Владимир Набоков - Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

• Название: Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
• Автор: Владимир Набоков
• Издательство: «Интелвак»
• Жанр: Критика
• Год: 1999
• ISBN: 5-93264-001-4

Комментарии В. В. Набокова освещают многообразие исторических, литературных и бытовых сторон романа. Книга является оригинальным произведением писателя в жанре научно-исторического комментария. Набоков обращается к «потаенным слоям» романа, прослеживает литературные влияния, связи «Евгения Онегина» с другими произведениями поэта, увлекательно повествует о тайнописи Пушкина.

Предназначена для широкого круга читателей и в первую очередь — для преподавателей и студентов гуманитарных вузов, а также для учителей и учащихся средней школы.

---

Выходит, что нет никакого способа перевести «махнул рукою» с помощью глагола и слова «рука» или «рукой» так, чтобы передать и сам свободный взмах и тот отказ, который при этом подразумевается. Из моих предшественников только мисс Рэдин уловила, по крайней мере, существо проблемы.

8 Своим приездом. Как это обычно в русском языке, подчеркивается непеший способ прибытия.

10 На встречу. Фр. «à la rencontre».

12 Подобна ветреной надежде. Ср.: глава Первая, XXV, 12, «Подобный ветреной Венере», и свойства «надежды» в главе Пятой, VII, 6–14.

XIV

   «Зачѣмъ вечоръ такъ рано скрылись?
   Былъ первый Олинькинъ вопросъ.
   Всѣ чувства въ Ленскомъ помутились,
 4 И, молча, онъ повѣсилъ носъ.
   Исчезла ревность и досада
   Предъ этой ясностію взгляда,
   Предъ этой нѣжной простотой,
 8 Предъ этой рѣзвою душой!...
   Онъ смотритъ въ сладкомъ умиленьѣ;
   Онъ видитъ: онъ еще любимъ!
   Ужъ онъ, раскаяньемъ томимъ,
12 Готовъ просить у ней прощенье,
   Трепещетъ, не находитъ словъ:
   Онъ счастливъ, онъ почти здоровъ...

9 Он смотрит в сладком умиленье. «Il regarde avec un doux attendrissement». См. коммент. к главе Седьмой, II,5.

XV–XVI

Эти две строфы (и XXXVIII) известны только по их публикации Я. Гротом в книге «Пушкин и его лицейские товарищи и наставники» (С.-Петербург, 1887), с. 211–13 (см.: Томашевский, Акад. 1937) с копии (в настоящее время утраченной), выполненной князем В. Одоевским.

XV

   Да, да, ведь ревности припадка —
   Болезнь, так точно, как чума,
   Как черный сплин, как лихорадка,
 4 Как повреждение ума.
   Она горячкой пламенеет,
   Она свой жар, свой бред имеет,
   Сны злые, призраки свои.
 8 Помилуй Бог, друзья мои!
   Мучительней нет в мире казни
   Ее терзаний роковых.
   Поверьте мне: кто вынес их,
12 Тот уж конечно без боязни
   Взойдет на пламенный костер,
   Иль шею склонит под топор.

3 черный сплин. См. коммент. к главе Первой, XXXVII, 6–10 и XXXVIII, 3–4.

XVI

   Я не хочу пустой укорой
   Могилы возмущать покой;
   Тебя уж нет, о ты, которой
 4 Я в бурях жизни молодой
   Обязан опытом ужасным
   И рая мигом сладострастным,
   Как учат слабое дитя,
 8 Ты душу нежную, мутя,
   Учила горести глубокой.
   Ты негой волновала кровь,
   Ты воспаляла в ней любовь
12 И пламя ревности жестокой;
   Но он прошел, сей тяжкий день:
   Почий, мучительная тень!

XVII

   И вновь задумчивый, унылый
   Предъ милой Ольгою своей,
   Владиміръ не имѣетъ силы
 4 Вчерашній день напомнить ей;
   Онъ мыслитъ: «буду ей спаситель.
   Не потерплю, чтобъ развратитель
   Огнемъ и вздоховъ и похвалъ
 8 Младое сердце искушалъ;
   Чтобъ червь презрѣнный, ядовитый
   Точилъ лилеи стебелекъ;
   Чтобы двухутренній цвѣтокъ
12 Увялъ еще полураскрытый.»
   Все это значило, друзья:
   Съ пріятелемъ стрѣляюсь я.

XVIII

   Когда бъ онъ зналъ, какая рана
   Моей Татьяны сердце жгла!
   Когда бы вѣдала Татьяна,
 4 Когда бы знать она могла,
   Что завтра Ленскій и Евгеній
   Заспорятъ о могильной сѣни:
   Ахъ, можетъ быть, ея любовь
 8 Друзей соединила бъ вновь!
   Но этой страсти и случайно
   Еще никто не открывалъ.
   Онѣгинъ обо всемъ молчалъ;
12 Татьяна изнывала тайно;
   Одна бы няня знать могла,
   Да недогадлива была.

