Серж Жонкур - Сколько раз приходит любовь

• Название: Сколько раз приходит любовь
• Автор: Серж Жонкур
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-386-01972-3

Семнадцать новелл француза Сержа Жонкура — это истории о любви и одиночестве, простые и сложные, как сама жизнь. Точнее, истории об одиночестве и любви. О том, что именно любовь порождает одиночество, заставляет нас чувствовать его еще более остро, порождая страстное желание избежать этой муки от единения с самим собой.

Любовь у Жонкура всегда рядом. Она почти не слышна за шумом большого города и не видна в блеске его вечерних огней. Она спрятана в повседневности, затаилась в темном углу на соседней улице, мерещится в полузнакомом голосе в телефонной трубке, спит на кровати рядом или за стеной в соседней комнате, прячется за стеклами проезжающего мимо авто…

А главное, что каждый из вас обязательно найдет в этих акварельных набросках на тему любви хотя бы одну свою новеллу, словно списанную с его жизни гениальным художником импрессионистом.

---

Но затем — постепенно — я стал проводить воскресные вечера дома, один, придумывая разные предлоги, — говорил, что мне надо подготовиться к завтрашнему дню. Она звонила мне раз десять. Пыталась не драматизировать, придумывала программу на следующие выходные, что мы будем делать, — ей это было нужно для того, чтобы держаться, чтобы пережить еще одну одинокую неделю. Она пыталась изменить наше расписание, видеться по вторникам или четвергам. Но я говорил: нет, лучше оставить все как есть, на неделе ей лучше сконцентрироваться на поисках работы, посвятить себя только этому, — и постепенно сам стал так думать.

Чем она занималась? Насколько я знаю, звонила, ходила на собеседования; она мне рассказывала, что каждый раз ее просили подождать: ей ответят, позвонят или пришлют e-mail, — она ждала ответа, вокруг нее только это и было — сплошные обещания, из недели в неделю, бесконечные леса обещаний, через которые она старалась пробиться. Она проводила дни в ожидании, боролась и отчаивалась — не знаю точно, но думаю, все было именно так.

На неделе она тоже звонила мне, первое время мы созванивались только по вечерам — так мы условились, но потом она стала звонить и днем, несколько раз в день, на мобильный. Каждый раз я отвечал на звонок, даже если был с клиентом или поставщиком, извинялся, отходил в сторону и выслушивал ее — в общем, был внимательным, старался не оставлять ни один ее звонок без ответа, иначе она начинала бы сходить с ума.

И вот однажды, когда я был в бюро один и мой мобильный зазвонил — а я прекрасно видел, что это она, — я в первый раз не ответил. Так и бывает, всегда есть первый раз, первый звонок, на который не отвечаешь, — я видел ее имя на дисплее, она была настойчива, но я так и не ответил, прекрасно сознавая, какой эффект это произведет там, на другом конце, как взволнует ее мое молчание, какую боль она испытает… Она позвонила второй раз, немного погодя — третий, я даже подумал, что она не так хочет поговорить со мной, как снова ощутить эту боль. Минут через десять я перезвонил сам и, услышав голос напуганного ребенка, придумал на ходу, что оставил телефон в другой комнате, поэтому и пропустил звонок, — и сразу же почувствовал, как она расслабилась, как ее дыхание стало ровным, — вот и все; я ей сказал, что у меня много дел, я ей перезвоню позже вечером или, скорее всего, завтра. Был уклончив.

…Был уже десятый час, когда я закрыл компьютер, задержавшись из-за клиента, который обещал прислать ответ по электронной почте. Я вышел из бюро — она стояла на улице и ждала меня, наверное, уже давно, ведь она знала, что обычно я выхожу около семи. Она стояла у дерева и курила, и я сразу увидел на тротуаре много окурков; было холодно. Меня поразила эта картина. Ее волосы казались тусклыми, слипшимися, как будто только что намокли под дождем, а может, дождь и шел; она запахнула полы пальто и придерживала их рукой, она совсем замерзла. Она смотрела, как я иду к ней, я шел с работы, а у нее работы не было, и я должен был ей позвонить, но не позвонил…

