Максин Барри - Судьбы

• Название: Судьбы
• Автор: Максин Барри
• Издательство: Издательский Дом на Страстном
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-7847-0027-8

Новый роман Максин Барри — эпическое повествование, где действует много персонажей, связанных друг с другом невидимыми нитями, необычные судьбы которых автор прослеживает на большом временном отрезке.

Читатель найдет здесь все — и самоотверженную любовь, сметающую на своем пути все преграды, и жгучую ненависть, порой граничащую с безумием, и неуемную жажду власти и богатства, приводящую к преступлению, — словом, героев М. Барри обуревают сильные, поистине шекспировские, страсти.

По праву принадлежа к лучшим образцам современной англо-американской женской прозы, роман отличается занимательностью сюжета и читается на одном дыхании.

---

Он сразу расслышал мольбу в ее голосе и кивнул.

— С удовольствием, — сказал он и, понимая, что старой женщине не придется по душе жалость, мудро добавил: — От этого солнца у меня дикая жажда.

Дом был заполнен безделушками, дешевой керамикой, картинками с осенними английскими пейзажами, купленными в ближайшем магазине, и диванами, покрытыми выцветшими ситцевыми чехлами. Она жила только на первом этаже, выше ей взбираться было трудно. Весело болтая, она провела его на кухню, где он помог ей разгрузить корзинку. Она налила ему стакан ледяного лимонада, и он сел, оглядывая кухню и высматривая, не требует ли что починки. Он полагал, что просидеть ему придется не менее трех часов. Краска на стенах облупилась, окна покрылись грязью, отчего в кухне было темно и мрачно. Он приготовит ей что-нибудь легкое на обед. Большинство одиноких стариков ленятся себе готовить, он знал это по опыту работы в доме для престарелых.

— Почему бы вам не сдать два верхних этажа, миссис Добсон? — спросил он.

Она сначала удивилась, потом встревожилась.

— Ох, нет. Я не могу. Я что хочу сказать… там, наверху, такой беспорядок.

Себастьян отпил глоток, понимая, что должен действовать крайне осторожно. Она ведь представляет себе жильцов, которые будут устраивать полуночные вечеринки, и уже дрожит при мысли о возможных жалобах соседей, собаках, которые разорвут ее Пушка, шумных ребятишках. Она так давно живет одна, что самая мысль о постоянном пребывании в доме людей пугает ее.

— Я подумал, что вы могли бы сдать верх каким-нибудь пенсионерам, мужу и жене. Вот, например, миссис и мистер Петтит. Он проработал сорок шесть лет в садоводческой компании и жил в одном из домов, принадлежавших ей. Платил всего пять долларов в месяц, но они вырастили шестерых детей, которые все разлетелись кто куда, так что денег на покупку собственного дома у них не осталось. Теперь он ушел на пенсию, и им с женой приходится жить в однокомнатной квартирке при приюте просто потому, что домовладельцы не желают сдавать жилье старикам.

По мере того как он рассказывал, лицо Инид становилось все сердитее, и в конце концов она раздраженно стукнула кулаком по столу.

— Это ужасно. Кошмар какой-то! Не знаю, куда движется эта страна. Вот испанцы… они не бросают своих стариков. Бедняжки. Ты говоришь, одна комната?

Себастьян кивнул.

— Им хочется иметь свое жилье. Они могли бы платить двадцать долларов в месяц…

— Это слишком много! — перебила его раскрасневшаяся от возмущения Инид, глаза ее метали искры. — Я ведь не пользуюсь этими комнатами.

— К тому же миссис Петтит чувствует себя очень одинокой, когда ее муж уходит работать в приют. Он человек гордый, а святому отцу нужна помощь. А у вас же тут так много места, вполне можно бы поселить еще бедного мистера Крокета. Знаете, он вдовец…

Через пять часов, когда он довольный покидал этот маленький дом с пожелтевшей фотографией красивого мужчины в форме военного летчика и большим черно-белым котом, стены в кухне были выкрашены, а окна сверкали. В приюте вскоре станет на четыре старика меньше, а у миссис Добсон появятся помощники чуть моложе ее, с кем можно будет сходить в магазин и поговорить.

Солнце уже садилось, тонуло в Рыбацкой гавани — любимом месте туристов, наезжающих в город летом. Себастьян устал, был сердит и хорошо знал почему. Он потратил долгие годы, чтобы узнать себя, каждую свою реакцию. Если что-то его раздражало, он не успокаивался, пока не добирался до причины и не устранял ее. Он знал все свои недостатки и относился к себе куда суровее, чем к кому-либо. Теперь пришло время попытаться заставить отца понять, что он не собирается отказываться от выбранной им карьеры, сколько бы его ни подкупали, пугали или эмоционально шантажировали.

Себастьяну не хотелось идти домой в огромный бунгало, наполненный предметами искусства, — последний крик моды среди американской элиты. Ему требовалось время, чтобы подготовиться к разочарованию отца и молчаливому осуждению матери.

