Елена Хаецкая - Голодный грек, или Странствия Феодула

• Название: Голодный грек, или Странствия Феодула
• Автор: Елена Хаецкая
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-013068-6

Перед вами – «история» в историях Елены Хаецкой. История «второго Рима» – Константинополя – глазами нищего и отчаянного грека-авантюриста, не удивляющегося ни «интересным временам», в которые живет, ни невероятным чудесам, которым – свидетельствует!.. История человека, коему довелось жить в грязную, пьяную, веселую эпоху раннего Средневековья – и наблюдать с простой своей повседневной точки зрения, сколь не похоже было истинно происходившее на то, о чем еще предстоит написать и высокоумные хроники, и изысканные романы… Так все-таки – ЧТО ЭТО? «Фэнтези»? «Альтернатива»? Что-то, чему и имени-то толком не подобрать? Не важно. Главное – ЭТО ИНТЕРЕСНО. ЭТО – Елена Хаецкая, и этим все сказано!

---

К концу второго дня пути ручей, берегом которого шагал Феодул, сделался настоящей речкой, а долина раздалась вширь, отогнав горы к самому горизонту. Переночевав под корнями дуба и подкрепив наутро силы куском сухаря и глотком воды, Феодул отправился в дорогу. Спустя час или два он внезапно вышел к большому городу.

Феодул спросил, как называется этот город, но местные жители не понимали ни одного из тех языков, которыми обыкновенно пользовался Феодул.

Унылые странствия по кривым улицам, сплошь застроенным невысокими домами без окон, также поначалу ни к чему не привели, но затем Феодулу посчастливилось наткнуться на постоялый двор, представлявший собою вытянутое строение с крошечными оконцами под самой крышей. Вход в харчевню преграждало низкое широкое сооружение, в которое был вделан большой котел, где варилась густая ячменная похлебка с мясом и луком.

Зов этого варева властно перебил все другие, и Феодул, не в силах ему противиться, закричал по-гречески, чуть не плача:

– Дайте мне скорее поесть! Дайте мне поесть!

На его отчаянный крик из-за заграждения высунулся сонный дюжий детина с рыжими волосами. Его маленькие светлые глазки недоумевающе уставились на алчущего Феодула. Затем детина исчез, нырнув под заграждение.

Феодул подождал немного – не произойдет ли чего-нибудь еще. Однако все оставалось по-прежнему.

Тогда Феодул набрал побольше воздуха в грудь и заорал громче прежнего:

– Еды! Я голоден! Хочу еды!

Рыжий опять показался из-за заграждения. Несколько мгновений он в упор рассматривал Феодула; затем обернулся и проговорил несколько непонятных слов, обращаясь к кому-то в глубине дома.

Феодула озадачила речь харчевника, напоминающая отчасти немецкую. Похожим языком разговаривали в Акре и Иерусалиме тевтонцы. Однако сам Феодул говорить, как тевтонцы, не умел.

Из недрищ дома харчевнику что-то крикнули в ответ, после чего тот неожиданно впустил Феодула и, ворча, зачерпнул большой ковш похлебки. Феодул поскорее схватил ковш и поторопился сесть к столу. В спешке он чувствительно обжегся.

Заступниками Феодула оказались купцы из Константинополя. Они благополучно добрались до этих мест и в ожидании хорошего проводника отдыхали – потому благодушествовали. Проводник обещался быть назавтра.

Феодул скорехонько опустошил свой ковш, облизал пальцы и возблагодарил Господа, пославшего ему такую встречу.

До вечера он оставался с купцами на постоялом дворе; а когда пришло время сна, то там же и устроился на ночлег.

Купцы направлялись к монголам и везли полотно и другие ткани, выделанный мех, украшения из речного жемчуга и перламутра, глиняные и медные сосуды. Все это, как они слышали, у монголов считается великой редкостью и потому ценится чрезвычайно высоко.

В Константинополе ходило немало слухов о беззаконности монголов, и оттого многие в Городе отговаривали ехать торговать в степи, однако встретившиеся Феодулу четверо греков только посмеивались. Местные жители укрепляли их уверенность в успехе, рассказывая, что в некоторых случаях монголы простодушны, как дети, и для опытного торговца не составит труда хорошо нажиться на сделках с ними.

Пятый их спутник, именем Трифон, путешествовал с караваном Христа ради. Был он чрезвычайно высок и худ, с водянистыми голубыми глазами навыкате; одевался в сильно поношенное, некогда богатое платье с чужого плеча. По-гречески говорил трудно, путал слова и заменял одни звуки другими, но иного языка, по-видимому, не знал вовсе.

Подобрали его в Константинополе, и произошло это вот каким удивительным образом.

История Трифона

Этот Трифон, как он сам рассказывал, приехал в Царственный, имея при себе некоторую толику денег и желая осмотреться в Городе, дабы, в соответствии с увиденным, избрать там занятие по душе. Он снял комнату у почтенной женщины, вдовы, владевшей в Царственном еще двумя домами помимо того, в котором жила сама.

