Август Цесарец - Золотой юноша и его жертвы

• Название: Золотой юноша и его жертвы
• Автор: Август Цесарец
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-208-01177-0

Романы Августа Цесарца (1893–1941) «Императорское королевство» (1925) и «Золотой юноша и его жертвы» (1928), вершинные произведем классика югославской литературы, рисуют социальную и духовную жизнь Хорватии первой четверти XX века, исследуют вопросы террора, зарождение фашистской психологии насилия.

---

От души у капитана несколько отлегло, и он, успокоившись, посмотрел на часы: действительно, было поздно, следовало поспешить домой. Он встал, направился к лестнице, чтобы по ней спуститься на небольшую площадь, раскинувшуюся перед самым парком. Но внезапно остановился и прислушался. Откуда-то до него донеслись крики и ругань, звали полицию, слышался топот бегущих людей, именно в том направлении, куда он и сам шел. Очевидно, один преследовал другого. Что случилось, кто там ссорится? Капитан уже хотел подойти ближе, чтобы посмотреть, что же там происходит, а если необходимо, то и помочь… Но застыл на месте, его слух пронзил отчетливый крик:

— Это тебе аванс, рожа осведомительская!

Молниеносная догадка, в реальность которой он еще и сам до конца не верил, промелькнула в голове капитана, еще можно было успеть скрыться за широким стволом ближайшего к нему платана. Вдруг он словно окаменел, догадка подтвердилась, по улице бежал Панкрац.

Что он здесь делал? Не заметит ли его? Скорей всего, нет, если только не перебежит на эту сторону…

Панкрац и вправду огляделся по сторонам, окинул взглядом площадь, возможно, и парк. Но в тот же миг отвернулся в противоположную сторону, к тротуару. Его преследователь, очевидно, перестал за ним гнаться, послышался только его возглас:

— Валяй, сука, в бордель, там тебе место!

Расхрабрившись, Панкрац остановился и крикнул в ответ:

— А ты ничтожество коммунистическое!

Вероятно, какое-то движение преследователя дало Панкрацу повод для опасений, и он снова припустился бежать по тротуару. Еще минута, и небольшая капелла, возвышающаяся посередине площади, заслонила его от капитана, он успел только заметить, как Панкрац, оглянувшись еще раз, замедлил шаг и провел рукой по лицу, будто его ощупывает. Затем снова скрылся из вида, затих и шум его шагов, как еще раньше стихли шаги того другого, находившегося на противоположной стороне.

Еще какое-то время капитан не показывался из своего укрытия. Затем, глубоко вздохнув, вышел. Опасность миновала так же мгновенно, как и наступила, и он теперь мог спокойнее подумать о том, что произошло. Панкрац перед редакцией или где-то еще мог натолкнуться на рабочего из провинции, и тот ему, как и угрожал, тут же отомстил за сегодняшнее предательство. Судя по голосу, это действительно мог быть тот рабочий. Но что делал Панкрац в этой части города, ведь он сказал, что идет домой?

Капитан мог не знать того, о чем не ведал, отправляясь к знакомой проститутке, и сам Панкрац. Девушку он не нашел; продолжая ее поиски, на главной площади набрел на одного знакомого, только что вышедшего из кафаны, который ему и сообщил, что некоторые из его друзей орюнашей всего минуту назад поехали в публичный дом… ха-ха-ха, и не куда-либо, а в «коммуну»! Несмотря на приличную сумму, «конфискованную» им у деда, машину брать Панкрац не пожелал, но поскольку к друзьям все же хотел попасть, ибо там ему, возможно, удалось бы погулять на дармовщинку, то он не торопясь, рассматривая по пути стоящих на панели девиц, направился по той самой улице, по которой до него прошел капитан. У редакции он действительно натолкнулся на свою сегодняшнюю жертву, только теперь эта жертва вела себя намного хитрее, после небольшого вступления отомстила ему, отвесив приличную оплеуху…

Хотя капитан обо всем этом и не знал, но по последнему возгласу рабочего мог заключить, что Панкрац шел в публичный дом. От этой мысли он побледнел: как бы это было унизительно и страшно и каким бы новым поражением обернулось для него, пойди он туда и встреться там с Панкрацем! К счастью, этого не случилось; повезло ему и в том, что, направляясь сюда, Панкрац не застал его разговаривающим с коммунистами или стоящим здесь с газетами в руках. Не вернется ли он снова?

