Яна Шерер - Мой внутренний Элвис

• Название: Мой внутренний Элвис
• Автор: Яна Шерер
• Издательство: Самокат
• Жанр: Детская проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91759-210-7

Элвис жив! Юная Антье, как и тысячи других поклонников короля рок-н-ролла, нисколько не сомневается в этом. И конечно же, она хочет отпраздновать свой шестнадцатый день рождения не где-нибудь, а в Грейсленде, на родине Элвиса. И вот удача: семья девушки собирается провести лето в Америке! Удастся ли Антье осуществить свою мечту и встретиться со своим кумиром?

«Мой внутренний Элвис» — роман молодой немецкой писательницы Яны Шерер, которой с необыкновенной точностью удалось описать период взросления: мечты, противоречивые чувства, свойственные подростковому возрасту, поиск своего места в жизни. А необычный стиль повествования, без сомнения, придется по душе не только юным читателям, но и их родителям: каждый наверняка узнает в главной героине себя.

---

Что-то жутко твердое изо всех сил бьет меня по голове. Секунду я не понимаю, где я и что со мной, чувствую только жуткую боль. А потом слышу, как кто-то говорит: «Ты в порядке?» и дотрагивается до моего плеча.

— Да, — бормочу я и выпрямляюсь.

И тут же из носа хлещет кровь — целый литр, не меньше.

Кто-то протягивает мне носовой платок, я недолго стою, закинув голову, с платком на носу, наконец кровь останавливается, и я могу оглядеться. Передо мной стоит парень, примерно моих лет, круглолицый, с каштановой кудрявой шевелюрой.

— Ты в порядке? — спрашивает он и протягивает мне новый платок.

— Your ticket, please, — говорит женщина в окошечке и возвращает мне мой билет.

Парень берет билет, гитару, мой рюкзак и говорит: «Пошли». Я плетусь вслед за ним с носовым платком на носу. Он поднимается в автобус, у него и вправду получается протиснуться в дверь со всем нашим скарбом. Бегу за ним.

Он останавливается у сиденья, где под окном стоит гитара. Ставит мою гитару рядом и закидывает рюкзак наверх.

— Гитары туда не пролезут, — объясняет он, — хочешь сидеть у окошка?

Я киваю. Он забирает свою гитару от окна. Я забиваюсь на сиденье и кладу свой инструмент на колени. Парень садится рядом.

Мы сидим, обнявшись с гитарами, как мамочки с грудничками. И молчим.

— Меня зовут Язон. Можно посмотреть? — говорит он и кивает на мою гитару.

Это звучит не как вопрос, и я не понимаю, что со мной — может, я совсем уже не в себе или просто рада повыпендриваться, но я говорю: «Конечно» и расчехляю гитару. «Вау», — восклицает он и тут же еще раз: «Вау», — и еще, и еще раз, гладя пальцами деку.

— Это подарок моего отца, — говорю я и вдруг заливаюсь слезами. Язон с испугом смотрит на меня, протягивает еще один носовой платок и говорит, как ему жаль, что мы столкнулись — он просто увидел, как падает гитара, а у него это рефлекс, а еще у него жутко твердая голова, ему уже многие это говорили, ну те, что тоже сталкивались с ним.

Я рыдаю, дыша так громко, что мое дыхание эхом отдается в резонаторном отверстии гитары и от этого звучит еще жалобнее. Язон протягивает мне носовые платки — надо же, сколько их у него, оказывается. Но из-за платков я рыдаю еще горше. Поэтому, когда он хочет дать мне очередной платок, я отказываюсь. Он убирает его в упаковку и смотрит на меня совершенно растерянно. Только я думаю, что все-таки платок мне нужен, как голос в динамиках сообщает, что мы отправляемся по расписанию и через три часа девятнадцать минут будем в Эри, а еще водитель желает нам приятной поездки. Этот голос утешает меня лучше платков. Когда я его слышу, мне кажется, что всё — как обычно, по расписанию, что я вовсе не сбежала от родителей и совсем одна еду по Америке.

Автобус трогается с места и я гляжу в окно. Как же хорошо просто ехать куда-то, не читая при этом карту, не повторяя то и дело «впереди направо» и «впереди налево». И как же хорошо, когда не надо кормить водителя пончиками!

Я почти забыла про Язона, и тут он спрашивает:

— Твои родители тоже в разводе?

Я гляжу на него. Он смотрит так серьезно, насколько серьезно может смотреть курносый веснушчатый парень с кудрявыми светло-каштановыми волосами.

— Да, — говорю я. А потом рассказываю ему, что моя мать сбежала с придурочным блондинчиком, оставив отца одного, а мне запретила жить у него — поэтому я могу с ним видеться только раз в пару месяцев по выходным.

— Ну, всё как у меня, только наоборот, потому что мой отец сбежал с придурочной блондинкой и теперь говорит, что его можно навещать только раз в пару месяцев, так как он очень занят.

— А где он живет? — спрашиваю я.

— В Мемфисе.

Ага.

— Так ты едешь в Мемфис?

— Точно.

— А как?

— На автобусе.

— Так ведь этот автобус едет в Коламбус, через Эри.

— Я пересяду в Коламбусе.

Вот так-так. Получается, я на пол пути к Мемфису.

— А когда ты приедешь в Мемфис? — спрашиваю я.

— В пятницу, — говорит Язон и зевает.

— Ага, и ты пойдешь туда?

