Росс Макдональд - Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги

• Название: Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
• Автор: Росс Макдональд
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Детектив
• Год: 1995
• ISBN: 5-7001-0165-3

В сборник детективных романов Росса Макдональда вошли мало известные российскому читателю романы. В центре повествования — картины нравов состоятельных слоев американского общества, любовь и ненависть, страх и отчаяние, предательство и погоня за богатством. Романы отличает занимательная интрига, динамичность повествования, глубокое проникновение во внутренний мир героев.

---

— Марвелл одарен очень богатым воображением, — оскалился в улыбке Надсон. — Сегодня я получил от него другое заявление… После того, как он немного успокоился. Он утверждает теперь, что не может сказать точно, когда услышал всплеск, да и слышал ли его вообще. Вполне вероятно, что миссис Слокум была убита за добрый час до того, как он нашел ее тело в бассейне. Так что невозможно установить, сколь долго она находилась в воде.

— Все равно я не думаю, что это сделал Ривис.

— То, что вы думаете, не доказательство. Я привел вам доказательства, и достаточно веские… Между прочим, Арчер, вы немного поздно сообщили мне, когда подобрали Ривиса и решили с ним покутить. Что случилось тогда в баре, Арчер, он очень убедительно рассказывал вам о своей честной жизни?

Я сдержал гнев. Карта не сыграла. По-видимому, не сыграла.

С надменной медлительностью Надсон вынул маленькую сигару из маленького кармашка, попросил разрешение у дамы закурить, отломил кончик сигары и бросил его в пепельницу, зажег сигару, потушил спичку, выпустил струйку дыма:

— Когда мне потребуется инструктор, чтобы рассказать, как мне вести свои служебные дела, я пошлю вам срочное письмо.

Он вышел из комнаты, оставляя за собой облачко приятного дыма; и тут же вдруг вернулся из холла, ведя за руку Кэти. Она пыталась вырвать руку из его цепкой хватки.

— Отпустите меня, мистер Надсон.

Он резким движением освободил ее руку.

— Прости, Кэти. Я не хотел быть грубым.

Она повернулась к нам спиной и направилась было к двери, скользя белыми меховыми тапочками по ворсу ковра. В розовом шелковом халате, с блестящими, распущенными по спине волосами, она выглядела очень трогательно. Надсон смотрел на нее со странной безнадежностью во взоре.

— Подожди минутку, дорогая, — сказала мать. — Почему так поздно ты не спишь? А, почему?

Кэти остановилась в дверях, но отказалась повернуться. Покрытые атласом плечи ее напряглись.

— Я разговаривала с папой.

— Он тоже еще не спит?

— Он не мог уснуть, и я тоже не смогла. Мы услышали ваши голоса. Теперь можно мне вернуться в постель?

— Конечно, дорогая.

— Я хотел бы задать Кэти вопрос, — пришлось вмешаться мне. — Вы позволите, миссис Слокум?

Материнским жестом она подняла руку.

— Бедной девочке пришлось отвечать на такое количество вопросов. Не может ваш подождать до утра?

— Все, что мне нужно, от Кэти, так это, чтобы она сказала «да» или «нет». Пэт Ривис утверждал, что она может подтвердить его алиби в те трагические минуты.

Девушка обернулась, но от двери не отошла.

— Я не ребенок, мама. Конечно, я могу дать ответ на вопрос. — Она встала, расставив ноги, глубоко засунув руки в карманы халата.

— Итак… Ривис утверждал, что он пришел сюда прошлой ночью, чтобы повидаться с тобой. Вы были с ним вместе до того, как я нашел тебя одну в своей машине?

— Нет. Я не видела его с того самого неприятного случая в Куинто.

— Это все? — обратился ко мне Надсон.

— Все.

— Подойди и поцелуй на ночь свою маму, Кэти, — сказала Мод Слокум.

Девушка с явной неохотой подошла к матери и поцеловала ее в щеку.

Руки Мод потянулись к ней, обняли ее. Девушка быстро высвободилась из объятий и направилась к двери.

Надсон смотрел на обеих так, словно он и не подозревал о существующем между ними напряжении. Казалось, он получил истинное удовольствие от лицезрения этой вынужденной, лишенной любви сделки-поцелуя. Он вышел из комнаты вслед за Кэти с застывшей на лице улыбкой и с пылающей сигарой, торчащей во рту.

Я опустился на диван рядом с Мод Слокум.

— Ривис крепко сел на мель. Надсон… упорен.

— Вы все еще не удовлетворены? — отозвалась она.

— Поймите, Ривис для меня ровно ничего не значит. Меня беспокоит общая картина: в ней слишком много несоответствий. Кстати… Вы знаете человека по имени Уолтер Килборн?

