Виктор Савин - Прошу к нашему шалашу (сборник)

• Название: Прошу к нашему шалашу (сборник)
• Автор: Виктор Савин
• Жанр: Русская классическая проза

---

- А как это делать? Покажи, Иван Петрович!

- Ой, нет, парень! Я боюсь воды. В ледяной воде меня судорога схватит. Как топор, пойду ко дну.

- Значит, ты плавать не умеешь.

- Почему не умею?

- Из нашего стойбища, как топор, пошло ко дну много рыбаков, много охотников. Никто плавать не умеет. Если лодка или каюк перевернутся, все тонут. Редко кто живой остается. А Кешка Тугулым тонуть не хочет. Кешка хочет долго жить. Председатель нашего колхоза сказал: "Ты, Кешка, смышленый и хороший ученик в интернате. Когда окончишь школу в аймаке, пошлем тебя в Ленинград. Там есть большой дом, сто окон, в нем Институт народов Севера. Выучишься - и приедешь домой доктором или учителем".

- А ты, Кешка, кем бы хотел стать?

- Оленьим доктором.

- Что ж, хорошее дело... А почему у тебя на лице шрамы: на носу, на лбу, на шее? Кто тебя так покарябал?

- Да это горностай. Очень злой. Искусал и чуть не утопил. А мой товарищ, Гошка, утонул совсем, как топор.

- Ну-ка, расскажи, как это случилось?

В палатке сидя, за столиком и обжигаясь горячим сладким чаем с лимоном, Кешка говорил:

- Весной к нам издалека приходит солнышко. Зимой оно живет в жаркой стране, там мало воды. А вернется к нам - и набросится на снег, как голодный песец на рыбу. Вода начинает расти. Заливает низкие места, равнины. Тогда нам, мальчишкам, хорошая охота. Садимся в лодки и ловим горностаев. Они белые, как облака, а самый кончик хвоста черный, будто в саже. Живут горностаи у речек, в низинах. Поднимется вода, они и выбираются на высокие места.

- Зачем же горностаев ловить, обижать в несчастье? Ты слыхал про нашего деда Мазая, который спасал зайцев в половодье? Зайцы тоже белые, но у них черные не хвосты, а кончики ушей. Мазай делал хорошее дело, а вы...

- А мы, Иван Петрович, тоже хорошее дело делаем. Горностай - дорогой зверек, да вредный. Попадет лисица или соболь в капкан, а он найдет зверька и разорвет. А в склад повадится - всю рыбу и все мясо съест! Сказывают, раньше на Большой земле жил царь. Очень плохой человек. Только этот царь и дружил с горностаем. Совик на царе был белый, обвешан черными хвостиками. У нас хвостами обвешивался только шаман. Царя кончали - и шаман кончался. Теперь Кешке можно ехать учиться в город Ленина, в большой дом, где сто светлых окон, а может, и больше.

Парня перебил геолог:

- Ну, ладно, Кеша. Ловили горностаев. А дальше?

- А дальше, Иван Петрович... Плывем как-то с Гошкой на лодке. Она из оленьих шкур, легонькая, туда-сюда качается. Я сижу у весел, а Гошка на корме, рулит. Видим, по гладкой воде будто стрела плывет, а от нее струятся два уса. Думаю: "Ага, горностай! К холму направляется, на мысок". Говорю Гошке: "Правь наперерез!" Ну, подплыли. У горностая только голова да хвост торчит из воды. Изо всех сил ногами работает. Я нацелился и стукнул его веслом. Он исчез под водой, потом вынырнул, вскарабкался на весло - да в лодку, да на меня и вцепился в лицо. Я взвыл, дернулся в сторону, лодка перевернулась. Гошка сразу - ко дну, а я отшвырнул горностая и успел ухватиться за лодку. Хоть плавать и не умей, а ногами булькаю. Так вот и добрался до мыска.

- И решил после этого учиться плавать?

- А как же, Иван Петрович. Надо. У воды живешь - плавать умей.

ХИТРЫЙ ЗАЯЦ

Я давно мечтаю о гончей собаке. А пока что хожу на зайцев без помощника. Одному-то очень плохо. Про зайца говорят, дескать, он трус. Это неверно. Зря ему такую характеристику дают. Трусы часто гибнут из-за своей трусости, с перепугу, очертя голову кидаются из огня да в полымя. Заяц, особенно беляк, не таков. Вот послушайте-ка.

В этом году долго не было снега. Были крепкие заморозки, густые иней, толстым слоем покрывавшие тротуары и крыши домов, деревья и травы, а снег все не выпадал. Зайцы, как пришел срок, сменили свою летнюю одежонку на зимнюю. Туго им стало в наших лесах. Куда ни глянь, ель да сосна, а береза встречается редко. Кругом черно и желто. Зайцы на этом фоне, как бельмо. Сколько ни прячься, ни маскируйся - все равно отовсюду видно.