В китайском квартале всегда можно отвлечься, но Себастьян, американец до мозга костей, прекрасно понимал, что там он посторонний, пытающийся заглянуть в чужой мир. Он знал, что Лин Чун радостно встретит его в своем маленьком ресторанчике и накормит настоящей китайской едой, не той, что он подает обычным посетителям. В этом он видел печальную иронию. У него были друзья всюду — разные по цвету кожи, вероисповеданию, характеру, и все же он чувствовал себя чужим среди них.

Скользнув взглядом по мосту «Золотые ворота», где с энтузиазмом фотографировалась группа туристов, он посмотрел на мрачный остров, где располагалась знаменитая тюрьма Алкатрас, странным образом являющаяся причиной всех его неприятностей. Ему не хотелось иметь дело с благородной клиентурой Ноб-Хилла, что вполне одобрили бы родители. Его не интересовали мелкие проблемы сильных мира сего. Он хотел помогать людям. Хотел бороться с людской болью напрямую и победить ее. И когда Себастьян смотрел на Алкатрас, он знал, что прав: именно там, внутри мрачной крепости, и есть настоящие боль и отчаяние. И если что и вызывало ненависть у Себастьяна, так это людские страдания.

Вернулся домой он лишь через час и очень удивился, заметив свет в окнах. Обычно родители вечерами куда-нибудь уходили, стараясь подняться еще выше по социальной лестнице. Он пожал плечами, достал из кармана джинсов ключ и вошел, сразу наткнувшись на уродливую железную скульптуру — новейшее приобретение матери. В последнее время в моду вошли маленькие коврики, так что везде в доме были разбросаны мексиканские ковры густо-красного, белого и черного цветов. В следующем месяце будет что-нибудь другое.

Он вошел в гостиную, полную табачного дыма, и обнаружил родителей при полном параде. Значит, они его ждали. Он легонько вздохнул, когда отец медленно встал.

— Ответь мне, папа: тебе на самом деле нравится курить трубку или ты делаешь это, потому… — он кивком головы показал на дорогую трубку в руке отца, — что это подарок президента компании?

Отец внимательно посмотрел на него и пожал плечами.

— Разумеется, это политика, Себастьян. Надо, чтобы все видели, что я курю трубку мистера Хелмана. Он через два года уходит на пенсию, и на его место претендуют Филип Свитен, Ральф Хайнс и я. Выпить хочешь?

— Нет, спасибо. Я, пожалуй, пойду спать. — Мать, сидевшая на неудобной банкетке, вывезенной из Японии, неожиданно встала, причем движения ее были странно резкими и нервными.

— Можешь подождать минутку? Мы с отцом хотели бы с тобой поговорить.

Себастьян хорошо знал этот тон, и ему захотелось сбежать. Но он кивнул и пожал плечами, понимая, что разговор неизбежен, а откладывать он никогда не любил.

— Ладно. Я все же выпью. — Он налил себе немного джина с тоником — больше тоника, чем джина, — и сел.

Отец откашлялся, и Себастьяна захлестнула волна любви и жалости. В свои сорок пять лет Доналд Тил был типичным американцем средних лет из высшего общества. Аккуратная прическа, седые волосы, усы. В последнее время он начал полнеть, но пока лишний вес был ему к лицу. Загорелый, карие глаза, на руке перстень с черным камнем.

— Мы с мамой подумали… то есть… мы надеемся…

— Слушай, папа, давай выкладывай прямо. Так намного проще, — мягко попросил Себастьян.

— Прекрасно. Ты все еще собираешься… — он деликатно прокашлялся, — работать с… заключенными?

На мгновение он встретился с полным надежды взглядом отца и ему захотелось соврать. Себастьян ненавидел боль со страстью, которую многие тратят на политику или религию. Он ненавидел ее как личного врага и старался избежать ее любой ценой. Но здравый смысл победил. Иногда это неизбежно, надо только стараться свести боль до минимума. Он глубоко вздохнул и ответил:

— Да, собираюсь.

— Понятно. — Доналд взглянул на Джейн, бывшую ему хорошей женой вот уже двадцать один год, и беспомощно пожал плечами.

— Себастьян, — задумчиво протянула Джейн, что обычно случалось, когда она собиралась закамуфлировать приказ под предложение. — А ты думал когда-нибудь о Европе?

Себастьян удивленно моргнул.

— Европе?

— Ну да. Я что хочу сказать, ты ведь молод, холост, тебе наверняка хочется попутешествовать, посмотреть мир? — Она встала и начала беспокойно ходить по комнате. Ее итальянские туфли оставляли небольшие вмятины в ковре, а запах духов Шанель приятно щекотал ноздри. Она упорно не смотрела на своего единственного сына.

— Я бы поехал, если бы мог, — сказал Себастьян, все еще не догадываясь, к чему они клонят. — Но мне надо заниматься. А этому абсолютно ничего не должно мешать, — решительно закончил он.

Джейн взглянула на него повлажневшими глазами. Он всегда был послушным мальчиком. Даже маленьким, в раннем детстве, он никогда не капризничал. И все же эта… эта его одержимость так некстати.