— Куда?

— К НЕМУ!

— Конечно. Я же живу у него.

— Да к Элвису!

Язон смеется. Чувствуя, что краснею, я отворачиваюсь. Теперь он заметил, точно заметил: я не крута, я толстая, со мной лучше не заговаривать, если не хочешь почувствовать себя лохом и увальнем. Нужно было заткнуться вовремя.

— Конечно, пойду!

Я смотрю на него.

— Тебе нравится Элвис? — спрашиваю осторожно. Господи, что же я несу такую чепуху, еще чуть-чуть, и я суну ему анкету — «Поставьте крестик: да, нет, возможно».

— Мне не нравится Элвис, — говорит он. — Я его обожаю.

— Я его тоже обожаю! — ору я так громко, что женщина сзади шикает. — Я тоже его обожаю, — повторяю совсем тихо.

А потом мы с Язоном напеваем друг другу наши любимые песни, и я пробую сыграть на гитаре «В гетто», но у меня не получается, потому что тут совсем тесно и люди вокруг то и дело говорят: «Ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш». Но мы не унимаемся и замолкаем только тогда, когда водитель говорит в микрофон, что ему вообще-то нравится наше пение, но вот пассажиры жалуются и поэтому нам придется прекратить — к сожалению.

Какое-то время мы сидим молча. А потом я рассказываю Язону, как увидела папу сидящим в «Данкин Донатс»: он лопал пончики и читал.

— Как грустно, — говорит Язон.

— Точно, — отвечаю я и смотрю в темноту за окном — и я ужасно счастлива.

8

Когда мы приехали в Эри, Язон только-только успел кинуть мне мой рюкзак и крикнуть в закрывающуюся за мной дверь, что 16 августа он будет выступать в Грейсленде на конкурсе песен Элвиса и мне тоже обязательно надо приехать. «А у меня шестнадцатого день рождения!» — прокричала я в ответ и махала ему, пока автобус не исчез вдали.

Лишь тогда я замечаю, что уже темно, а я стою совсем одна на автобусной остановке. Секунду мне кажется, что нужно сесть и подождать папу, но потом я вспоминаю, что все, рассказанное Язону, придумано от начала до конца и на самом деле это я сбежала, и никто меня тут не ждет.

Я не прочь отправиться к Ниагарскому водопаду, к маме и Кларе. У меня есть время да пара монет, поэтому я иду к телефонной будке, чтобы позвонить маме в отель. Это не так-то просто, мне вдруг отвечает какая-то чужая женщина, и я уже думаю, что ошиблась номером, но она мне просто говорит, сколько монет надо кинуть в автомат. А потом трубку берет мама. Я удивляюсь, потому что она вовсе не говорит «Антье, солнышко, где ты, мы все ужасно волнуемся!» и не рыдает. А просто спрашивает, есть ли что-то новенькое с тех пор, как она поговорила с папой час назад и ладим ли мы друг с другом так же здорово, как раньше.

Папа ей не сказал, что я потерялась.

— Да, — говорю я поэтому маме, — все идет по плану. Мы скоро найдем Нелли.

И нажимаю на рычажок. Потом в трубке снова появляется незнакомая женщина и говорит, что мне нужно кинуть в автомат еще двадцать пять центов.

Но у меня нет с собой двадцать пять центов, и я просто ухожу. Их проблемы, если они не берут деньги вперед.

Я и сама не понимаю, отчего не сказала маме просто: мам, папа потерял меня. Наверное потому, что мне вдруг кажется: это я потеряла папу, а не он меня.

Потом я сосредотачиваюсь, выхожу на дорогу и вытягиваю руку с поднятым большим пальцем.

Мой палец одиноко торчит в темноте, а я вспоминаю Юргена Древса и его песню «Постель в чистом поле». Она была у мамы на старой кассете со шлягерами, которую мы с Кларой раньше слушали перед сном. Там он голосует на шоссе и поет «Стою на дороге уже битый час…», а нам с Кларой все время слышалось «Стою на дороге, уже битый щас». И мы никак не могли понять — если «битый щас», то кто его бил и как это вообще бывает. Спустя четверть часа в Эри, стоя в одиночестве с вытянутой рукой и поднятым большим пальцем на дороге, чувствуя, как все тело болит, словно меня лупили, я вдруг понимаю, как это, стоять на дороге «битым щас». «Надо рассказать об этом Кларе!» — думаю я, и вдруг около меня останавливается грузовик.

Из окна выглядывает пожилой мужчина в синей бейсболке.

— Хочешь поехать со мной?

— Да, — говорю я, не задумываясь.

— Куда тебе надо?

— Государственный парк.

Мужчина тянется к двери с моей стороны и открывает ее.

— Get in[6].

Я закидываю рюкзак, а потом влезаю в машину вместе с гитарой. Я и не думала никогда, что это так трудно — забираться в грузовик. В фильмах люди так запросто запрыгивают в него. Даже в фильмах ужасов.

Может быть, мне все-таки не стоит… но поздно. Я уже сижу в машине, и водитель газует.

Меня подбрасывает на сиденье так высоко, что я наверняка вот-вот разобью головой ветровое стекло, и больше уже не надо будет раздумывать о том, не серийный ли убийца этот мужик.

— Buckle up! — говорит мужчина одним уголком губ.

Buckle up? Это какое-то извращение? Может быть, что-то вроде «раздевайся»? Или еще похуже?