Анатолий Конаржевский - Десять лет на острие бритвы

• Название: Десять лет на острие бритвы
• Автор: Анатолий Конаржевский
• Издательство: Издательство «Лумина»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5—372—01225—0

В книге воспоминаний бывший узник Гулага Анатолий Игнатьевич Конаржевский рассказывает не только о своей жизни и жизни товарищей по несчастью, осужденных по пресловутой 58 статье. Автор счел нужным показать и то, «что сталинский режим… все же не убил здоровые силы в нашем обществе того времени».

---

— Ну, покажите мне ваш ДИТР! Наслышан о нем, как об одном лучшем месте для отдыха на Магнитке.

Мы начали свой показ с гостиной комнаты с роскошным диваном и креслами на гагачьем пуху, мягкими стульями, столом с инкрустированной столешницей. Все это из красного дерева, с бронзовой отделкой в стиле «ампир». На полу во всю комнату — мягкий персидский ковер. Кабинет для деловых встреч был обставлен кожаной мебелью с двумя вольтеровскими креслами и круглым, большим дубовым столом. Украшал комнату и ковер. Задержались мы в небольшой шахматной, в которой Ломинадзе потом засиживался иногда до поздней ночи, сражаясь с лучшим шахматистом Крушинским. Играл он с увлечением и не любил проигрывать. Несколько раз и мне приходилось сражаться с ним, но в большинстве случаев я проигрывал, т. к. имел более низкий шахматный разряд. Потом мы провели Ломинадзе в зал, предназначенный для проведения небольших собраний, рассчитанный на 60–70 человек, в котором иногда проводились небольшие банкеты или ужины с приезжими светилами художественно-артистического мира. Внизу находилась бильярдная — единственная на всю Магнитку, ресторан, фойе и зрительный зал на 650 мест со сценой, оборудованной по последнему слову театральной техники благодаря помощи т. Серго Орджоникидзе. Ломинадзе остался очень доволен увиденным и поинтересовался содержанием самой работы ДИТРа: читаются ли лекции, доклады, как часто удается приглашать ведущих артистов Союза и театральные коллективы, используется ли сцена и есть ли какие-нибудь возможности для создания своего театра. Пробыл он в ДИТРе больше часа.

Перед уходом он предупредил меня, что выберет время для знакомства с работой среди иностранцев. На меня Ломинадзе произвел неизгладимое впечатление простотой общения, отсутствием какого бы то ни было намека на свое высокое положение. Я сразу понял, что имел дело с необыкновенным человеком, который оставит большой положительный след в жизни партийной организации Магнитогорска. Обидно, что его имя до недавнего времени нигде не фигурировало в истории Магнитки. Вскоре инструктор по иностранной работе горкома Митя Глейзер передал мне просьбу Ломинадзе приехать в горком для встречи с ним. Он дотошно интересовался настроениями иноспециалистов, особенно немецких, в связи с происходящими событиями в Германии, их участием в общественной жизни, в движении ударников, спрашивал, как опыт и знания иностранцев распространяются отделом комбината среди наших рабочих и молодых специалистов. Подчеркнул свой интерес к моей оценке роли иностранных коммунистов в работе среди всего иностранного коллектива рабочих и специалистов:

— Оценку Глейзера как партийного работника, я знаю. А какова ваша, как работающего в административно-техническом направлении?

Большое значение он придал состоянию бытовых условий снабжения продуктами питания, особенно специалистов, не работающих за валюту. Ломинадзе было присуще все человеческое, он не стыдился показывать свою увлеченность, отдавался полностью тому, что делал. Никогда не забуду, как он на открытии в парке ледяной горки собрал кучу ребятишек, усадил в санки, обхватив их, чтобы не вывалились и весело катался с ними вниз под общий смех детворы. Увидев меня, случайно проходившего через парк, крикнул:

— Конаржевский, присоединяйтесь к нам!

Вспомнился мне и другой случай в эту тяжелую новогоднюю ночь в холодном, промерзшем товарном вагоне. Это было вечером 31 декабря 1933 года. Ломинадзе приехал в ДИТР посмотреть программу встречи Нового, 1934 года и, заодно, зашел в бильярдную. Там было в это время человек 8, ожидавших свою очередь. Игра шла навылет. Играл секретарь парторганизации коксохима Пфандер, виртуозно владевший кием, напоминавший Жарова в кинофильме «Юность Максима». Пфандер ухитрялся класть шары в лузы по заказу. Войдя в бильярдную, Ломинадзе поздоровался со всеми и спросил, кто последний. Ему с удовольствием уступили очередь. Ломинадзе предстояло играть с Пфандером, остроумным и веселым секретарем коксохима, который решил, зная несколько самолюбивый характер секретаря горкома, подзадорить его и заявил:

— Тов. Ломинадзе, мне не особенно интересно играть с вами. Вы ведь не особенно хороший игрок, давайте для остроты дам вам фору два шара.