— Снова вопрос, мистер Арчер? — Она потянулась к серебряному портсигару, лежавшему на столике рядом. Руки плохо слушались ее, и портсигар упал на пол. Сигареты рассыпались, я принялся их подбирать.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, не беспокойтесь… Все у меня распадается на части, все вообще, так что несколько сигарет на полу — это самое незначительное из моих огорчений.

Я продолжал подбирать сигареты.

— А какое самое большое? Все еще то письмо, которое вы мне дали?

— Вы задаете мне так много вопросов, мистер Арчер. Хотелось бы мне знать, что заставляет вас это делать. Страсть к справедливости, страсть к правде?.. Вы видите, теперь я спрашиваю, я поменялась с вами ролями.

— Не знаю, почему вам интересно это узнать.

Я положил на стол вновь заполненный портсигар, зажег две сигареты, одну для нее, другую для себя.

Она благодарно затянулась. Ее ответ сопроводило облачко дыма:

— Потому что я не понимаю вас. Вы достаточно умны и представительны, чтобы у вас была работа получше и большего веса, что ли.

— Как у вашего друга Надсона? Я пять лет работал в департаменте муниципальной полиции, а потом бросил службу. Слишком много случаев, когда официальная версия не согласовывалась с фактами, которые были мне известны.

— Ральф — честный человек. Всю свою жизнь он работает в полиции, и у него осталась, все еще осталась совесть.

— Вероятно, две совести. У многих из хороших полицейских есть общественная совесть и частная совесть. У меня же осталась только частная совесть, вещь неказистая, но зато своя.

— Я не ошиблась на ваш счет: вами движет страсть к справедливости.

— Не знаю, что такое справедливость, — сказал я. — Хотя… правда меня интересует. Не правда вообще, а правда конкретная: кто сделал, что, когда, почему. Особенно почему. Например, мне хотелось бы знать, почему вас так заботит, интересуюсь ли я справедливостью. Может быть, вы хотите таким путем попросить меня отказаться от нашего дела?

Некоторое время она сидела в полном молчании.

— Нет. Это все не то. У меня самой сохраняется доля уважения к правде. Женское уважение: я хочу знать правду, если только она не причиняет слишком большую боль. И я просто, признаться, побаиваюсь немного человека, который очень сильно заботится о правде. Вас ведь действительно заботит, виновен Ривис или нет…

— А разве это не волнует Надсона и оставшуюся у него совесть?

— Не знаю. Происходит вообще слишком много такого, чего я не понимаю. («Это нас объединяет», — подумал я.) Например, мой уважаемый супруг удалился к себе и отказывается попадаться кому бы то ни было на глаза. Он утверждает, что проведет остаток жизни в своей комнате, как Марсель Пруст. — Ненависть мелькнула в глазах Мод, глазах цвета морской волны. И тут же исчезла, как плавник акулы в морских волнах.

Я загасил свою сигарету, вкус которой (на пустой-то желудок) был слишком острым.

— Этот Марсель… как его там, он ваш друг?

— Теперь вы снова собираетесь ломать комедию?

— У вас дома, по-моему, такая мода. Вы определенно желаете вести беседу о каких-то абстракциях вроде правды и справедливости. Но не сообщили мне ни одного факта, который мог бы мне помочь выяснить, кто написал письмо или кто убил вашу свекровь.

— Ах, письмо… Мы снова вернулись к письму.

— Миссис Слокум, — сказал я, — письмо писалось не обо мне. Оно писалось о вас. Вы наняли меня, чтобы я выяснил, кто его написал, помните? — С того времени случилось столько всего… Теперь все это кажется не важным.

— Теперь, когда она мертва?

— Да, — холодно ответила Мод. — Теперь, когда она мертва.

— А не приходило ли вам на ум, что автор письма и убийца могут быть одним и тем же лицом?

— Нет. Я не вижу тут никакой связи.

— И я тоже не вижу. Если бы со мной сотрудничали, я смог бы ее разглядеть. То есть: если вы рассказали бы мне все, что знаете об отношениях между людьми в этом доме.

Она пожала плечами с усталой покорностью.

— Я не могу, как Кэти, требовать для себя освобождения от ответов на вопросы под предлогом крайней молодости. Но я очень устала. Что вы хотите знать?

— Как давно вы знаете Надсона и насколько хорошо?

Она смерила меня еще одним своим долгим, «зондирующим» взглядом (я уже успел к ним приноровиться).

— Год. Последний год. Или около того, и вовсе не так близко.

— Вчера вы упомянули о подруге по имени Милдред Флеминг. Возможно, она расскажет мне другую историю вашего знакомства.

Она холодно заметила:

— Думаю, вы несколько нарушаете приличия, мистер Арчер.

— Очень хорошо, мэм, будем впредь играть по джентльменским правилам.

Оба, мэм!

— Ладно, я скажу вам кое-что… Я знаю Уолтера Килборна. Честно говоря, я видела его сегодня.

В холле послышались тяжелые шаги Надсона, его покатые плечи и мощный торс загородили дверной проем.