Альмудена Грандес - Любовь в ритме танго

• Название: Любовь в ритме танго
• Автор: Альмудена Грандес
• Издательство: ACT, ACT МОСКВА
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-037047-4

История женщины с романтичным именем Малена Фернадес де Алькантара.

История таинственного подарка ее деда — веками хранившегося в семье загадочного изумруда, фамильной реликвии, способной спасти от смерти.

История многолетнего соперничества Малены с сестрой — и ее поисков собственного места в этом жестоком мире.

История загадочного проклятия, которое из поколения в поколение тяготеет над женщинами семьи Алькантара.

История жизни в жестоком и прекрасном ритме танго…

---

Сначала мама отказалась отдать меня на курсы при американском консульстве и в британском институте, потом, правда, решилась записать меня туда, но в середине курса свободных мест не оказалось. Пришлось записать меня в академию иностранных языков, которая находилась на улице Гойи, очень близко от улицы Колумба, где проходили основные занятия. Таким образом, три раза в неделю я спускалась в подземный переход под площадью Кастилии, именно так я могла без всякого риска переходить улицу, и шла на уроки английского. Однажды я, как обычно, шла на свои дополнительные занятия и на лестнице увидела монахиню. Я почему-то решила, что это может быть Магда.

Женщина шла в том же направлении, что и я, поэтому уверенно пошла за нею по улице Гойи. Она шла очень быстро, а мне приходилось соблюдать дистанцию, чтобы быть незаметной. У меня уже не осталось сомнений, что это Магда, но догнать ее я не отважилась. Мы шли в одинаковом ритме примерно десять минут, повернули на другую улицу, пересекли третью. Тут Магда скрылась в одном из темных подъездов. Я осмотрелась, на стенах домов вокруг были наклеены какие-то голубые афиши. Только теперь я поняла, что заблудилась.

Я подошла к входу, в котором скрылась Магда. На стене около двери висели две таблички: «Леи Нуньес де Бальбоа» и «Дон Рамон де ла Крус», правда, ни одно из этих имен мне ничего не говорило. Улица Гойи должна была находиться где-то справа, хотя, возможно, и слева, — я совершенно не знала этого района. Мама запрещала мне уходить дальше площади Кастилии, она всегда повторяла мне это, особенно в тех случаях, когда бабушка не могла меня проводить. Возможно, этот запрет был связан как раз с бабушкиным отношением к этому району. Бабушка была очень хорошей, весьма уважаемой женщиной, она иногда высказывалась о районе Саламанки как о «районе с претензиями», «районе чиновников и иностранцев». Короче говоря, бабушке этот район не нравился. На протяжении долгого времени обстановка в этом месте оставалась без изменений — в Саламанке всегда селились люди богатые.

Оставалось несколько месяцев до моего дня рождения, мне должно было исполниться двенадцать лет. Мне обещали, что с этого времени я буду ходить на занятия по английскому одна, как взрослая. Я испугалась, что опоздаю на занятия, стоя под этой злополучной дверью. Я не боялась взять такси, но когда я порылась в своей сумке, то нашла лишь 25 песет и телефонную карточку. Поэтому я не придумала ничего лучше, как подождать Магду и попросить ее о помощи. Я почему-то решила, что Магда может преподавать здесь французский, поэтому я подошла к мужчине у двери и спросила, на каком этаже проходят занятия французским. Он странно посмотрел на меня и ответил, что, насколько ему известно, в этом здании никаких занятий нет. Его ответ убил во мне последнюю надежду. Я могла прождать много часов под дверью, просидеть здесь всю ночь, а Магда могла выйти через другую дверь или никогда не выйти, а, возможно, я вообще ошиблась, и это была совсем другая монахиня. Я нервничала, даже чуть не заплакала как ребенок. Люди, проходящие мимо, с интересом смотрели на меня, по улице проезжали автобусы, некоторые останавливались, из них выходили люди. А я стояла под дверью, не имея сил прервать свое наблюдение. Наконец я снова увидела Магду — она выходила на улицу.

Ее волосы были схвачены лентой на затылке и выглядели безупречно. Магда сделала макияж, накрасила губы ярко-красной помадой, как раньше. Она была в туфлях из крокодиловой кожи на очень высоком каблуке и в пестром платье, в котором показывалась в Альмансилье пару месяцев назад, когда приезжала вместе с нами на каникулы.

* * *

Мы с Рейной оцепенели, когда увидели Магду в таком виде. Мы не единственные так удивились — ее родная мать отказалась поцеловать дочь, поскольку посчитала се поведение скандальным. Однако сама Магда сохраняла спокойствие. Мы заметили, что она сильно похудела с тех пор, как переселилась в монастырь. Тетя добавила, что Евангелина лично отправила ее на выходные к нам, чтобы использовать это время для перешивания одежды. Упоминания имени директрисы было достаточно, чтобы успокоить чувства бабушки, — Магду покрыли поцелуями и заключили в объятия. Создалось впечатление, что ничего не случилось, но я все равно чувствовала, что произошло что-то очень странное, потому что женщина, которая вернулась в пятницу святой Долорес в Альмансилью, очень отличалась от той, которая уехала когда-то из дома на Мартинес Кампос в день святой Пилар в предыдущем году. Я чувствовала, что Магда решила выбросить из головы этот последний год жизни.

