Валентин Шатилов - Филумана

• Название: Филумана
• Автор: Валентин Шатилов
• Издательство: АРМАДА: «Издательство Альфа-книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-93556-151-4

Не знала главная героиня романа, вполне современная девушка, что по отцу она – сиятельная княгиня, дочь знаменитого и славного князя Вениамина Шагирова, жившего в параллельном с нами мире – забавной, но небезобидной смеси русского и западно-европейского Средневековья. Автор назвал этот мир регрессивным.

Только «крутой» разговор с матерью приоткрыл ей фантастическую тайну ее рождения. Отчаянно упорная и смелая, девушка нашла калитку, которая впустила ее в этот мир интереснейших приключений, природных и техногенных катастроф.

Княгиня Шагирова вместе с автором открывают читателям этот волшебный мир с помощью чудесной вещицы – гривны Филуманы – нечто вроде одушевленного талисмана, обладающего сверхвозможностями и награждающего ее обладателя могуществом сверхчеловека.

---

Орей дернулся.

– Да не бойтесь вы! Никто не собирается ваш заповедный лес штурмом брать. Хороший лес. Пусть себе стоит. Но мне не себя спасать надо, а князя вывозить.

– Того, заколдованного? – понимающе кивнула Мела-нья, – Который жжется сильно?

– Его, – вздохнула я. – А для этого кареты без лошадей совсем недостаточно…

– И еще вас надо – в Киршаг, – подсказал Никодим.

– Мне в Вышеград надо.

– Сначала – в Киршаг, – упрямо повторил мой хороший помощник. – Последнюю волю покойного надо выполнять.

Из его памяти я уже узнала, что Киршаг – фамильное поместье князей Квасуровых. Местечко не слишком приятное во всех отношениях. И с какой радости мне нужно было туда переться? Даже в Никодимовых мыслях я не могла найти ответа. Там однозначно стояло: надо, и все!

– Что-то я тебя не понимаю, Никодим, – вздохнула я, – То ты готов идти на такое святотатство, как осквернение павших, – не против был отдать их на растерзание лесному зверью. То вдруг слова покойника для тебя такое значение имеют, что ты готов на все, лишь бы их выполнить! Прямо как ант, который готов выполнить любую волю господина!

Я специально постаралась уязвить гордость Никодима, который везде и всегда подчеркивал, что он не ант какой-нибудь! Может, хоть так удастся понять причину его упорства?

– А говорила, что Узнающая! – недовольно сообщила присутствующим Меланья. – А сама и не знает!

– Я же Узнающая, а не Знающая, Заранее не знаю. И когда не знаю, то прямо спрашиваю. А если мне нормально, человеческими словами, расскажут – я и это знать буду.

– Я, кхм, – кашлянул Никодим в смущении. – Я ведь на верность не князю Михаилу присягу давал. А Порфирию Ни-китычу. Еще пацаном когда был – только-только в мужество вошел. Кто ж тогда знал, что не Порфирий Никитыч князем станет? Но я все равно ему верен был. Даже и не князю. Он мне мало приказов последнее время давал – все больше князь Михаил, который теперь и его господином был. Но если уж Порфирий Никитыч дал, да еще и в последний раз, то я не выполнить не могу. И не потому, что я ант! – запальчиво крикнул он. – А потому что присягу давал!

Воспоминания о присяге были у него очень яркие и горделивые. Вот он – еще совсем мальчишка. Вот Порфирий. Еще не обрюзгший, не пережегший себя мыслями о несбывшемся княжении. Залитый солнцем двор Киршага, лениво полощутся на ветерке штандарты всех лыцаров княжества. Сами лыцары чинно сидят по сторонам от трона князя Никиты. И все слушают звонкий голос его – простого голутвенного! Такая честь не забывается!

– Как же так? – уточнила я. – А бросить тело Порфирия Никитыча, которому на верность присягал, оставить его на расклевывание воронью – это ты мог?

– Я телу не присягал, – вяло махнул рукой Никодим. – Что мне до его тела? Но воля его, высказанная перед смертью, – это!… В общем, я буду служить ему до тех пор, пока не освобожусь. А освобожусь, когда выполню последнюю его волю. Тогда, может, князю Михаилу присягу дам, – задумчиво проговорил Никодим. – Если он и вправду живой останется. А может, и никому давать присягу не стану. Подамся вон в ватагу. Буду на дороге промышлять.

Ему действительно вчера приглянулась вольная жизнь ватаги. Но мысли о бродячей жизни были окутаны таким романтическим флером, что я не сомневалась: разбойничья реальность быстро ему опротивеет. Даже если он вдруг и вправду подастся в ватагу.

– Ты это брось! – вдруг высоким, оскорбленным голосом заявил волхв. – Я его пользую, стараюсь, от болячек избавляю– а он в разбойники! Хватит мне греха с Кисеком! Да если б я Кисека не покрывал в нечестивых делах его, они б и дня не удержались в заповедном лесу! Вон ведь, разбежались в ночь, почуяли, что я им без Кисека не защита. Да, может, через их ватажьи зверства и Колакса Краснорыбица ожесточилась! Я ее по молодости помню – не такой она была! – И он вновь зажал себе рот, осознав, что в запальчивости допустил хулу на властителей леса. А потом угрюмо сказал как отрезал: – Вот что, парень. Лечить я тебя не буду, иди куда там тебе надо за подмогой, а меня больше не тревожь!