— Ты хвастунишка, Пфандер! И я тебя постараюсь проучить, будем играть со всеми шарами, никаких фор.

— Хорошо, — ответил Пфандер, — тогда давайте играть на интерес, кто проиграет, тот лезет под стол на другую сторону. Согласны?

Ломинадзе при большом оживлении присутствующих (а их собралось не менее пятнадцати), согласился на это условие. Конечно, он проиграл. Все ожидали, что же будет дальше, а дальше было так:

— Тов. Ломинадзе, — смеясь обратился к нему Пфандер, — слово надо держать!

— Слово есть слово, — ответил тоже смеясь Виссарион Виссарионович.

И вот этот семипудовый дядя, иногда так его называл Н. И. Бухарин, под общий дружелюбный смех полез под стол. От этого его авторитет нисколько не пострадал. Находившиеся в бильярдной товарищи лишний раз убедились в том, что Ломинадзе простой человечный человек. Его можно было видеть запросто беседующим не только с ударниками, но и с рабочими отстающих бригад, присутствующим на собраниях в цехах завода, посещающим бараки, рабочие столовые, и все знали о том, что если там побывал «Вассо», то обязательно что-то изменится к лучшему. Это был руководитель, не ограничивающий свою деятельность кабинетом, а живший интересами людей, среди людей и искренне переживавшего их трудности. К моему сожалению, ДИТР со временем стал яблоком раздора между мной и Ломинадзе. Дело заключалось в следующем: Виссарион Виссарионович слишком часто настаивал на проведении совещаний, пленумов горкома, собраний актива в зале ДИТРа, а последний имел свой план и работал на хозрасчете.

Нередко бывало так, что эти собрания совпадали с платными спектаклями или с выступлением приглашенных из Москвы известных мастеров искусства. В таких случаях Михаил Арш звонил мне по телефону и просил переговорить с Ломинадзе, вернее уговорить его перенести собрание в другое помещение, но в большинстве случаев мне не удавалось это сделать. Он всегда в таких случаях говорил:

— Вот и хорошо, покажите концерт после собраний, пускай его участники отдохнут на нем.

— Тов. Ломинадзе, но кто будет платить за него?

— Конечно ДИТР, у него денег хватит.

На этом, обычно, мои просьбы оканчивались, но в душе оставался протест против такого партийного нажима. В конце 1933 года по инициативе вновь назначенного директора и начальника строительства Магнитогорского комбината Абрама Павловича Завенягина мне, как председателю инженерно-технической секции строительства, хотя и исполнявшего эту почетную работу на общественных началах, пришлось заняться очень большой и интересной работой — составлением первого на Магнитке стройтехфинплана с привлечением для выполнения этой задачи всей инженерно-технической общественности. План должен был быть закончен к открытию XVII съезда ВКП(б). Ломинадзе беспрерывно интересовался состоянием разработки. Вызывал в горком, расспрашивал как участвуют в нем партийные организации строительства, как в нем отражаются вопросы быта, перспективы жилищного строительства, снабжения, чем необходимо помочь. Но эти встречи были официальными. К официальности привели конфликты, возникавшие на почве использования ДИТРа.

После ознакомления с работой иностранного отдела Виссарион Виссарионович договорился с Завенягиным о выделении одного из строящихся домов в соцгородке иностранным специалистам и поручил мне взять под контроль ход его строительства. Используя все свои возможности и положение начальника иностранного отдела и председателя инженерно-технической секции, я добился досрочного окончания строительства этого дома. Пришел к Абраму Павловичу и прошу дать указание о заселении. Он посмотрел на меня как-то хитро улыбнулся и говорит:

— А знаете, Анатолий Игнатьевич, я решил этот дом отдать доменщикам. Они находятся в значительно худших условиях, чем иностранцы, а тем отдадим следующий, а вам спасибо за ускорение. А потом вообще следует продумать вопрос о сокращении услуг иноспециалистов, они слишком дорого нам обходятся, тем более, что наша молодежь начала решать вопросы не хуже, а даже, в ряде случаев, лучше. Возьмите Беккера, Заслава Познанского и других.

Это было столь неожиданно, что я сперва растерялся, представив себе, какой резонанс вызовет это решение в горкоме у Ломинадзе.

— Абрам Павлович! Но это скандал, неприятности! Что скажет горком по поводу такого решения? Иностранцы тоже ждут этот дом.

— Ничего, подождут, а доменщики воспрянут духом. С Ломинадзе я улажу, не беспокойтесь.

Через несколько дней меня вызвали в горком. Ломинадзе обвинил меня в том, что я не сумел отстоять дом и вовремя не поставил в известность горком.