Дмитрий Абрамов - Ордынская броня Александра Невского

• Название: Ордынская броня Александра Невского
• Автор: Дмитрий Абрамов
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-9265-0278-0

Ими национального русского героя и святого князя Александра Ярославовича Невского известно всем. Однако знания о нем чаше всего ограничены блистательной победой над псами-рыцарями на льду Чудского озера. А как жил Александр до этого подвига? Как прошло его детство и отрочество? Об этом рассказывает увлекательная книга Дмитрия Абрамова. Автора отличают глубокие познания исторических реалий того времени. В книге подробно описывается воинское снаряжение, тактика военных действий средневекового русского воинства. Широк и географический диапазон событий, описанных в книге, — от монгольских степей до византийской столицы. Политические интриги, война, юношеская любовь молодого княжича и его боевые подвиги — все это не оставит равнодушным никого из любителей русской истории.

---

Перед его мысленным взором появилась большая звезда, что взошла в тот Сочельник вечером на небосводе. А следом пришло Рождество, которое они с матушкой пошли встречать и молиться в большом соборе Успения Пресвятой Богородицы. Когда они прошли через красивый резной портал и вошли внутрь, княжича удивил огромный храм, весь расписанный голубовато-зелеными, коричневыми и светло-желтыми фресками. Алексаша знал, что все эти изображения рассказывали о жизни, деяниях и подвигах пророков, Христа и святых. Огромное паникадило довольно ярко освещало верха храма и отбрасывало на сверкавший пол и нижние части стен яркие световые блики и полутени. Подсвечники, наполненные свечами, также излучали потоки яркого света. Но внутреннее пространство храма было столь велико, что даже несколько тысяч свечей, зажженных той ночью, не позволяли рассмотреть всех фресок, икон алтарной преграды и людей, что во множестве стекались в храм на Всенощное, праздничное богослужение. Светоносные потоки, лившиеся сверху вниз и поднимавшиеся снизу вверх, рассеивались легкими волнами, будили и оживляли образы, написанные на стенах и иконах и словно ветром шевелили их одежды. Служба еще не началась. Тихий говор и шепот сотен людей, негромкое чтение молитвы на хорах[85] отраженные каменным сводом и стенами храма, погружали в состояние сказочного ожидания.

Федю и Алексашу мать взяла за руки и повела на хоры. Они пошли по узкой и крутой каменной лестнице в толще серых и глухих каменных стен. Феодосья, как будто нечаянно, прикрыла за собой дверь в проход, и они оказались в темноте. Свет в этот проход почти не проникал, и мальчики, поднимавшиеся впереди матери, держали друг друга за руки. У Алексаши от страха и любопытства замирало сердце. Вскоре впереди, на подъеме опять просветлело. Затем яркий свет вновь озарил их, и они очутились на небольшой каменной площадке почти под сводами собора.

Прошло немного времени, и хор молодых юношей в светлых одеждах дружно и красиво запел рядом с ними. Началось тихое и светлое, но все более нараставшее нотами торжества богослужение. Алексаша, часто выстаивавший в храме литургию вместе с матушкой, был привычен к долгим службам. Но в ту ночь он потерял счет времени и понимал, что эта служба необычная, длинная и праздничная. Теплый воздух волнами поднимался снизу под купол собора, и час от часу на хорах становилось все жарче. Алексаша и Федя упросили матушку отпустить их вниз, где было прохладнее, и, держась за руки, как при подъеме, осторожно спустились по темному проходу вниз. Взрослые пропустили мальчиков вперед — ближе к солее[86], и они очутились рядом с двумя десятками других детей прямо под огромным, медленно вращавшимся паникадилом[87]. Алексаша внимательно снизу вверх рассматривал незнакомых ему взрослых, стоявших сзади полукругом, с любопытством присматривался к детям, стоявшим у солеи. Взирал на праздничные светлые одежды священников. Смотрел на то, как дьяконы входят и выходят через алтарные двери жертвенника[88] с большим Евангелием и свечами, как владыка[89] Кирилл благословляет паству, как ветхий годами, седой как лунь епископ Симон открывает и закрывает алтарные Царские врата[90]. Многое было еще непонятно и загадочно для него в богослужении.

Когда же на хорах негромко запели:

— Иже херувимы тайно образующе и животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе, — из двери жертвенника на солею вышел дядя Владимир Московский, крещенный Дмитрием.

Он был одет в чешуйчатый воинский доспех, покрытый золотом. За плечами его подобно двум крылам струился серебристый корзн. Златые кудрявые власы его ниспадали на доспехи, голубые глаза лучились. И Алексаша подумал, что этот красивый воин может быть и не его дядя, а только похож на него. Однако тот, углядев сыновца среди других детей, кивнул ему, улыбнулся так загадочно и еле заметно, как улыбаются взрослые, когда хотят сделать чаду подарок, и пошел прямо к Алексаше. Тогда-то и увидел княжич в его десной длани легкую дугу серебристого лука, и сердце его вспорхнуло и застучало от счастья.