Капитан какое-то время стоял, прислушиваясь к шагам. Затем спустился по лестнице на площадь и быстро зашагал домой. Не удержавшись, усмехнулся: до чего же смешон и жалок был Панкрац, спасавшийся бегством! Но не был ли он сам еще более смешон и жалок, когда по этой самой улице кинулся выполнять приказ генерала! Возможно, но то прошло, закончившись благополучно, как, впрочем, и все остальное, случившееся с ним за последние полчаса… Все теперь будет иначе, все, — капитан начинал гордиться собой, — в нем как бы произошло внутреннее очищение, он нашел свой путь, путь праведный и честный… Тем не менее в одном ему, возможно, придется все же поступить неблагородно! Он, вероятно, обязан будет все рассказать товарищам о Панкраце или хотя бы подтвердить обоснованность их сомнения в нем! Он вынужден будет поступить так с тем самым человеком, на которого собирался завтра на рапорте сослаться, дабы развеять возникшие у генерала подозрения о себе! Или не ссылаться, пусть будет что будет? Нет, не стоит без надобности выдавать себя врагу и тем самым поколебать свое положение в армии, в которой, как выяснилось, тоже можно служить идее… Панкрац сам предложил поручиться за него перед генералом!

Ну и что! — разволновался капитан. Мотивы другие, и если случится, что тот товарищ его спросит, он обязан будет ответить. Обязан справедливости ради, ради будущего, ради прогресса, ради всего того, что этот золотой юноша, а на самом деле ржа, втаптывал и продолжает втаптывать в грязь. Да, это преступник, а разве с преступником следует церемониться? Может, тем меньше нужно с ним считаться, что он, несмотря на свои многочисленные преступления, все еще остается и наверняка останется безнаказанным, — ибо кто же его будет судить, если вся система, которой он служит, преступна?

Да, безнаказанным, но не будет же так всегда? Первое возмездие, пусть еще незначительное, даже слишком незначительное, уже последовало, разве этим все и кончится? «Партия не останется в долгу», — вспомнились капитану слова вожака. Но что партия сделает с ним? Впрочем, не важно! Один человек не делает погоды. Важно, что вопреки всей системе с ее золотой молодежью, вопреки преступлениям, вопреки диктатуре, этой рже, разъедающей золотое сердце народа, пока еще слишком мягкое и податливое, видно уже, как это сердце крепнет! Крепнет и уже окрепло, стало твердым и неподатливым у совсем другой молодежи, у всего движения, движения людей главным образом угнетенных, но смелых и сознательных, единственных, кто избрал верный путь! Они еще слабы, биение их сердца едва слышно, едва различимы их голоса, но не им ли действительно суждено по закону общественного развития однажды стать той силой, которая отомстит за себя, покарает и сокрушит все то, что до сегодняшнего дня не получило своего возмездия, что прогнило и изжило себя, той силой, которая всем остальным, всему народу проложит дорогу, поможет свернуть с ложного на путь истинный, покончить с неправдой и добиться справедливости, от разногласий прийти к согласию?

Армия, которая только формируется и которая в назначенный час всем фронтом выступит вперед, — вспомнились капитану и эти слова вожака. До сих пор тлеющие в нем угольки веры вспыхнули вдруг ярким пламенем восторга и сознания своей сопричастности. Да, и он, несмотря на свои слабые силы, является частицей армии, сражающейся за правду и справедливость. Никакой он не Мефистофель, не золотой юноша, прислужник зла. Да, это было где-то здесь, — он остановился и огляделся, — здесь он сегодня в сумерках стоял, наблюдая за демонстрацией рабочих и слушая их гимн…

Он видел перед собой и дорогу, ведущую к той улочке, но думал сейчас об этом только в связи с Панкрацем и его дружбой с орюнашами. Самому же ему захотелось вытащить из ножен саблю, поднять ее высоко над головой и ринуться в бой. Но он только гордо поднял голову, прижал к себе покрепче газеты и пошел вперед. С его губ готова была слететь мелодия, он попытался ее напеть: это был Интернационал.

Первый вариант романа (1928) существенно отличался от написанного писателем в 1934 г. (опубликован в Югославии в 1959 г.). Тогда писатель не видел возможности идейной эволюции капитана Братича.

Первый вариант окончания романа «Золотой юноша и его жертвы»

…Но он только стал насвистывать сквозь зубы, немного постоял на одном из перекрестков со знакомой проституткой, пытавшейся ему навязаться, затем быстро пошел домой; придя, поднялся в свою комнату.

Здесь он действительно нашел у себя в постели служанку. Она спала, отвернувшись к стене, одеяло сползло, а ночная рубашка задралась, и взору открылась широкая задница. Скосив глаза, Панкрац разделся, собираясь устроиться рядом. В последнюю минуту, перед тем как погасить свет, он заметил на стоявшем рядом стуле булавку, выпавшую, вероятно, из ее платья, висевшего тут же. Ему ужасно захотелось разбудить девушку, уколов ее этой булавкой.

Не долго думая, он так и поступил. Служанка дернулась, открыла глаза и глупо уставилась на него. Еще более глупо улыбнулась, когда Панкрац, бросив булавку, показал ей определенную часть своего тела. Затем лица ее уже не было видно; остервенело притянув к себе и зарывшись лицом в ее грудь, Панкрац накрыл ее своим волосатым телом.