Благодарность нарастала в ее взгляде как боль, между нами должно было что-то сейчас прорваться или отступить…

Я не произнес ни слова, я обнял ее, прижался губами к ее губам, но вместо поцелуя осторожно сжал зубами нежную плоть; она сдержала легкий стон, и я почувствовал, как она подается ко мне всем телом, как бьется боль подобно жаркому ростку, как она открывается мне всем своим существом, всеми жилками; ее губы тянулись к этой боли, которую она старалась вдохнуть. Мы не отпускали друг друга, сжимали крепко, все крепче и крепче, до капли крови. Она даже была счастлива, когда увидела маленькое красное пятнышко на бумажной салфетке, которую я ей протянул. Не говоря ни слова, я снова обнял ее, остановил такси, черный «мерседес» старой модели, и назвал свой адрес.

Целая жизнь в мобильном телефоне

Из застекленной двери гостиной открывается широкая панорама на ряды зданий, украшенных гирляндами зажженных окон, за которыми люди коротают вечер в своих квартирах, где жизнь течет в каждой по-своему, в оттенках желтых тонов. Некоторые дома расположены так близко, что чужая жизнь разворачивается как спектакль, а в других я могу различить только маленькие далекие силуэты. В какой-то момент мне кажется, что в моем кармане вибрирует телефон, я это ощущаю физически, хотя никакого звонка нет, никто не звонит. Днем я часто чувствую, как он дрожит у ноги или во внутреннем кармане пиджака, иногда я даже бросаю взгляд на экран. Ничего… Два миллиарда абонентов в мире, два миллиарда возможностей — и так мало звонков мне. Признаюсь, иногда я делаю вид, что разговариваю по телефону, когда замечаю издали так некстати появившегося знакомого или коллегу, которые могли бы со мной заговорить, или просто хочу придать себе уверенности в людном месте, или в моменты полного одиночества. Случается, что я делаю это и дома, перед окном. С тех пор как я бросил курить, я притворяюсь, что звоню. Не хочу, чтобы люди напротив думали, что я настолько одинок.

