Владислав Лебедько - Хроники Российской Саньясы Третий том Ведьмы и женщины-маги

• Название: Хроники Российской Саньясы Третий том Ведьмы и женщины-маги
• Автор: Владислав Лебедько
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Психология
• Год: 2002

---

Потом мы долго еще сидели у потухшего костра и думали о нашем счастье, о нашем загадочном, чудесном, хрупком счастье. Сколько врагов Ее и Его было в нас, сколько неожиданностей могло это счастье разрушить...

Через год мы расстались. Как-то неожиданно и глупо. Недели две я пытался наслаждаться чувством холостяцкой свободы, отсутствия всяких обязательств и ответственности и, хотя догадывался, что такая свобода начнет скоро угнетать, старался не думать об этом.

Потом случайно, на автобусной остановке я встретил Марину, мою бывшую одноклассницу. Вскоре мы встречались уже почти каждый день. Марина манила меня своей чувственностью, азартом, но я понимал, что не только поэтому я каждый раз с таким нетерпением ждал встречи. Я искал в Марине Ее. Искал и, казалось, находил. Находил то одну, то другую Ее черту. И я жадно пробирался к Ней, пытался восстановить Ее, построить Ее целиком в Марине. И, всякий раз, это не удавалось. Та или иная Ее черта проявлялась в разных состояниях Марины и собрать их вместе было невозможно.

Потом были еще другие женщины, но каждый раз я чувствовал, что все равно, к кому бы я не обращался, чье бы имя не называл, я разговариваю с Ней. Я искал Ее, находил, терял и, казалось, что весь мир состоял из маленьких кусочков той, кого я мечтал собрать воедино: мельчайшие крупицы Ее были разбросаны по всему миру, заключены в каждой женщине... Понимая всю безнадежность своих мечтаний, каждый раз как бы забывая свою обреченность, освобождал я новый осколочек своего счастья, чтобы вскоре, еще более неудовлетворенным и опустошенным, все более теряя саму способность надеяться, оставаться в одиночестве...

Я давно уже женился и жил спокойно и мирно. В жене своей, Наташе, я тоже порой находил Ее, иногда, на мгновения, Она даже прорывалась целиком, во всей своей неповторимости, но меня это уже не окрыляло. Ничего нового от жизни я уже не ждал.

* * * * * * * * *

Сидя в беседке, я вспомнил все это, вспомнил то, что было за двенадцать лет, отделявших одинаковые фразы, произнесенные двумя разными женщинами...

Неожиданно пошел дождик, монотонно забарабанил по крыше беседки. Я огляделся. Во мне снова зазвучали эти бесхитростные слова. А на ветках деревьев набухали молодые почки. Сколько раз под моими окнами совершалось это чудо - рождение новой жизни, новых красок и запахов, нового мира! И сколько раз я проходил мимо, как, впрочем, и мимо многого другого, не менее удивительного, - не замечал, не радовался, даже тогда, когда еще умел радоваться.

Деревья под окнами - мои ровесники и посадил их мой дед. Его я помню плохо. Пожалуй, среди немногих запомнившихся эпизодов, связанных с дедом - истории о временах его молодости. От некоторых из них веяло чем-то таинственным, что заставляло меня - тогда семилетнего мальчишку, растворяться в напряженном внимании, поеживаясь от страха.

Я вспомнил одну из этих историй, вдруг показавшуюся мне чем-то близкой моему настроению.

... Когда дед мой был еще подростком, ему часто приходилось по вечерам ездить в соседнюю деревню на повозке, запряженной старой неповоротливой кобылой. Дорога проходила мимо кладбища. И вот однажды дед как обычно возвращался из соседней деревни домой. На полпути его кляча вдруг заржала и понесла, покрываясь пеной. Дед испугался, решив, что лошадь почуяла волков. Въехав на кладбище, кляча замерла... Посреди дороги стоял громадный красавец - конь. Он был абсолютно белый и даже в гриве его не было ни одного темного волоска. Но самое поразительное и страшное, что увидел дед - была тень коня. Она была очень большой, но не это пугало, а то, что хотя на коне никого не было, на земле была еще и тень девушки, как будто сидевшей на нем... Ошеломленный, дед выхватил кнут и, что было сил, ударил по спине коня. Раздался женский крик, а конь медленно побрел меж крестов прочь от дороги...

Следующая история была рассказана уже моим отцом.

... Еще в начале своей военно-морской карьеры, он - молодой офицер, некоторое время после плавания жил в Севастополе. Неожиданно умер командир корабля, на котором служил отец. На похоронах возле гроба стояла женщина лет тридцати - вдова покойного. Она была удивительно красива, и лицо ее сквозь траурную вуаль казалось каким-то неземным. Отец не мог отвести от нее глаз. Придя домой, он вскоре лег спать и проснулся среди ночи от звука, напоминавшего удар гонга. Взгляд его упал на стену, освещенную лунным светом, и отец оцепенел от неожиданности. Там была тень той самой женщины - вдовы командира. Она шевелилась, манила жестами рук и, казалось, отец слышал ее призывный шепот: «Иди ко мне! Иди...» Отец подскочил к окну, но улица была пустынна. Тем не менее, тень на стене не исчезала. Тогда отец попытался включить свет, но он не включался. Не на шутку перепугавшись, он выхватил из ящика стола револьвер и выстрелил в стену. Раздался жалобный стон и тень растворилась...

