольно обратил внимание, что у Николаса красивые руки с длинными изящными пальцами.

Наконец я добрался до края площади, и меня перестали щипать и мучить. Часто и тяжело дыша, я оказался на тихой безлюдной улочке, по обе стороны которой сплошь виднелись кабаки, таверны, всевозможные лавки и запертые на засов двери. С облегчением я понял, что все обитатели улицы отправились на аукцион. Единственными раздававшимися в ней звуками были шлепанье моих босых ног по мостовой и резкое постукивание туфель господина. Шел он непосредственно за мной, так близко, что едва ли не задевал меня одеждой.

Неожиданно для себя я почувствовал крепкий удар ремнем, и его голос у самого моего уха произнес:

— Колени выше, и голову держи высоко.