Олег Синицын - Скалолазка и мировое древо

• Название: Скалолазка и мировое древо
• Автор: Олег Синицын
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-93556-725-3

Все религии и мифы содержат легенду о древе, которое находится в центре мира. Скандинавский бог Один пригвоздил себя к его стволу, чтобы познать магические руны, Будда Шикьямуни под его кроной получил божественное откровение. Считается, что крест Иисуса тоже символ мирового древа — как и ель, которую мы ставим в центре квартиры под Новый год. Но существует ли древо в реальности? Если да, то где его искать?

Алену Овчинникову, московскую переводчицу и скалолазку, эти вопросы абсолютно не интересуют. Авантюристка и искатель приключений, она теперь редко путешествует и живет тихой жизнью. Но однажды, когда столица погружается во мрак, девушку похищают. Она оказывается в горной долине, где нет цивилизации, жители разговаривают на древнем санскрите и видели живого Шиву. Похитителям требуются знания Алены, чтобы добыть еще одну легенду о мировом древе. Только если Алена влипла в историю, то она сама во всем разберется. И найдет намного больше, чем даже может себе представить...

---

Естественно, что в качестве защитника выступила я.

Поток пены из огнетушителя вместо полыхающей рубахи сперва хлестанул по лицу.

Овчинников заорал уже безнадежно.

— Прости! Сейчас!

Я сместила прицел и снова вдавила тугой рычаг. Огнетушитель дернулся в руках, пушистая пена накрыла пламя, облизывающее рубаху, и поглотила его.

Леха замер. Выглядел он так, словно только что выбрался из пенистой ванны, в которую нырнул прямо в одежде.

Выставив баллончик перед собой, мама держала палец на кнопке, выпуская новую струю лака. В другой руке у нее была одноразовая китайская зажигалка. Мама ожесточенно чиркала ею, чтобы воспламенить газ и в третий раз устроить для Лехи аутодафе. Я успела выхватить баллончик прежде, чем вырвался оранжевый язычок.

Леха ожил. Он быстро выскочил из машины и стал прыгать по асфальту, стряхивая с себя пену и плюясь. Похоже, я набила ему полный рот. Я тоже вылезла на свежий воздух и распахнула дверь со стороны мамы.

Выглядела она страшно. Морщины углубились. Глаза бешеные и больные. Рот кривился от гнева. Впечатление такое, словно в нее вселилась зловещая потусторонняя тварь.

— Мама, ну что с тобой!

— Алена...

— Что, мама?

— Где ты, Алена?

— Да здесь я!

Овчинников выплюнул остатки пены изо рта.

— Ну, блин! В цирк ходить не надо! Чего я ей сделал, скажи? — Он наклонился к маме и прокричал ей в лицо: — Что я вам сделал?!!

— Не кричи на мою мать! — огрызнулась я.

— Алена? — поинтересовалась мама в две тысячи первый раз. — Где ты?

Леха схватился за голову, изображая «что я тут делаю?!», сделал несколько яростных шагов, затем вернулся к машине.

— Алена, признай, что я ангел!

— Это сильное утверждение, я должна над ним подумать. Ты ангел, потому что весь в белой пене?

— Потому что я еще терплю тебя и твою маму. И даже готов довезти вас обеих до бабушкиной дачи, только чтобы этот вечер наконец закончился!

— Хорошо, ты ангел. Правда, в тебе присутствуют элементы ангела падшего, но это ведь не меняет сути, которую ты желал услышать. Ведь так?

— Арьяварта! — раздалось из салона, где осталась мама. — Там Арьяварта! Арьяварта!!

Мы с Лехой разом повернули к ней головы. Мама переместилась на левую часть дивана и Лехиной авторучкой, которая раньше торчала на торпеде, черкала спинку водительского сиденья.

— Арьяварта! — провозгласила она.

— Ален, ну скажи ты ей, — взмолился Леха. — Она же мне испортит салон!

— Было бы что портить. — Я с коленками влезла на заднее сиденье и отвела мамину руку от «граффити»: — Мам, не надо, прошу тебя...

И осеклась.

Черканина имела вполне законченную форму. Тонкая вертикальная линия тянулась от основания спинки до подголовника, где заканчивалась ветвистым клубком, к изображению которого мама подошла с особым старанием. Мне на миг показалось, что в хаосе линий есть некий порядок, что в нем зашифровано послание... Но затем иллюзия развеялась. Я не видела ничего, кроме беспорядочных чернильных завитков.

— Мама, что это?

Ее взгляд беспокойно метался по салону.

— Арьяварта! Арьяварта!

Рядом со мной возникла физиономия Овчинникова. Он прижался к моему лицу колючей щетиной. На его подбородке оставался кусочек пены.

— Хм, — задумчиво произнес он. — На что-то похоже.

— На атомный взрыв, — предположила я.

Леха подумал и произнес:

— Не-а, ты не права. Это дерево.

А ведь в самом деле... Ну, Леха, головастый мужик!

Только после его указания я поняла, что вижу дерево. С тонким стволом и ветвистой кроной, вырисованной особенно кропотливо.

— Мама, что это? Зачем ты нарисовала дерево?

Мама откинулась на спинку. Взгляд заледенел. Добиться от нее признания невозможно. Мне ли это не знать.

Щитовой домик бабушки стоял в стороне от дачного поселка, в мрачном ельнике лесополосы, неподалеку от железнодорожной ветки. И если ночью поселок освещали фонари в проездах, то на бабушкиных четырех сотках стояла темнота.

