Юлия Горишняя - Слепой боец

• Название: Слепой боец
• Автор: Юлия Горишняя
• Издательство: М.:АСТ, СПб.:Terra Fantastica
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1997
• ISBN: 5-7921-0121-3, 5-15-000193-7

В холодных северных морях, где скрыты туманом таинственные острова, где в глубине фьордов прячутся корабли морских разбойников, странствуют герои этого романа. Им приходится испытать все — любовь и предательство, радость и боль, они проходят через междоусобную войну и гнев тех, кто владеет тайнами древней магии... Лишь бесконечная верность себе, несгибаемая сила духа и преданность друзьям и любимым спасают их в бушующих океанских просторах...

---

Но она довольно быстро стала почитаемой колдуньей, и даже кое-какие из ее словечек с ее легкой руки успели прижиться, а Рият и вовсе нахваталась их в избытке.

На самом деле сейчас она не думала о Кейн. Нет, вот еще. От природы Рият была существом, чересчур полно живущем в настоящем, чтобы ее могло занимать еще и отдаленное прошлое или отдаленное будущее. Но она вдруг подумала сейчас о том, что сама никогда и ничему никого не научила. И, может быть, именно поэтому ей кажется теперь, что единственный способ самоутвердиться для нее — это делать то, что она здесь делает, а точней — то, за что ей здесь официально платят деньги.

Только это ведь тоже ни к чему, что с того, что имя ее гомологично Сиадж на две трети и потому Риат может гордиться тем, что у нее особенно долгое послевзаимодействие с заклинаниями и Заклятия Неподвижности, поставленные ею, истощаются не раньше чем через три года. Что это изменит? Умри она завтра, и по ней не останется даже такого памятника, как пиратский корабль у побережья, «остановленный» прежде, чем там успели обрадоваться добыче.

«В самом деле, — почти жалея себя, думала Рият. — Заклинания же развалятся, если я умру».

И эти люди, с которыми она разговаривает каждый день, — они о ней вспомнят разве только то, что она — похаживали слухи — колдовала для бани Эзехеза.

— Но уж, по крайней мере, сейчас мои заклинания стоят, — тут же добавила, мрачно взвеселяясь, она.

Я есть — означало это для нее. «Я существую».

Удивительно, с какой силой человек чувствует свое существование, прекращая существование других.

«Сейчас-то уж я их давлю», — с какой-то мрачной и пылкой радостью думала она.

Привычно-цепко скользя глазами по кругам окон, она все-таки на мгновение задержала взгляд на одном из них, где замерла среди волн крошечная черная запятая. Так-то вот. До чего вовремя к ее мыслям пришлась эта запятая. Потом Рият перевела глаза на соседнее окно, рядом, ниже, где «запятая» тоже была видна, под другим пеленгом, самая недавняя ее удача, двенадцать дней назад.

Рият даже припомнила еще раз, как это было. Всегда ранним утром она приходила в дозорную сама, понимая, что по утрам еще может выпасть шанс; вот в это-то время ей и приходилось смотреть на вымпелы, что мореглазые самозванцы осмеливаются поднимать, точно они военный флот, а их «родовые знаки» — эмблемы стран и государей; но двенадцать дней назад шанс ей все-таки выпал — и она ухитрилась придавить этот корабль на са-амом-самом краю пеленговой полосы.

«Паршивая техника, — говорила Кейн. — Погрешность в полградуса — конструктивный предел!» Вряд ли она была права в таких упреках. Рият полагала теперь, что увеличивать дальность, уменьшая ошибки в передающей системе, все равно можно не до бесконечности и даже не до горизонта. Воздух — воздух со своими капризами — вот что все портит.

В иные дни, когда задувал холодный ветер, горизонт вдруг становился очень близким и задирался в небо прямо на глазах, рыбачьи лодки на нем казались огромными, как острова, внезапно проваливаясь потом вместе с парусом, Рият просто-таки ругалась непотребными словами. А брызги; а пыль, которую летом приносит с востока, из великих пустынь Острова Среди Морей, а ведь это все в ясную погоду, не считая ужненастий.

Видимость над морем, полагала теперь Рият, не позволит заметно увеличивать полосу обзора, оставаясь на побережье. Другое дело, если выносить Глаза вперед, не в море — в море, пожалуй, не получится, — а на прибрежные острова, например.

Никто этого прежде не делал? Ну и что? Световоды из стекла тоже впервые сделал кто-то, а до него этого не делал никто. (На деле это было не совсем стекло, однако Рият называла его так — так привычнее.) И Рият даже отлично знала, кто был этот, сделавший первым, и зачем он это сделал и когда. Это было еще не для Заклинаний Неподвижности.

Колдунам постоянно оказываются нужны такие вещи — очень многие заклинания работают по ключу «видеть», или известны только в форме с таким ключом, и видеть-то нужно саму вещь, для которой колдуешь, а не картинку вроде тех, что Рият могла создать в своем бронзовом зеркале.

