Яна Завацкая - Нить надежды

• Название: Нить надежды
• Автор: Яна Завацкая
• Издательство: АРМАДА: «Издательство Альфа-книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-93556-778-4

Синагет Ледариэн не помнит своих родителей. Она не знает, кто оплатил ее обучение в престижной школе Легиона. Все, что у нее есть, — неукротимая жажда жизни и способность не сдаваться при любых условиях. Выбраться из любой, самой глубокой ямы; сражаться против судьбы; сохранять верность себе в любом уголке Вселенной и во всех, даже самых тяжелых обстоятельствах; подниматься к высотам богатства и славы — и снова падать, осознавая, что это — не то, что ты ищешь… Она жаждет любви, но есть ли мужчина, способный встать рядом с ней, Дикой Кошкой, повелительницей пиратской империи? Она мечтает о простой искренней дружбе, но это становится почти недостижимым для нее. Она ищет свою Родину и родных людей, но лишь после многих испытаний Родина сама находит ее — и вместе с тем Синагет обретает призвание. Хеппи-энд? Ну что вы, все еще только начинается…

---

Какая-то тень метнулась надо мной, я вовремя успела увернуться от ручищи лысого ханкера, вознамерившейся схватить меня за шкирку. Встала, постаравшись изобразить расслабленный и тупой вид.

— Что ты делала на соседнем ряду? — поинтересовался ханкер и снял с пояса плеть. Я тупо посмотрела на него.

— На соседнем?

— Ну, о чем ты беседовала с этой курицей? — ханкер ткнул рукояткой хлыста в сторону Кими.

— С этой? — повторила я. Самое лучшее — притвориться полной дурой.

— С этой, с этой… не строй идиотку. Смотри сюда.

— Господин начальник, — заныла я, — да мы ничего… мы так просто поговорили.

Сволочь… ненавижу… я опустила глаза. Не хватало, чтобы он мой взгляд сейчас поймал.

— Смотри мне в глаза, гадина! — приказал ханкер. Я медленно подняла на него взгляд. Ну и получи. Актриса я плохая, скрыть ненависть все равно не смогу. И он не выдержал… его зрачки, слегка расширенные от употребления разведенного сэнтака, забегали. Он снова попытался схватить меня за шкирку, и я снова ушла от захвата, просто качнувшись в сторону. Тогда он хлестнул меня плетью. По руке — руки-то у нас голые. Я отскочила, и удар получился слабым, но все равно попало. «Стой», — заревел ханкер. Вот теперь уже ничего не поделаешь. Хорошо бы не по лицу… Нет, он все-таки один раз хлестнул меня и по лицу. И по рукам. Ладно, могло быть и хуже. Под конец ханкер пнул меня по голени и толкнул в ряд — работай, мол… Я нагнулась, остро переживая свое унижение. Ханкер тем временем направился к Кими. Я так перепугалась, что даже боль как-то ослабла. И все время, пока он с ней разговаривал — я ничего не слышала отсюда, кроме обрывков фраз, — я ощущала только бешено колотящееся сердце и испарину на лбу. Только бы она ничего не сказала!

Вроде бы, ничего… по крайней мере, наш мучитель двинулся дальше. Ура! Можно жить дальше. Развлечение окончено. Я осмотрела следы от ударов — тонкие кровавые полоски вдоль плеча. Ничего, бывает хуже… плевать. Здесь все такие. Заживет, и никто об этом ничего не узнает. Может быть, даже без следа заживет.

Удивительно, но здесь есть дети. Никаких семей, разумеется, просто некоторые женщины время от времени рожают, ну и дети остаются при них, а лет с восьми тоже начинают работать на плантации. Мне, между прочим, тоже вполне грозила такая участь. Ханкер по прозвищу Громила в самом начале еще попытался меня зажать за бараком. Я с большим удовольствием скрутила его и от души заехала ногой по яйцам. Дальше это не пошло, мне даже ничего не было, видимо, Громила постеснялся звать других на помощь… Как это он, такой крутой и с оружием, с девчонкой не справился? Но больше меня никто и не трогал. Мы не на базе, тут женщин куда больше, чем мужчин, немало и симпатичных девчонок, и видимо, никто не хочет связываться со мной, раз есть более покладистые.

Вот Дерри уже наверняка беременная ходит. Я ее как-то видела в кустах с ханкером. Бедняжка, для нее это, наверное, и в радость — первая возможность в жизни побыть с мужчиной. Хоть кто-то на нее обратил внимание!

Дети почти все больные, смотреть на них жалко. Многие уже получают колеса — ведь с молоком матери привыкают. До пятнадцати лет, говорят, никто не доживает практически.

У нас вообще каждую неделю одного-двух обязательно хоронят. Впрочем, какое хоронят… Просто заворачивают в дерюжку и увозят. Хрен знает куда. В основном умирают те, кто здесь давно, лет семь. И дети.

Народ на удивление миролюбивый. (Только Дерри на меня все косится. Все косится, сил нет). Но наверное, не столько миролюбивый, сколько просто заторможенный. Драк тут не бывает практически. Впрочем, и ханкеры следят за дисциплиной.

И что еще меня удивляет — никаких выходных. Вообще никаких радостей жизни. Кроме колес, разумеется. Значит, для меня — и вовсе никаких.

Разве что полежать на соте — соломенной постели — после ужина. Совершенно расслабившись, так же, как получившие свою дозу соседки. Впрочем, и еда тоже — радость. На ужин кормят сытнее, чем утром. Целую миску каши дают. Иногда еще какие-то листья к ней кисленькие. Вот сейчас мое пузо набито, рубцы только слегка напоминают о себе, двигаться не надо — и хорошо. Очень даже хорошо.