Третья история случилась уже со мной, когда мне было шесть лет. Я с приятелем гулял во дворе. Прячась от родителей, которые давно уже искали нас, мы забрели в соседний двор. Двор этот упирался в глухую стену, освещенную светом от уличного фонаря. Стена эта казалась пугающей и мрачной. Мы уселись на качели, стали о чем-то болтать, а потом просто молча раскачивались. Никто не гулял уже в это время, и лишь изредка случайный прохожий нарушал тишину. Вдруг я посмотрел на стену и вскрикнул: там, по стене - огромная, чудовищная и противная ползла тень сгорбленной старухи, опирающейся на клюку. С бьющимися сердцами, что-то крича, побежали мы, что было сил к дому, а когда, вместе с родителями, которым от страха не могли ничего толком объяснить, вернулись к тому месту, то никакой тени уже, разумеется, не было...

Дождик усиливался. Его мерная дробь убаюкивала, и мне хотелось спать. Я положил голову на руки и закрыл глаза. Последняя мысль, перед тем, как я погрузился в сон, была примерно такая: «А ведь это была одна и та же тень! Это ее груз давил меня, сжимал виски, подавлял, нагнетал пустоту, разочарованность, отчаяние...»

* * * * * * * * *

... Это было некое подобие стадиона или театра: полукруг расположенных амфитеатром кресел, упирающийся в пропасть. Посередине была небольшая яма, откуда слышался рев, - кажется, это ревел тигр. У самой пропасти, на небольшом постаменте стоял деревянный идол, чуть выше человеческого роста.

Около ямы с тигром разворачивались события, приведшие меня в недоумение, а потом и в ужас. Два смуглых человека могучего телосложения, оба с длинными черными волосами, в набедренных повязках, крепко держали юношу, лет семнадцати, тоже смуглого, но абсолютно голого. Юноша бился в руках своих стражей, порывался укусить их и что-то кричал. Откуда-то сбоку появился еще один человек. Он был невысок, но, по-видимому, очень силен. Могучие мышцы под гладкой, смуглой отсвечивающей на солнце кожей, играли на его теле. Грудь его украшали разноцветные бусы, лицо было разрисовано белым, а в руке он сжимал увесистое копье.

Я решил было, что нахожусь на каком-то театрализованном представлении, но то, что произошло через минуту, заставило меня похолодеть и содрогнуться. Конвоиры внезапно отпустили юношу, он замолчал и, нелепо согнувшись стоял на самом краю ямы. Пот блестел на его лице, а глаза были безумны. Неторопливой поступью подходил к нему тот коренастый, разрисованный человек. Юноша судорожно взмахнул руками, подался вправо, как бы собираясь бежать, но было поздно: отброшенный могучим ударом тыльной стороны копья, он отлетел назад, споткнулся и, закричав, повалился в яму, где его голос соединился с рычанием тигра и утонул в нем.

«Стадион» взревел. Кричал и я, ибо сам был туземцем и ревел, забыв обо всем, радуясь невинной крови, ликуя, сливаясь в первобытном экстазе с окружающими туземцами, празднуя эту жертву, - жертву, принесенную Богине Ночи - идолу, возвышающемуся над пропастью.

В этот миг я потерялся среди тысяч туземцев, не смог отличить свой голос среди дикого рева толпы. Меня больше не было. Завораживающий гул барабанов, крики, рык тигра, ритмичное качание из стороны в сторону - все это слилось воедино и составило огромное, страшное существо, отдавшееся безумной оргии. Только вождь, - коренастый разрисованный туземец. - сумрачный и величавый, стоял возле ямы и угрюмо взирал на племя.

Время в таких случаях перестает существовать, поэтому я не помню, когда я снова стал сознавать себя. Продолжая кричать и качаться в такт с барабанами, я наблюдал уже и себя и племя как бы со стороны.

В самом племени начали происходить изменения. Из общего ритма выделилась группа из семи воинов. Отделившись от толпы, они внезапно бросились через поле к вождю. Не прошло и нескольких секунд, как вождь был поднят на копья и брошен в яму. Взгляд его, за секунду перед этим обратился в мою сторону, и я вздрогнул. Это были глаза ... моего деда! Расталкивая безумную толпу, я уже несся, что было сил к этой яме. Передо мной возник предводитель воинов, убивших вождя. Вызывающе накрашенный, он с ухмылкой смотрел на меня, и во мне зарождалась жажда крови. В его грудь с размаху вонзил я свое копье и затем, подождав, пока он упадет, захлебываясь кровью, вонзил снова. И так, в сладострастном восторге, покрывал я его тело рваными ранами, пока не увидел, что в луже крови под копьем лежит мой отец...