1–2 В 1819 г. Марселина Деборд-Вальмор (см. коммент. к главе Третьей, между XXXI и XXXII, Письмо Татьяны, строки 35–46) опубликовала романс, начинаюшийся со слов «S'il avait su quelle âme il a blessée…» <«Если бы он знал, какую душу ранил..»>.

7–8 ее любовь / Друзей соединила б вновь. Она вспомнила бы, кроме того, что героиня Руссо Юлия д'Этанж (чей отец, мрачный Барон, убил друга в поле — и это воспоминание всегда преследовало его) в первой части романа сумела предотвратить поединок между своим возлюбленным и его лучшим другом.

XIX

   Весь вечеръ Ленскій былъ разсѣянъ,
   То молчаливъ, то веселъ вновь;
   Но тотъ, кто музою взлелѣянъ,
 4 Всегда таковъ: нахмуря бровь,
   Садился онъ за клавикорды,
   И бралъ на нихъ одни аккорды;
   То, къ Ольгѣ взоры устремивъ,
 8 Шепталъ: не правда ль? я счастливъ.
   Но поздно; время ѣхать. Сжалось
   Въ немъ сердце, полное тоской;
   Прощаясь съ дѣвой молодой,
12 Оно какъ будто разрывалось.
   Она глядитъ ему въ лицо.
   — «Что съ вами? — «Такъ» И на крыльцо.

4 нахмуря бровь. Буквальное понимание приводит к курьезной ошибке: правильной формой было бы употребление существительного во множественном числе — «брови».

14 Так. Соответствует жесту пожимания плечами.

XX

   Домой пріѣхавъ, пистолеты
   Онъ осмотрѣлъ, потомъ вложилъ
   Опять ихъ въ ящикъ, и, раздѣтый,
 4 При свѣчкѣ, Шиллера открылъ;
   Но мысль одна его объемлетъ;
   Въ немъ сердце грустное не дремлетъ:
   Съ неизъяснимою красой
 8 Онъ видитъ Ольгу предъ собой.
   Владиміръ книгу закрываетъ,
   Беретъ перо; его стихи,
   Полны любовной чепухи,
12 Звучатъ и льются. Ихъ читаетъ
   Онъ вслухъ, въ лирическомъ жару,
   Какъ Д. пьяный на пиру.

12–14 Барон Антон Дельвиг (6 авг. 1798–14 янв. 1831) — один из самых близких друзей Пушкина, второстепенный поэт, автор милых идиллий, народных песен, искусных сонетов и нескольких превосходных дактилических гекзаметров, любопытно сочетавший стиль классический и простонародный, амфору и самовар. Очень выразительный рисунок (ок. 1820 г.), на котором он — веселый и пьяный, в очках и растрепанный — воспроизведен из альбома его современника в статье И. Медведевой «Павел Яковлев и его альбом»[68].

По удивительному совпадению, Дельвиг умер в годовщину смерти вымышленного персонажа, Ленского (который в канун роковой дуэли сравнивается с Дельвигом); а поминальная — в память смерти Дельвига — встреча его друзей (Пушкина, Вяземского, Баратынского и Языкова) состоялась в московском ресторане 27 янв. 1831 г. — в точности за шесть лет до роковой дуэли Пушкина.

Именно Дельвиг язвительно заметил, что чем ближе к небесам, тем холоднее стихи (как сообщил об этом Пушкин в рукописной заметке), и именно Дельвиг собирался поцеловать руку Державину во время посещения последним Лицея (см. коммент. к главе Восьмой, II, 3).

Лучшее стихотворение Дельвига — то, которое он посвятил Пушкину, своему товарищу по Лицею в январе 1815 г. (издано в том же году в «Российском музеуме», № 9). Юноша шестнадцати лет, предсказывающий в подробностях литературное бессмертие юноше пятнадцати лет в таком же бессмертном стихотворении, — это сочетание гениальной интуиции и действительной судьбы, которому я не могу найти параллели в истории мировой поэзии:

Кто, как лебедь цветущей Авзонии,
Осененный и миртом и лаврами,
Майской ночью при хоре порхающих,
В сладких грезах отвился от матери, —

Тот в советах не мудрствует; на стены
Побежденных знамена не вешает;
Столб кормами судов неприятельских
Он не красит перед храмом Ареевым;

Флот, с несчетным богатством Америки,
С тяжким золотом, купленным кровию,
Не взмущает двукраты экватора
Для него кораблями бегущими.

Но с младенчества он обучается
Воспевать красоты поднебесные,
И ланиты его от приветствия
Удивленной толпы горят пламенем.

И Паллада туманное облако
Рассевает от взоров, — и в юности
Он уж видит священную истину
И порок, исподлобья взирающий!

Пушкин! Он и в лесах не укроется!
Лира выдаст его громким пением,
И от смертных восхитит бессмертного
Аполлон на Олимп торжествующий.

XXI