Ко всему человек привыкает, и во всем начинает находить определенные радости.

Рядом со мной на соту плюхается Кими. Поворачивает ко мне голову и вдруг говорит отчетливо:

— Спасибо.

— Не за что, — буркнула я, но удивительная радость разлилась у меня внутри. По крайней мере, хоть какая-то реакция… я думала, в этой наркоманке уже ничего человеческого не осталось. Можно надеяться, что она меня не выдаст.

Тихо, и уже темнеет. Сайра, такая же почти темная, как Кими, говорят, уроженка самой Нейамы — здесь ведь когда-то и местное население было — начинает наигрывать на маленьком круглом струнном инструменте, эффе. И поет она на местном диалекте, я его понимаю с пятого на десятое — здесь многие на нем изъясняются. И все же слова можно разобрать под монотонную трехнотную назойливо жужжащую мелодию.

Ветер в верхушках арам звенит (арама — это пальма такая местная),
Здравствуй, отец утро!
Проснулся тростник,
Здравствуй, отец утро!
Зазвенели птицы, кричат обезьяны,
Здравствуй, отец утро!
Люди — (что-то там, не поняла)
Здравствуй, отец утро!

И вот удивительно, вроде бы и пела Сайра кое-как, и дребезжание эффы заглушало слова — однако что-то такое было в этом настоящее, что даже мурашки побежали. Я вдруг как представила себе эти высокие, стройные арамы, и крики обезьян и птиц, и шум прохладного утреннего ветра в тростнике, узкую полоску зари на горизонте… Адоне, есть же целый прекрасный, дивный мир! Что же я тут делаю, в этом бараке вонючем?

Бежать надо.

Только вот без Ильта трудно, конечно. Да и нехорошо, ведь договаривались вместе. Где он может быть? Девчонки, кто здесь давно, говорят, мужиков, кто посильнее, обычно или в охрану берут, или увозят на шахту — Аригайрт тут какие-то суперкристаллы разрабатывает, называются они «беной», а что за кристаллы — не знаю. Где эти разработки — тоже никому не известно. В горах, говорят. Но отсюда никаких гор не видно.

Может быть, он убежит и найдет меня… как знать… ведь мы договорились. А мне одной — куда бежать? Здесь товарищей не найти, здесь все от дозы — ни на шаг. Привыкли. Разве что Дерри уговорить, только у нее еще что-то живое во взгляде сохраняется. Но это живое — ненависть ко мне.

Старших женщин-серетанок в другой барак поселили. Тут у нас в основном молодые и бездетные. К нам и ханкеры часто наведываются, так, посидеть, пообщаться, потискать кого ни попадя. Совсем уж не наглеют — для совокуплений в сарай подруг уводят.

Как убежать, как? Я смотрю в плетеный потолок, по прутьям деловито пробирается большой черный паук. Надеюсь, не ядовитый. Надеюсь, он на меня ночью не свалится — проснуться от прикосновения паучьих лапок к лицу, б-рр!

Я уже все исследовала вокруг. Само по себе бегство вполне возможно, что там — несколько шагов, и ты за пределами плантанции. Но ведь это планета Аригайрта, вся, целиком. Орбитальный пояс, наблюдение… Ведь сразу поймают. До плантации от космопорта мы ехали двенадцать часов, машина скоростная, на подушке. Моя единственная надежда — добраться до космопорта и захватить ну хоть мелкий кораблик какой-нибудь. Может, я самонадеянна, но мне кажется, я смогу поднять в небо хоть гроб на колесиках, лишь бы у него движок был какой-нибудь.

Но как, если нет ни оружия, ни возможности скрыться, ни друзей — ничего. И главное, мерзкий, липкий страх, потому что я знаю, что делают с теми, кого поймают. Я сама не видела, рассказывали. А ведь поймают наверняка! Лучше уж тут всю жизнь просидеть… Или не лучше?

Это все равно что вам предлагают на выбор — казнь на колу или варка заживо в кипящем масле… впрочем, местные казни примерно такого же уровня.

Да, здорово Аригайрт все рассчитал… Не уйти.

Теперь уже мы обдирали верхние листья, потому что они подсохли, а снизу, на месте ободранных, стали пробиваться зелененькие ростки. Сэнтак круглый год можно собирать, по 5, 6 урожаев. В здешнем-то жарком и влажном климате… Говорят, сейчас верх обдерем, а потом будем полоть, вон уже сорняки разрастаются вовсю. Полоть — самая мерзкая работа. Потом опять сэнтак обрастет, и уже придет пора обрывать нижние листья.

Мерзкие дожди. Нет, когда дождь, нас всех загоняют под брезентовый тент. Мы молча сидим и смотрим на сплошную стену воды — этот ливень сразу сбивает с ног, и дышать там, в его толще, нечем. Не успеешь до тента добежать — можешь и навсегда в поле остаться. Но ливни здесь короткие, минут десять-двадцать, потом опять иди в поле и обрывай мокрые листья, по колено в грязной воде, замерзая, проклиная все на свете.

Только все чаще думаю об Ильте. Ильтен Гаррей… квиринец. Ско. Лицо его все время перед глазами, как ляжешь вечером, так и вспоминаешь — Ильт… глаза черные, блестящие. Как хотелось бы просто увидеть тебя. Прикоснуться к руке. Просто один раз увидеть — и все…