Понимая, что дядя идет к нему, Алексаша сделал вперед два шага и вышел из кучки детей. Повернувшись, он посмотрел на Федю, желая получить от него кивок одобрения, но брат явно не замечал происходившего, а во все глаза смотрел на Царские врата храма. Обернувшись вновь лицом к жертвеннику, княжич увидел дядю прямо перед собой и, оглядев его, понял, что этот воин только похож на Владимира Московского. Так, как бывают похожи друг на друга все смелые воины. Похож каким-то особым мерцанием глаз, застывших на мгновение с выражением предельного напряжения, сосредоточенности и необоримой твердости. Поняв, что это не дядя, Алексаша было заколебался. Но тот протянул ему навстречу десную руку, и Алексаша с удивлением узрел в руке не серебристую дугу лука, что казалось ему ранее, а светящуюся белым огнем дугообразную молонью, в виде сабельного клинка.

Потаенно улыбнувшись одними губами, златокудрый витязь подал рукоять клинка княжичу, и тот, решительно сделав шаг вперед, всей десной дланью с радостью схватил и обжал перстами ее, мерцавшую белым огнем. В тот же миг боль заставила вскрикнуть Алексашу и закрыть глаза. Что-то горячее и липкое сжимали его длань и персты. Когда через мгновение княжич открыл глаза и посмотрел вперед, то успел увидеть только полы серебристого корзна, мелькнувшие в проеме входа в жертвенник. А молившиеся вокруг люди с удивлением смотрели на белокурого княжича, сделавшего во время херувимского пения несколько шагов к алтарю и поймавшего на лету большую свечу, выпавшую из паникадила. То ли паникадило закрутилось быстрее обычного, то ли сквозняком подуло со стороны западного портала внутрь храма, только свеча выпала и угодила в маленькую длань Алексаше и обожгла ее кипящим воском и огнем.

Княжич вспомнил это и покраснел всем лицом. Вспомнилось, как на следующий день он справился у Феди, видел ли тот, как из двери жертвенника выходил златокудрый воин в доспехе и с извитым клинком в руке. Но Федя уверял, что этого не видел, а думал, что Алексаша вместе с ним смотрел на Царские врата алтаря и на женщину в темно-вишневом мафории[91], что вышла на солею из среды молившихся, открыла створу врат и тихо прошла во святая святых. Затем, по словам Феди, створа вновь приоткрылась, и эта женщина подала Феде знак перстами, приглашая его войти в алтарь. Сначала Федя, как положено было, засомневался, но потом вдруг решился. Только уж собрался он сделать первый шаг, как вскрикнул Алексаша. Федя и остался на своем месте.

Ожог у Алексаши вскоре прошел, но красное пятно на длани у большого перста оставалось и по сей день. Алексаша посмотрел на свою правую длань и, хмурясь, сдвинул брови. Сосредоточив свое внимание на тексте тропаря, он решил больше не отвлекаться, и продолжил писать: «Тебе кланятися, Солнцу правды, и Тебе ведети с высоты Востока. Господи! Слава Тебе!».

Занятие с дьяконом заканчивалось. Тот, проснувшись, проверил устное знание и прописи тропаря у княжичей и довольный ушел. Следом появился дядька Федор Данилович и велел княжичам «поисти» наскоро да одеваться и собираться для верховой езды и обучения навыку верхового боя копьем. Легкий обед — миска пшенной каши с конопляным маслом, краюха свежеиспеченного каравая да кисель — то, чем кормили мальчиков перед верховой ездой. Облаченные в плотные, прочные поддоспешные рубахи и порты из бычьей кожи, заправленные в сапоги, одетые в полушубки и мохнатые шапки, Алексаша и Федя вышли на двор. Гриди и конюхи выводили из ворот конюшни крепких жеребцов. Двух из них серебристо-серой масти, уже взнузданных, подвели к мальчикам. Алексаша взял за поводья обоих и погладил по шее своего Серка. Тот доверчиво косил радужным глазом в сторону хозяина и негромко всхрапывал, подрагивая на холодном ветре мускулами груди и передних ног. Этот красивый двухлетний жеребец с черными подпалинами на бабках и темным храпом, кого помнил княжич еще жеребенком, явно ожидал от Алексаши подачки. Более светлый жеребец Феди бил задней правой и вертел головой, так как Федя отправился в гридницу за седлами. Не слушая успокоительных слов Алексаши, этот жеребец пошел уже было за хозяином, но Алексаша дернул его за повод и негромко прикрикнул:

— Тпрру! Стоялый.

Затем княжич оглянулся и незаметно достал из-за ворота полушубка небольшую краюху каравая. Разломив ее пополам, он дал обоим жеребцам по куску. Потом погладил по храпу своего коня, а Фединого похлопал по шее и успокоил. Федя тем временем вышел из гридницы, неся на правом плече два небольших, тяжелых седла. Вместе мальчики положили и расправили потники на спинах коней, закинули седла, тужась изо всех сил, стали затягивать нагрудные и подхвостные ремни и чересседельные подпруги.

Тем временем вооруженные и снаряженные в доспехи гриди, подняв копья, выезжали со двора. Дядька Федор Данилович вышел из гридницы в полушубке, одетом поверх тяжелой кольчуги, закрывавший ноги почти до колен. Мохнатая шапка была надета поверх кольчужного капюшона. В руках у него было тяжелое копье. Тяжелый меч висел на поясе с левого бока. Конюх подвел ему уже оседланного буланого жеребца. Дядька, поставив в широкое левое стремя обутую в твердый сапог ногу, легко подняв свой девятипудовый вес, птицей влетел в седло. Конюх придержал коня, подавая боярину правое стремя. Тронувшись с места, дядька сделал три круга по большому княжескому двору, разогрел жеребца. Подъехав к княжичам, он остановил коня неподалеку и внимательно осмотрел седловку. Мальчики выжидающе смотрели на него.