Сегодня вечером мне, как всегда, одиноко, но кажется, что гораздо больше, чем всегда. Я сижу на диване и просматриваю список имен в телефонной книге своего мобильного. С буквы «А» уже нахожу тех, кто не звонит, номера, за которыми не стоит общения. Однако с этими людьми я имел дело в тот или иной момент своей жизни, знал их больше или меньше. Они были бы удивлены, увидев мое имя на дисплее, — в их головах я уже не присутствую, но остался в списке контактов. А те, у кого высветится только мой номер, возможно, даже ответят, не зная, что это я, и сразу же пожалеют об этом. Вот, например, Алиса… Уверен, она бы обрадовалась, если бы я позвонил, хотя это и неудобный для нее час. Я знаю заранее, что ей неудобно: дневной поход по магазинам, наскоро приготовленный ужин, трехлетний ребенок еще не уложен… Нет, девять часов вечера — не лучшее время для Алисы. Может, Ален? Мы с ним знакомы всю жизнь, еще не так давно были друзьями, но потом сменился круг общения, и даже общие воспоминания уже ничего не значат. Впрочем, если подумать, не так уж они и хороши, наши воспоминания: обычно гуляли по ночам, всегда немного навеселе, хотя и не пьяны по-настоящему. Тогда Алан? Может быть… Но Алан не тот человек, которого можно потревожить вечером просто так, чтобы поговорить, не тот, кто будет терять время, выслушивая другого. Алан из тех, у кого все всегда хорошо, он всегда между двумя встречами, двумя такси, двумя романами… Анна? Анна очень внимательна, но и очень дотошна. Если ей позвонить, то придется много всего объяснять. «Как? Три года ты не подавал признаков жизни, а теперь вот так просто звонишь вечером, и я должна слушать тебя и отвечать?..» Позвонить Анне — значит возобновить разговор, прерванный в сентябре. Мы встречались все лето, все три месяца, провели вместе несколько ночей, а потом, вернувшись после неудачных выходных в сентябре, я не ответил на одну ее эсэмэску, она не ответила на пару моих звонков, так все и закончилось. Анна-Лиза… Ее номер относится к числу тех, которые я должен был стереть, но я привязан к своим номерам, я храню их как сувениры, которые можно перебирать. Андре — коллега, мы обменялись номерами, просто не могли поступить иначе — так бывает, берешь чей-то телефон, зная, что никогда не позвонишь. Антуан… Было бы странно после того, что мы друг другу наговорили год назад. Аурелия сразу заподозрит что-то, забеспокоится, не сижу ли я в кафе возле ее дома… Бастьен, наоборот, обязательно спросит, где я сейчас, и предложит встретиться в каком-нибудь бистро. С Бастьеном все заканчивается выпивкой, а не душевным разговором. С Бланш все прошло бы спокойнее, она может предложить мне зайти, усадит, а сама будет стоять и смотреть на меня, будет говорить, проводя рукой по лицу, с серьезным видом… С Бланш я опять почувствую себя каким-то недотепой, не умеющим взяться за дело. Бланш — это опять дождь в Винсенском лесу, бесконечный путь к автобусной остановке… Бланш — это зима без красивых витрин, Рождество без гирлянд… А выйдешь от нее, будет еще хуже: не будет даже автобуса, только мучительные воспоминания на этом проклятом тротуаре. Позвонить Бланш — значит снова погрузиться в те годы совместной жизни, в те вечера, когда мы думали, что счастливы… Брижит? Плохо помню, кто это. Бруно будет, как всегда, занят. Бруно всегда на работе или на социально значимом ужине. Бруно из тех, кто всегда действует энергично, эффективен во всем. Если надо сделать четверых ребятишек, ему достаточно три раза заняться любовью, я говорю это из-за его близнецов. В букву «В» я вступаю, как в холодную воду. Валери, бедняжка, она и так не знает, что ей делать со своей жизнью, даже хорошие новости приводят ее в волнение. Позвонить ей неожиданно вечером — значит взбудоражить еще больше…

В соседних домах уже меньше света, кухни погасли, зато гостиные колышутся голубыми тонами.

После минутного размышления вспоминаю, что Валентина — это кузина, мы виделись, когда вся семья собралась на похоронах бабушки. Когда церемония закончилась, мы выпили по стаканчику вина, потому что в тот день было очень холодно. На площади у церкви было кафе, мы сидели там всей семьей, называя друг друга на «ты», хотя в большинстве случаев не виделись лет пятнадцать. Если темы для разговора не находились, мы просто перебирали воспоминания. Улыбки наши были болезненными — все же только что похоронили бабушку. Конечно, это не было неожиданным — вот уже несколько лет она не была по-настоящему здесь, с нами, и смотрела на нас, как на провожающих, оставшихся на платформе, но вот ее больше нет, и это все же удар. Мы просидели около часа в том кафе на площади, и теперь я понимаю, почему мы отдавали предпочтение воспоминаниям: настоящее было мучительным, хотя многие этого не осознавали, — перевернулась еще одна страница жизни. Мы рассматривали друг друга исподтишка, бросали взгляды, как на зачитанные до дыр страницы. В лихорадочном возбуждении последних минут было предложено всем обменяться телефонами — это всегда хорошая идея, она позволяет закончить разговор, и часто обмен телефонами для того и нужен — это как бы противоположный знакомству ритуал, когда люди представляются друг другу. Мы диктовали свои имена и десять цифр номера, отмечая при этом, что женщины сменили фамилии, а мужчины потеряли волосы; кто-то вбивал в свой телефон комбинацию цифр, и мы узнавали мимику — он всегда поджимал губы, когда старательно чем-то занимался; узнавали застенчивость одних, серьезность других, а бабушка в это время уже лежала там, и это уже навсегда. У нее, у бабушки, в восемьдесят лет был свой мобильный, но она никогда не звонила и не отвечала на звонки. «Это верно, бабушка никогда не пользовалась своим телефоном, помнишь?..» Никогда!