И приспособить все это для Заклятий Неподвижности тоже придумали однажды впервые, в те времена, когда пиратство стараниями мореглазого Проклятья-от-Гневных-Богов сделалось до того опасным, что оставалось придумывать что-нибудь либо бежать в горы и жить там безвылазно, как горцы на островах Кайнум, эти нищие дикари. О людях, которые это придумали, Рият тоже знала, и знала, сколько у них было поначалу неприятностей.

Про что угодно можно сказать, что этого, мол, раньше никто не делал. Следить за таким хозяйством будет много сложнее, конечно. Световоды можно проложить по морскому дну или, скажем, протягивать их под водой, прикрепляя к месту Заклятием Неподвижности, — ставят же вокруг морских крепостей полосу задержки, пользуясь вот этими самыми заклинаниями. Вообще все это, конечно, надобно еще продумать. Больше чем вдвое обзор так тоже не увеличить, но это ведь уже кое-что. А дальше — опять конструктивный предел; слишком длинные нити, слишком много искажений, слишком большое ослабление. Вон западное побережье Кайяны — особенно северо-запад (Рият как раз просматривала его) — расстояние и так на пределе. Картинка в окнах была такая тусклая, что казалось — смотришь на нее через грубую ткань. Но здесь — скажем, до островков перед Тель-Мусватом, для простоты — можно было бы попробовать.

Там, кстати, следует помнить о морской живности, которая еще лучше сухопутной ухитряется проедать все на свете. И тому подобное.

Стоит все это дорого. Точнее, слишком дорого. И ей, кстати, денег никто на столь сумасшедшие занятия не даст. Вот если бы у нее самой были деньги…

Впрочем, Рият в глубине души очень сомневалась, что они тогда пошли бы на нечто подобное, а не разбежались бы туда, куда всегда разбегаются, — чего-чего, а способов потратить есть куда больше, чем способов найти. Просто это у нее было как бы самооправдание — отчего она никак не соберется продумать свои идеи как следует. Все равно ведь денег нет.

На последнем десятке окон Рият почувствовала вдруг, что уже чуть ли не дрожит. От нетерпения. И вообще — у нее руки были холодные с того самого времени, когда бани Эзехез сказал: «Мне придется послать с тобой Дэге». «А вот будет интересно, если Светлая и Могущественная возьмет да и не заплатит, — подумала она. — Вот это хорошо мы все тогда промахнемся».

Перед тем как уходить, она еще раз оглянулась на те два окна, где (она знала это) должен быть виден корабль, придавленный ею дюжину дней тому назад.

Кто ее знает, Рият. Быть может, она зашла сюда и не для очистки совести. Может быть, она пришла именно посмотреть на этот корабль — поднабраться уверенности чуть-чуть.

В дозорной комнате было темным-темно — светились только окна. Вот еще на что это похоже — на подводный грот, в какие Рият ныряла в детстве за осьминогами.

Она тщательно заперла дверь, поднялась по цепляющей платье лестнице в свою спальню, и ключ, привешенный на поясе рядом с бронзовым зеркальцем, придавал в течение пяти минут величавости ее походке, пусть даже и в ущерб плавности движений.

Следующие несколько часов она была чересчур занята и опомнилась нескоро. Опомнилась только, когда побывала уже в своем загородном доме и потом — в одном из загородных домов бани Эзехеза, и уже простилась с Дэге, и кони затюкали копытами по витой ленте горной дороги под двумя десятками ее вооруженных слуг, сидящих в седлах столь высоко подняв колени, что были похожи на настороженно замерших на заборе котов.

И Рият вспомнила еще раз об очистке совести.

Это было бесполезно, поскольку она все равно не вернулась бы теперь в дозорную; но она таки потратила четыре лишних минуты и перенастроила зеркало на крошечный камешек, подвешенный в ее дозорной комнате; между прочим, вычислять Имя-в-Волшебстве неживых вещей куда труднее, чем живых, и Рият этого не умела — оба камешка, как и их Имена, она купила за Тьма знает какие деньги.

Меняя ракурсы, она прошлась по окнам с одной стороны комнаты (ничего), потом перешла на другой репер, подвешенный со второй стороны, оглядела и эти стены тоже (опять ничего) и решила забыть о совести на пару дней.

Поездка, как она и ожидала, была отвратительной. Правда, без разбойников.

В нескольких местах через ручьи после вчерашнего ливня коляска не могла проехать и ее приходилось чуть ли не переносить на руках. Рият выходила, демонов из фургона тоже выводили (чтобы облегчить фургон), потом запихивали обратно, в конце концов эти создания растревожились, так что Рият пришлось успокаивать их опять — кого заклинанием, кого новой порцией зелья.

Больше всего донимало ее одно создание — оно было безобидного нрава, поэтому попросту ехало с нею в коляске, но болтало не переставая. На человека, кстати, оно было похоже меньше всех — скорее на крошечную зеленую обезьянку, и с такими длинными руками и ногами, что смахивало еще и на паука вдобавок. Рият просто-таки понять не могла, как Дэге ухитрился ей это всучить.