Леха бросил машину на грунтовой дороге, заканчивавшейся перед ельником. Пока я отпирала калитку, возясь с замком в темноте, мама дотянулась до моего бывшего мужа и попыталась оставить его без левого уха. Так сильно дернула, что оно хрустнуло. Овчинников орал недолго, но после этого держался от нее в четких пяти шагах.

Путь от калитки до крыльца преодолели по грядкам. Было похоже, будто мы двигаемся через проросшие могильные холмики. Достанется мне потом от бабушки. Ну а что делать, если не нашла я тропинку в ее посадках. А не надо заросли устраивать!

В доме было зябко. Пахло сеном, пылью и стариковскими лекарствами. За окном окончательно стемнело, но я попросила Овчинникова не включать свет. Мне так нужно. Хватит отблеска кривого месяца из окошка.

— Почему ты сюда ее привезла? — опасливо спросил Овчинников, когда я усадила маму на потертый диван.

— А ты предлагаешь делать это в многоквартирном доме, в центре Москвы? Может так шибануть, что людей придется из-под завалов вытаскивать.

Мама сидела прямо, не касаясь спинки дивана. Такая худая, что больно смотреть. Впрочем, я такая же, только в плечах и спине пошире. Убедившись, что она не собирается вставать, я достала из шкафчика свечу.

— Можешь ехать, — сказала я Овчинникову, поджигая восковую нить отсыревшей, плохо горящей спичкой. — Хотя я срывалась на тебе сегодня, но, видимо, хотела этим сказать, что бесконечно благодарна за помощь.

— А можно мне остаться?

— Нечего тебе здесь делать. Уезжай.

— Все равно я опоздал, куда мне надо было. И потом, я хочу посмотреть на твое колдовство.

— Это не колдовство! Это... Ну как ты... Ничего ты не понимаешь!

— Ладно, ладно. Не кипятись, Баль.

Выпустив воздух сквозь сжатые зубы, я бережно вытащила из кармана тряпицу. Пять строк замысловатых символов предстали перед глазами в дрожащем пламени свечи. Это не колдовство. Не знаю, поверите ли вы, но это неважно, потому что, как сказал Глеб Кириллович, главное, чтобы верила я.

И я верю.

Давным-давно, еще до Шумера и Древнего Египта, на Земле существовала могущественная цивилизация прелюдий. Их еще называют атлантами и лемурийцами. Их жизнь протекала в тесном контакте с природой и по ее законам. Их языком был санскрит — тот самый, который в Индии называют языком богов. Ученые-лингвисты считают его праязыком, от которого произошли все современные языки человечества. Корни санскрита находят везде, начиная от Европы и заканчивая пушту и панджаби. В русском, кстати, есть потрясающие примеры: «когда» — «kadA», «путник» — «pathika», «дом» — «dham», «вода» — «vaja», «жена» — «jani», «мать» — «mAtR».

На мой взгляд, такое заимствование далеко не случайно. Издревле слова считались не только средством передачи информации от человека к человеку. Шаманы и знахари использовали их для разного рода магических заклинаний. Мне трудно сказать, насколько успешно это у них получалось, но какие-то корни языка прелюдий, какие-то древние фразы и интонации они озвучивали правильно. И природа откликалась на этот зов, и происходили чудеса, сведения о которых дошли до нашего времени в форме преданий и сказок. Я сама дважды сталкивалась с фразами истинного языка. Потрясающие впечатления. Произнесенное с особой интонацией единственное слово вливалось в мир и что-то меняло в нем. Двигало предметы, шевелило кости мертвых.

Биологи и физики сейчас все больше задумываются над тем, что колебания звуковых волн могут улавливаться травой, листьями, деревьями, камнями — всем тем, что нас окружает. Ученые пытаются поймать эти связи, зарегистрировать приборами, хотя такие воздействия ничтожны. Но что, если это только низший уровень? Что, если колебания, вызываемые голосовыми связками, могут сливаться с естественными гармониками пространства, усиливать их и концентрировать в определенной точке? В результате происходит то, что не поддается объяснению. Телекинез, полтергейст, психометрия[3]... Прелюдийский санскрит — эссенция звуков. Собрание воедино самых могучих слов, воздействующих на окружающий мир. Невероятно точный инструмент управления природой.

Человек является частью природы, поэтому магия древних слов воздействует и на него. В речах наших собеседников иногда проскальзывают отголоски и тональность тех великих слов древности (все-таки основные корни заимствованы из санскрита). И мы чувствуем в себе изменение, хотя не всегда можем понять, что явилось для него толчком. Слова и тон, которым они сказаны, проникают в нас помимо нашего желания. И вдруг поднимается настроение, приходит ясность ума, а душа взлетает. Острее всего это проявляется при знакомстве с мифами, просмотре фильмов и прослушивании музыки.

Эффект звукового воздействия уже применяется для лечения. Я говорю о музыке. Музыкальная терапия часто используется для снятия стрессов, для лечения нарушений сна и нервных болезней. Могу предположить, что здесь человек опять использовал магическую силу прелюдийского санскрита. Ведь музыка не просто близка ему, она является его частью. Потому что санскрит это не монотонное бормотание, а волшебная песнь. Иероглифы образуют слова, передающие смысл, но кроме этого они рисуются в форме нот.