Ежедневно Трифон покидал свое обиталище и отправлялся бродить по улицам. Он смутно ожидал встретить какого-нибудь мастера, настолько искусного, что тотчас захочется поступить к нему в обучение. Или же, возможно, Господь соблаговолит подать знак – направит ангела, воздвигнет огненный столп или сотворит еще какое-нибудь явственное чудо.

И вот однажды, странствуя по Царственному, забрел Трифон в трущобы, так и кишевшие разной сволочью. А уж грязи и луж было там выше колена. Случись проехать по этим улицам на телеге – непременно увязла бы телега.

Проклиная собственную глупость, долго плутал Трифон, выбираясь из одной узенькой вонючей улочки лишь для того, чтобы немедленно оказаться на другой, еще более тесной и зловонной. Он совсем уж отчаялся увидеть когда-либо небо, не замутненное миазмами, как вдруг дома перед ним расступились, и юноша оказался на площади.

Кое-где еще сохранились следы мостовой, облагораживавшей эту почву в незапамятные времена, но в целом площадь представляла собою огромную и чрезвычайно грязную лужу – словно все нечистоты близлежащих улиц назначили здесь друг другу свидание.

Единственной живой душой здесь был, кроме Трифона, один старик со всклокоченной седой бородой, нечесаными, ничем не прикрытыми волосами, облаченный в длинные просторные одежды, очень засаленные и испещренные многочисленными прорехами. Он расхаживал взад и вперед по площади, волоча за собою на веревке большой, туго набитый мешок.

В обращении неряшливого старика с мешком проскальзывало какое-то странненькое злорадство, словно речь шла не о бессловесной клади, но о предмете вполне воодушевленном. Старикашка то принимался горланить непристойные песни, то вдруг прерывал пение и со смешком спрашивал у мешка, по нраву ли ему подобная участь, а один или два раза даже пнул мешок ногою, послав ему проклятие.

Трифон, пораженный этим необъяснимым поведением, подошел ближе и, учтиво поздоровавшись, осведомился у старика, кто находится в мешке и за что осужден терпеть подобное надругательство.

Некоторое время старик молча жевал бороду, разглядывая Трифона в упор маленькими слезящимися глазками. Затем сощурился, скособочив лицо в кислую гримасу, и осведомился:

– А для чего тебе знать, а?

– Даже солома, будь она в твоем мешке, не заслуживает такой участи! – искренне ответил Трифон. – Но судя по тому, какие речи ты обращаешь к своему мешку, там находится некое одушевленное существо. Вот я и хочу знать, в чем оно провинилось перед тобою и нельзя ли как-нибудь искупить его вину.

Тут старик, видя, что повстречался ему юноша добросердечный, наивный и вместе с тем явно не без достатка, оживился.

– Угости меня, – проворчал он, – и тогда, может быть, расскажу.

И, получив от Трифона полное согласие, ухватил того за локоть цепко, точно крабьей клешней.

Трифон последовал за стариком, который ни на миг не пожелал расстаться с таинственным мешком. Некоторое время они блуждали в вечных сумерках трущоб, пробираясь по ущельям переулков с почти смыкающимися на уровне второго этажа домами, то и дело задевая лицом мокрое белье, протянутое над улицей на веревке, а затем оказались в маленькой, весьма нечистой харчевенке с низким, густо закопченным потолком.

Старик усадил свою поклажу на скамью рядом с Трифоном и с глумливым смехом произнес, обращаясь к мешку:

– Видишь, болван, где ты теперь оказался? В смрадном месте, среди нечистот и отбросов! Здесь каждую полночь сходятся убийцы и шлюхи, дабы поносить Господа и подкреплять силы для новых непотребств!

– Зачем ты солгал? – удивился Трифон. – Здесь никого, кроме нас, нет! Да и место это не более смрадно, чем та площадь, где мы с тобой повстречались.

– Ему из мешка не видно, – ответил старик, злорадно ухмыляясь. – Принеси мне выпивку, да поскорее!

Трифон, не желая раздражать злого оборванца, живо повиновался.

– Знай же, – начал старик торжественным тоном, когда жажда его была утолена, – что в этом мешке находится труп одного бесчестного человека! Полгода назад он взял у меня в долг под хорошие проценты некоторую сумму. Проклятие! Почему я только не отрезал себе пальцы прежде, чем они отсчитали ему сотню золотых иперпиронов! Надо было взять нож, наточить его поострее и – один за другим, один за другим! – отсечь себе эти глупые, эти беспечные пальцы! – Говоря это, старик несколько раз с силой ударил кистями рук о край стола – должно быть, пребольно, потому что сморщился и принялся дуть на них.

– Если ты промышляешь ростовщичеством, то нет ничего удивительного в том, что ты дал кому-то деньги под проценты, – осторожно заметил Трифон.

– Да! – вскричал старик плаксиво. – Ничего удивительного! Но когда настало время платить, этот негодяй взял да и помер!

Тут он погрозил мешку кулаком. Мешок, словно в ответ, вдруг мягко завалился набок. Старик одарил его свирепым взглядом и ловко плеснул в него остатками дрянного кислого пойла из своей кружки.