В воскресный день взял я ружье и пошел в лес. Думаю, теперь отыскать зайчишку легко. Забрел в густые кустарники, в мелкие ельники. Где, как не здесь, искать добычу. Хожу, зорко посматриваю вперед, по сторонам. Жду, вот-вот набреду на беляка. Лежат они в такую пору ой крепко! Иной раз подпустят, что хоть руками хватай. Ну, брожу так-то. В лесу благодать. Солнышко пригревает, серебрит вершинки деревьев, а в тени на пожухлых травах лежит иней. От этого травы кажутся жесткими, шершавыми. Воздух чист, прохладен, ядрен. Проведешь рукой - он будто так и льнет к ней. Дышишь не надышишься.

Обошел так одну мохнатую горку, другую. И хоть бы где-нибудь помаячил зайчишка! В одном месте под кустом (обрадовался было) - ага, что-то белеет! Встрепенулся, курки взвел. Иду на цыпочках, голову в плечи втянул. Уже предвкушаю добычу: сейчас подойду, нацелюсь - и бабахну. Зайцы в это время не скажешь что жирные, но мясистые. Подошел на выстрел. Вгляделся, а там, тьфу, клочок газеты!

Под вечер возвращался домой пустой, раздосадованный. Сколько леса исходил, а толк какой? Чтобы не колесить по дороге, проложенной в объезд совхозных полей, решил идти напрямик по зяби. На бугорке, открытом всем ветрам, смотрю то тут, то там лежат камни: не то известняк, не то белый мрамор. У нас на Урале это обычное явление. Ружье у меня на плече, а мысли давно уже дома. Изрядно устал, проголодался.

Немножко не дошел до бугорка - некоторые камни, вот тебе на, ожили! Поднялись из борозд - и ходу к ближайшему леску, словно челноки ныряют на черных волнах.

Вот так косые! Ловко они обманули меня. Не успел даже ружье вскинуть.

Через несколько дней наконец-то небо нахмурилось и выпал снег. Пушистый, мягкий. И будто теплый. Снова собрался в лес. Иду неслышно, точно по ковру. Теперь-то, соображаю, зайчишки от меня никуда не денутся. Напасть бы только на след. А там найду, выслежу добычу. Опять же шагаю в горки, в ельники. Деревца-подростки стоят в темных синеватых шубках до пят, в белых шапках, воротниках и варежках. На еланьках, на немятом снегу все расписано: где мышь проложила двойную строчку, где рябчик наставил крестики, где снегирь краснозобый раскрошил зернышки ягод шиповника.

А вот и заячий след. Ночью беляк жировал в болотце под горой, а на рассвете отправился на лежку. След еще свежий, ясный, на продолговатых оттисках лапок даже заметны углубления от коготков. Заяц не спешил. Легонько трусил, часто садился, оглядывался, прислушивался и прыгал дальше. На горе среди ельников стелющиеся липняки, колодник. Там и лежка.

Оно так и оказалось. Перед тем как залечь, заяц попетлял, нарисовал такой лабиринт из следов, что никак в нем не разберешься. Но меня, зайчатника, с толку не собьешь. Сделал большой круг и нашел, где заяц покинул лабиринт. Он дал такой прыжок в сторону, что даже не устоял на ногах, упал, перевернулся, а оправившись от ушиба, прямым ходом пошел на лежку.

Лежал он в кроне старой ели, поверженной грозой. Забрался под ветки, вырыл ямку и притих. Я неслышно подошел вплотную, почти не дышу, до предела напрягаю зрение. И только начал подымать ружье, он как стриганет из своего укрытия - и сразу за кучу хвороста, за деревья, за колодины.

Эх, елки-метелки! Проворонил косого.

И опять пошел по следу. И что вы думаете, испугался он, удрал куда глаза глядят. Ничуть не бывало. Отбежал немного и сидит, слушает, глядит, где я. Только начну приближаться к нему на выстрел, он снова отбежит подальше и снова навострит глаза и уши. Все время держит меня на виду и не убегает. Ну и хитер!

Шел я за ним так, шел. Километра полтора, наверно, вел он меня, дурачил. Терпение мое лопнуло. Разозлился и трахнул в него картечью. Знаю, что не долетит, а все же пусть чувствует, что я с ним церемониться не стану.

После выстрела косыга исчез. Прошел еще сколько-то по его следу. Гляжу - начал улепетывать от меня во все лопатки, нигде даже не присел.

- Давно бы так! - говорю.

Сажусь на валежину. Думаю, пускай уйдет подальше, успокоится, потом где-нибудь снова заляжет, а на лежке-то его авось пришью зарядом.

Просидел с час. Отдохнул. Полюбовался первым снежком, покрывшим ели и пихты, точно ватой, а голые осинки и липнячок - стеклянными бусами. Поел ягод рябины, прихваченных морозом, ставших кисло-сладкими, и тронулся в путь, за беляком.

Сначала убегал он без оглядки, а затем сбавил галоп и перешел на рысцу. Снова изредка сидел, прислушивался и уже спокойный уходил дальше, огибая гору.

След привел в болотце, где ночью заяц кормился, а затем вывел на мой след, по которому я уже шел к лежке на горе. Выходит, круг замкнулся. Надо думать, что беляк где-то снова залег. И лежит, чуткий, настороженный. Как бы опять не прозевать.

А заяц шел по проторенной тропинке без задержек, миновал наслеженный лабиринт, лежку под сваленной елью, валежину, на которой я сидел и отдыхал. Так что же получается, мне снова идти за ним и делать круг? Докуда же, как собаке, гоняться за косым?