Август Цесарец - Золотой юноша и его жертвы

• Название: Золотой юноша и его жертвы
• Автор: Август Цесарец
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-208-01177-0

Романы Августа Цесарца (1893–1941) «Императорское королевство» (1925) и «Золотой юноша и его жертвы» (1928), вершинные произведем классика югославской литературы, рисуют социальную и духовную жизнь Хорватии первой четверти XX века, исследуют вопросы террора, зарождение фашистской психологии насилия.

---

— Если ты решила поступить так из-за того, что тебе наболтал этот сопляк, тогда очень жаль! Краль свое получил (Ори громче! — слышался голос госпожи Резики), — он повернулся и, захлопнув за собой дверь, наскочил на Панкраца, — и ты получишь, если не заткнешься!

До того, как пойти к теще, он услышал, что в коридоре возле кухни Смудж разговаривал о нем с сыном. Он подошел ближе и вмешался в их беседу. Йошко попрекнул его тем, что он все еще ведет борьбу за дом, потому что в его же интересах, став полицейским, помочь им в деле Ценека и без дома! Впрочем, чем бы он им мог помочь, ведь никакого дела не будет! Так думает и мама, а мама не согласна что-либо менять, и дом останется за Йошко! Пусть Васо намотает себе на ус!

Васо не смирился и, направляясь к теще, шипел как масло на сковороде. Пошел же он, втайне надеясь, что она, зная теперь о его обещании помочь им, и сама в душе сомневается; напомни он об этом в непосредственном с ней разговоре, может, ему удастся склонить ее на свою сторону! Но она об этом и слышать не хотела, только в кипящее масло подлила огненный поток ругательств, угрожая вовсе лишить его жену наследства. А из-за чего, спрашивается, как ни из-за вполне справедливого выпада против Краля, затронувшего его офицерскую честь. (Разве она не понимает, что он вынужден был ее защищать?) Да еще из-за Панкраца, который обо всем разболтал, похваляясь, что спас семью от жандармов! Вот сопляк!

Его гнев несколько поутих, натолкнувшись на равнодушное спокойствие Панкраца.

— Если ты чем-то недоволен, — только и сказал ему Панкрац, подсаживаясь к столу, где уже сидел капитан, все попытки которого уйти окончились безрезультатно, — обратись к Йошко! Он у тебя отнимает дом, а не я!

Разгневанный Васо тут же попался на крючок и снова выставил свой главный аргумент, направленный против Йошко:

— Жидам он достанется, великолепно! — И он обвел присутствующих взглядом, словно ища в них поддержки. Жены его здесь не было. Увидев, в каком дурном настроении выходит ее муж от матери, она тут же ушла из комнаты, позвав с собой и Мицу. Она знала, что муж добивается дома, слышала их крики на кухне и в душе была согласна с мужем. Но однажды попытавшись и сама, — уже имея приданое, — завладеть домом, потерпела поражение. Теперь же, поскольку здесь она всегда находила поддержку против грубияна-мужа, не захотела ради его причуд портить отношения с близкими. Прежде с удовольствием ввязывающаяся в ссоры, затем несколько укрощенная мужем, она сейчас предпочла тихо удалиться. Мица, напротив, понимая, что если у Йошко не выгорит с домом, то навряд ли она получит лавку, была готова пойти на все, лишь бы отстоять дом для брата. Следовательно, ее очень интересовал спор о доме, она осталась в комнате, бросив Васо:

— Тебе-то какое дело, кому он достанется, хоть бы и жидам! Не ты же приобрел!

— А ты не гавкай!

— Это ты гавкаешь!

Йошко, которого это больше всего касалось, попыхивая сигаретой, хладнокровно заметил:

— Оставь его, Мица! Лучше принеси ужин! Мне нужно рано утром в город! А сейчас я хочу спать!

Старый Смудж, навестивший жену и принятый ею довольно неприязненно, вернулся назад и, услышав все через открытые двери, устало сказал:

— Неси, неси, Мица, и мама хочет есть! А ты, Васо, садись ужинать с нами!

Мица, что-то про себя бормоча, удалилась, а Васо с удовольствием потянулся и окинул взглядом комнату, пытаясь отыскать шинель и саблю.

— Где моя жена? — спросил он, неизвестно к кому обращаясь. — Здесь я ужинать не собираюсь!

— Да куда же ты, Васо, в такую грязь? — подал голос капитан, не скрывая своего удивления. — Еще и бричка не приехала! Поэтому и я задержался!

И нотариус, поначалу вроде бы раздумывающий, остаться ему или нет, но, будучи холостяком, охотно принял приглашение поужинать, согласившись с капитаном, что глупо идти пешком по грязи, если за тобой должна приехать бричка! У него, к сожалению, ее не было!

— Бричка должна с минуты на минуту быть здесь! — нахмурившись, проронил Васо, которому никак не удавалось пристегнуть к поясу саблю. Его жена в это время вносила в комнату противень с жарким, от которого шел такой аромат, что у него потекли слюнки. Он собирался приказать ей одеваться, упрекнув при всех, что ее здесь используют как служанку, но запах жаркого и мысль о дожде обезоружили его. Он только презрительно фыркнул и, не снимая сабли, сел за стол — тесть уступил ему место.

