Катарина Причард - Негасимое пламя

• Название: Негасимое пламя
• Автор: Катарина Причард
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1972

Последний роман австралийской писательницы-коммунистки Катарины Сусанны Причард (1884–1969) посвящён борьбе за мир, разоружение, против ядерной войны.

---

Даже сейчас, в смятенном состоянии чувств, он видел, как торопливо взбегают по ступеням какие-то люди, быстро толкают вращающуюся дверь и исчезают, словно пчелы в гигантском, ни на миг не прекращающем кипучую деятельность улье.

Язвительная мысль шевельнулась в голове. Так ли уж он уверен, что ему не хочется оказаться вместе с ними? Что ему не терпится обогнать их и занять свое место за большим письменным столом, стоящим в комнате с высоким потолком прямо против огромного окна? Желание рассмеяться, рассмеяться от души над нелепостью такой мысли тут же ушло, пропало, уступив место властному требованию крикнуть: «Нет! Нет! Нет!»

Его прошиб холодный пот. Вновь почувствовав приступ надвигающейся тошноты и слабости, он отшатнулся от залитого огнями здания.

— Да это ведь мистер Ивенс! — звоном отдался в ушах женский голос.

Дэвид метнулся в сторону, отчетливо понимая, что нужно уйти прежде, чем его узнают. Но было уже поздно.

— Вы больны, — сказала она, беря его под руку.

Дэвид вырвался от нее, вновь отдавая себя во власть пугающего мрака, ветра и дождя.

— Просто пьян, — буркнул он, словно оправдываясь, и пошатнулся.

Опа поспешила поддержать его.

— У меня машина, — быстро сказала опа. — Я отвезу вас домой.

И прежде чем силы совсем оставили его, он в каком-то забытьи добрался с ее помощью до машины и плюхнулся на сиденье. Он не имел ни малейшего представления, кто эта женщина и куда она везет его. Едва он откинулся на спинку сиденья, она отвела глаза от дороги и бросила на него быстрый взгляд.

«Что стряслось с Дэвидом Ивенсом? Почему он так опустился? — думала она. — У него вид человека, истощенного голодом, и он бесспорно болен: дыхание слабое, лихорадочно-прерывистое. Вовсе он не пьян, — решила опа, — но, боже, до чего же грязен!» От потертой, намокшей одежды разило потом — так пахнет заношенное, давно не стиранное белье. В тепле машины неприятно запахла надвинутая на глаза бесформенная фетровая шляпа.

Что с ним делать? Где он живет? Куда его везти? Она знала, что у него умерла жена, а семья распалась. Ну что ж, если он вскоре не очнется и не скажет, куда ехать, придется отвезти его к себе домой, дать ему выпить, заставить поесть; может, ей и удастся что-нибудь у него выведать.

Ее разбирало любопытство — до нее доходили слухи, что он одержим сумасбродной идеей переделать мир. Его видели на улицах города в обществе самых что ни на есть сомнительных личностей. Но она не придавала значения слухам: в ее памяти он остался таким, каким она последний раз видела его в тот вечер, когда он сказал ей о своем уходе из «Диспетч». Из всех — ей одной! Уже потом она случайно выяснила, что Клод Мойл узнал об отставке Ивенса лишь после того, как о ней узнала она.

Для нее его отставка была даром божьим — она дала ей возможность сделать карьеру в «Диспетч» и в издававшемся газетой женском журнале. Когда вскоре после отставки Ивенса из газеты ушла старая Колючка, ее кресло заняла мисс Мэрфи, хотя, если на то пошло, она уселась бы в него в любом случае. Следующей ее задачей было заполучить полосу Мисс Колючки, что ей и удалось сделать, к великой ярости остальных девиц, которые годами изощрялись в писании светской хроники и кулинарных рецептов. Клоду пришлось нажать кое-какие кнопки, чтобы помочь ей в этом. Но полное удовлетворение она получила, лишь доказав, вопреки предсказаниям Ивенса, что может быть хорошей журналисткой.

Круто, очень круто обошелся он с ней в ту пору, когда она впервые надумала заняться журналистикой. Сколько же лет прошло с тех пор! С тех пор как он разругал в пух и прах ее материал, разорвал, швырнул на пол, крикнул ответственному секретарю: «Какого черта вы не гоните ее?» Очевидно, у Тома Бейли не хватило духу сознаться, что Клод Мойл попросил его в качестве личного одолжения дать возможность его любовнице испытать свои силы под началом Мисс Колючки.

Мисс Элизабет Пиккет и сама не раз бегала жаловаться Ивенсу: «Навязали на мою голову эту рыжую потаскушку». Джан не забыла, какую веселенькую жизнь они ей устроили, действуя заодно. А она тем не менее благоговела перед Ивенсом, работала не покладая рук, изо всех сил стараясь заслужить его похвалу. Ей нравилась мужественная гибкая фигура Ивенса, та непринужденность, с какой он властвовал в суматошном газетном мирке, всегда смеющиеся проницательные глаза, твердые линии рта. Он старательно не замечал ее попыток привлечь к себе внимание, видимо догадываясь, к каким уловкам прибегла она, чтобы пролезть в газету, и презирая ее за это.