Я очень хорошо помню то первое превращение, удивительную метаморфозу, которую мы наблюдали в Страстную неделю год назад, когда Магда, изменившаяся до неузнаваемости, с короткими волосами, без макияжа приобрела необычную манеру каждый день кротко сопровождать бабушку на церковную службу, отказываясь от поездки на машине. И при этом она была обута в тяжелые туфли, привезенные из монастыря, настолько неудобные, что приходилось прилагать огромные усилия каждый раз, когда нужно было сделать шаг вперед. К этой робкой Магдалене я питала большее отвращение, чем к той, какой она была раньше. Это чувство родилось во мне потому, что Магда сдалась, проиграла битву. Если бы она была монахиней, настоящей монахиней, она бы не сбежала из монастыря всего лишь через пять месяцев. Наблюдая за Магдой, я пришла к мысли, что время сошло с ума, изменив при этом сущность всех вещей. Моя память вела себя странно: недавнее прошлое и настоящее никак не хотели плавно вытекать из прошлого более удаленного.

Я не могла понять причин резких перемен, которые произошли с Магдой, но мечтала, чтобы она стала прежней. Моя интуиция каждый раз подсказывала мне, что вот-вот все изменится и настоящая Магда вернется. Я надеялась на это еще и потому, что иногда видела в ее глазах прежний блеск, и ждала ее возвращения, которое скоро произошло. Отказавшаяся от косметики, внешне очень скромная, в простой обуви без каблука, она постепенно стала возвращаться к нормальной жизни.

Я уверена, что теперь Магда смеялась чаще и громче, чем когда жила в монастыре, а по вечерам, когда мы гуляли вдвоем, она пела мне старинные песни о любви или подпрыгивала на ходу. Магда всегда была веселой, такой наивной и чистой, как будто на нее снизошел Святой Дух, подобно тому, как это было в рассказах, которыми нас постоянно потчевали в колледже. Мои подозрения на ее счет начали рассеиваться, в течение всей Страстной недели она не делала ничего, что бы могло меня смутить.

В Великую пятницу папа неожиданно пришел на кухню, чтобы поговорить о нашем участии в пьесе на библейский сюжет. Мама в тот момент гладила воротник моего платья, что, по ее мнению, только она могла сделать правильно. Я вместе с няней стояла в сторонке. Жена моего дяди Педро, Мари Лус, которая всегда прекрасно выглядела и была самой миниатюрной из всех, тоже была здесь и обсуждала всякие пустяки. Дело в том, что вечером не было других занятий, кроме разговоров. Тогда папа, который не посещал церковь даже в Рождество, появился в очень веселом настроении, не говоря ни слова, вытащил длинный нож, поточил его и направился в кладовую. Мама улыбнулась — она только что о нем вспоминала, я улыбнулась вместе с ней.

— Кто-нибудь мне скажет, действительно древние христиане поступали так же, как мы сегодня? — обратился к присутствующим отец.

Он смотрел на нас, ожидая ответа, держа в руке ломоть иберийской ветчины, чудесной ветчины, которая для всех была запретным плодом из погреба Теофилы и по всеобщему мнению обладала целебными свойствами.

— Нет? — спросил он и в наступившей тишине откусил внушительный кусок мяса. — Тогда мне ничего не остается, как сделать дерзость, потому что в действительности я никогда не хотел мяса, но делаю это, только чтобы согрешить.

Женщины покатились со смеху, и я не смогла удержаться и присоединилась к общему хору голосов.

— Вот чего я не понимаю, Хайме — вставила тетя Мари Лус, — так это почему ты не ешь телятину в обеденное время, как это, например, делает папа.

— Ах! Мне очень нравится суп из трески. Но это совсем другое дело, не то, что ночное бдение… Я ортодоксальный язычник.

Мама закончила гладить и сложила доску. Казалось, что ничего не произошло, она привыкла к выходкам своего эксцентричного мужа. Я думаю, все же мама временами при всей своей выдержке испытывала искушение мягко пожурить отца, но в этот час она была целиком поглощена делами, а ее муж вел себя так, как привык.

— В конце концов, Хайме, я не понимаю, почему ты постоянно хочешь поскандалить, — сказала тетя.

— Потому что достаточно того, что твоя сестра — святая, она и так молится за спасение моей души, — презрительно ответил папа, повысив голос на тон, — кстати, монахиня в купальнике пошла к пруду, намазавшись по пояс воском, наверное, греется, чтобы улучшить голос…