V

Ужин начался, и когда Пепа и Мица сели, выставив на стол всю еду, стало ясно, что она, как обычно, слишком обильная и жирная. Лицо нотариуса все больше расплывалось от удовольствия, в конце концов улыбнулся и Васо в ответ на один из рассказанных Ножицей анекдотов. Только из соседней комнаты доносился голос госпожи Резики, жаловавшейся, что ей не несут ужин.

Между тем его уже вносил бледный, с пшеничного цвета бородкой, казалось, чахоточный русский, одетый по-военному. Это был Мицин любовник и кандидат во вторые мужья.

Обруганный госпожой Резикой за нерасторопность, он тихо, словно тень, с жалкой улыбкой на губах, пожелав всем приятного аппетита, собрался удалиться на кухню.

— А кто остался в сарае с людьми? — подавленный, ушедший в себя, осторожно подал голос старый Смудж; до этого гостей в сарае обслуживал русский.

— Все ушли, батюшка! Заплатили деньги и ушли, дождь, говорят! — сказал он мягко, певуче, растягивая слова, словно прядя пряжу.

— А Краль? Предложи и ему поужинать!

Между тем от ужина Краль отказался, попросив только ракии. Получив от Смуджа неожиданно быстрое согласие, русский уже собирался пойти за ней, но его задержала Мица. Посмотрев на место, пустовавшее между ней и Пепой, она бросила надменно:

— Захвати, Сережа, тарелку себе, будешь ужинать с нами!

Улыбнувшись, Сережа задержался, но ничего не ответил. Только Васо пробурчал:

— Что еще выдумала!

— А почему бы и нет? — обиделась Мица. — Если я пожелаю, ты уже в следующее воскресенье будешь сидеть с ним за столом как с моим мужем.

— Эта свадьба если и состоится, то без меня!

— Мне будет очень жаль! Сделай, Сережа, как я тебе говорю, — Мица повернулась к нему, но русский уже исчез и больше не появлялся, вероятно, из предосторожности, как бы из-за него вновь не вспыхнула ссора. Мицу возмутила эта его боязливость, и она встала, собираясь его отчитать и привести обратно, но за Сережиным спокойным упорством скрывалась твердая воля, наверное, вполне оправданная, потому что Мица, успокоившись, вернулась назад одна.

Недоразумение с Сережей было одновременно и единственным значительным событием в продолжение всего ужина. Он прошел в полном молчании и намного быстрее, чем это обычно бывало, когда у Смуджей собирались гости, и сопровождался только громким чавканьем да постукиванием ножей и вилок о тарелки. Небольшое оживление наступило после выпитого вина. Особенно разболтался нотариус Ножица. Поскольку Мица и Пепа, хозяйничая на кухне, вынуждены были смотреть кино урывками, забегая на минуту в лавку, то нотариус начал им пересказывать содержание. При этом он высмеивал шваба и крестьян (о Васо не упомянул), огорчившихся, что конца не будет; затем без всякого перехода пустился рассуждать о киноискусстве — он недавно прочел об этом в какой-то статье.

— Боже, до чего же люди умны! — наивно удивлялась Пепа.

— Умны! — передразнил ее Васо. — Для этого нужно жить в городе, а не в этой глухомани!

Нотариус упорно настаивал на том, что человек может быть умным, находясь и в селе, и в доказательство он привел одного своего знакомого, впрочем, всем хорошо известного человека, живущего в соседней общине, который, имея обычный небольшой телескоп, открыл новую звезду. Совсем новую, о ней писали в газетах!

На другом конце стола, ковыряя в зубах заостренной спичкой, капитан спрашивал Панкраца, наклонясь к нему совсем близко:

— Задержитесь ли вы здесь до завтра, господин Панкрац?

— По-видимому. Почему вы спрашиваете?

Капитан взял в руку рюмку, наклонился к нему еще ближе, собираясь чокнуться.

— Хорошее вино, не правда ли? — сказал он громко и сощурился, а затем добавил тише: — Не хотели бы вы меня навестить? Давно обещаете, а я скоро уезжаю, и, возможно, мы больше никогда не увидимся!

Йошко еще в городе рассказал Панкрацу о неприятностях капитана, связанных с плохим ведением хозяйства Васо, знал он и о той особой слабости, которую к нему питает капитан, как он его уважает и как всегда рад с ним побеседовать. Разговоры эти всегда заканчивались пьянкой, если же у Панкраца не было денег, он их занимал у капитана и, как правило, не отдавал. Не зовет ли его к себе капитан сейчас, до отъезда, чтобы он вернул ему долги?

— Я ваш должник, капитан!

— Ах, не говорите мне о долгах! Отдадите, когда начнете сами зарабатывать! Со студенческой жизнью я знаком по кадетской школе! Приходите просто так! У вас в городе есть друзья, с которыми вы можете вволю наговориться, а мне здесь не с кем словом обмолвиться! Не с ним же… — капитан поднял глаза на Васо. Тот на него всего минуту назад как-то укоризненно взглянул, продолжая слушать нотариуса, который, смеша женщин, а иногда и Йошко, рассказывал о кинокомедии, которую недавно видел в городе, находясь там по делам службы.