А, какое это теперь имеет значение! Джан с трудом могла поверить, что этот скорчившийся в три погибели человек, словно оцепеневший от усталости и истощения, действительно Дэвид Ивенс. Она испытывала жгучее желание рассказать ему, каких успехов добилась в конце концов на поприще журналистики. Стоит прикинуться и доброй самаритянкой, чтобы поглядеть, как он, снова став самим собой, рассыплется в благодарностях за ее доброту, услышать, что он скажет, узнав, что она теперь самая высокооплачиваемая журналистка в «Диспетч». Да еще хозяйка собственного ежемесячного журнала «Герлс», который она издает помимо работы в «Диспетч». А это все означало, что у нее достаточно денег, чтобы жить без забот и поддерживать друзей в трудную минуту.

— Мистер Ивенс, — сказала она, стараясь вывести его из забытья. — Вам лучше?

Он пошевелился и застонал.

— Очнитесь! — крикнула Джан. — Мы почти приехали. Я отвезу вас к себе домой, вы полежите и придете в себя.

— Куда? Куда? — Он вздрогнул, не в силах стряхнуть с себя оцепенение.

Остановив машину неподалеку от своего подъезда, Джан решительно затормошила его.

— Пойдемте, — сказала она и с силой потянула его из машины.

Дэвид шел, с трудом держась на ногах, пока она вела его к дверям своей квартиры. Когда опа открыла дверь, оп, спотыкаясь, ввалился в комнату. Опа подтащила его к дивану и заставила лечь. Зажгла свет и с беспокойством поглядела на спутанные волосы и мертвенно-бледное лицо на фоне обтянутых желтым шелком подушек. «Бренди!» — первое, что пришло ей в голову.

Достав из бара бутылку и рюмку, опа налила в нее немного бренди и поднесла к его губам. Он поперхнулся и закашлялся; она продолжала вливать ему в рот бренди, и мало-помалу его застывшее, как маска, лицо немного смягчилось. Худые небритые щеки порозовели. Он перевел дыхание и стал дышать ровнее. А еще через несколько секунд склонившаяся над ним Джан увидела, что он открыл глаза и устремил на нее ничего не понимающий взгляд. Потом немного пришел в себя и сделал отчаянное усилие сесть.

— Черт возьми! — изумленно пробормотал он. — В чем дело? Где я?

— Похоже, вы потеряли сознание, — объяснила Джан. — Послать за доктором?

— Нет! Нет! — взволнованно заговорил еще не совсем пришедший в себя Дэвид и поспешил заверить ее: — Все будет в порядке. Я немного устал, только и всего.

— Тогда полежите, — мягко сказала Джан, — а я сварю кофе.

Он опустился на подушки; ему уже стало все равно, где он и кто эта женщина. Было удивительно приятно лежать на мягком диване, отбросив прочь всякие мысли.

Вошла Джан с подносом, на котором стояли чашки с дымящимся кофе и тарелка с тостами, и он встрепенулся, услышав ее оживленный голос:

— А вот и кофе! Быстро, а?

— Кто вы? — спросил Дэвид.

Она поставила поднос на маленький столик, придвинула его к дивану, подтащила к столику табурет.

— И вы нисколечко не догадываетесь? Никаких ассоциаций? — Протягивая ему чашку кофе, опа насмешливо усмехнулась.

— А мне следовало бы догадаться, да? — нерешительно спросил он, словно прося извинения за свой вопрос.

— Я-то на всю жизнь запомнила нашу последнюю встречу, — сказала она, приведя его в еще большее замешательство. — Знаете что, съешьте-ка парочку тостов. Я и сама проголодалась. Трудный выдался день. Даже поесть было некогда.

Она потянулась за тостом, и ее рыжие, отливающие золотом волосы вспыхнули, освещенные неярким светом стоящей позади лампы.

— Вспомнил! — воскликнул Дэвид. — Вы та самая девушка, которая ворвалась ко мне в кабинет вечером накануне моего ухода из «Диспетч».

— Да, это была я, — согласилась она с полным ртом, — а вы мне показались тогда едва ли не самым грубым человеком на свете.

Ее подмывало напомнить ему все, что он наговорил ей в ту ночь, на языке вертелось признание в «тайной страсти», которой пылала она к нему в те первые, тяжкие дни ее работы в газете; но она удержалась — слишком уж велика была разница между им тогдашним и теперешним. Он был так растерян, так жалок, что злобный порыв ее прошел, уступив место состраданию. Да и разговор пора уже кончать: вид у него до крайности утомленный и больной.

— У меня пет сил везти вас сегодня домой, — решительно заметила она. — Допивайте кофе и устраивайтесь здесь, на диване. Да и мне нелишне немного соснуть.