Повисла враждебная тишина. Никодим подался вперед, прожигая волхва взглядом, а тот, наоборот, отвернулся к окошку, показывая, что больше беседой с Никодимом не интересуется.

Приехали! Борьба амбиций – самое безнадежное дело. Победителей в этой борьбе быть не может. Ведь и один, и второй прав по-своему. Орей совершенно уверен, что поступает единственно верно, не давая помощи будущему бандиту. А для Никодима это тоже вопрос принципа: вольный он человек или нет? Если вольный, тогда может идти, куда сам выберет, – хоть в бандиты. А невольным, антом, он становиться не хочет ни за что – и даже намек на такую возможность почитает за оскорбление.

– Лечить не будешь? А калечить? – с натугой произнес Никодим, багровый от бешенства.

– И калечить не буду, на что ты мне сдался? – невозмутимо ответил Орей, все так же глядя в окошко.

– А если я тебя покалечу? А, дед?

И тутя заметила острый интерес Меланьи к вопросу лечения Никодима. Интерес специфический: ей не было дела до самого Никодима, но нахвататься кое-чего от деда она успела и теперь жаждала попробовать применить полученные знания на практике. На человеке. С лесными зверями и птицами это ей удавалось, а вот с людьми еще не было случая попробовать. А уж тот отвар, которым вчера и сегодня утром дед поил больного Никодима, она знала прекрасно!

– Ну что, Меланья, справишься? – спросила я.

– Угу, – в задумчивости кивнула она. И подскочила: – Снова – знала?

Я вздохнула и сказала: – Все. Никто никого не калечит. А лечением займется знаменитый на весь заповедный лес волхв Меланья.

Орей с Никодимом повернулись ко мне с одинаковым недоумением.

– Бабы волхвами не бывают, – поправила зардевшаяся знаменитость.

– Тогда – знаменитая ведунья Меланья, – согласилась я.

– Внучка!… – строго начал Орей. А потом замолчал, махнул рукой: – Опоит до смерти – и ладно, туда ему и дорога.

– Эй, я не согласен! – подал голос Никодим, раздраженный, что его судьбу опять решают без него, – Чего это опаивать она меня будет?

– Не тревожься, – успокоила я. – Она хорошая ведунья.

– Да я и здоров уже почти, – все еще недовольно проговорил Никодим.

– Тебе еще два раза отвар пить! – авторитетно заметила Меланья.

– Вот, сама видишь, – сказана я ей, – Пока твоего имени никто не знал, так и про твое умение лечить не было известно, а как тайны больше не стало, так и про тебя узнали. Какая ты умная да разумная.

– Так это все потому, что ты здесь, – рассудительно отвергла девочка мистическую связь признания с именем Меланья. – А не было б тебя, так они, – презрительный кивок на мужчин, – и не узнали б!

* * *

– Никодим, – позвала я, устроившись на бревнышке возле родничка. – Расскажи, почему ты себя считаешь голут-венным?

Он вытаращил глаза: – Да потому что я голутвенный и есть! Не ант же. И не господин.

– Ну про господ мне все понятно – это те, кто с гривной. А почему ты так уверен, что не ант?

– А я что, похож на анта?

– Нет, не похож. Ты свободный человек. Это я поняла, когда пыталась справиться с твоей болью, а ты не давал.

– Я не давал? Да что ж я – враг себе, лечению мешать?

– Не враг. Но твоя… самостоятельность, или как ее еще назвать? Она противилась мне. Я это хорошо чувствовала. А ты-то сам как можешь это чувствовать?

– А я никак и не чувствую – знаю, и все.

– Да откуда?

– Рассказали. Отеи даже заучивать наизусть заставлял.

– Наизусть? Что заучивать?

– Прародителей. Я и сейчас могу перечислить – всех помню. Анты – они ж безродные. Жил да помер, вот и весь сказ. А мой предки идут от младшего сына лыиара Вакурова, Овсея. Овсей гривны не имел, но детишек понаделал – будь здоров! А у его сына, у Патролета, был свой сын…

– Достаточно, – остановила я. – Главное, что от чреды всех этих сыновей потом появился ты.

– Точно, – самодовольно согласился Никодим.

– Но если ты так хорошо свое родство знаешь, чего ж ты все время боишься, что тебя за анта примут? Никодим помрачнел: – А я и не боюсь, с чего вы взяли?

– Ни с чего, – беспечно ответила я. – Иди лечись. Чтоб к завтрашнему дню был как новенький!

Дальше его расспрашивать не было смысла – я и так все увидела. Двоюродный брат Никодима – Лоба, сын дядьки Кур-чины, оказался антом. Выяснилось просто: Лоба пошел к кравенцовскому лыцару Татию в прислугу. Дядька Курчина очень переживал это, скрывал как мог, хотя Лоба и женился, будучи в слугах, и своих детей завел. Но когда Лоба на погребальный костер помершего Татия сам взошел, по своей воле, – этого уж скрыть было нельзя. Так его и сожгли – совсем молодого. Он всего на три года был старше Никодима.

Такое и раньше бывало в семьях голутвенных: нет-нет да и появятся дети-анты. Но в славном голутвенном роду, ведшем отсчет прародителей от Овсея, младшего сына лыцара Вакурова, такое случилось впервые. Обвиняли во всем жену дядьки Курчины, Мирамиду, которая была из актов. Но жены из антов и до этого были у многих в роду Овсея…