Дмитрий Абрамов - Ордынская броня Александра Невского

• Название: Ордынская броня Александра Невского
• Автор: Дмитрий Абрамов
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-9265-0278-0

Ими национального русского героя и святого князя Александра Ярославовича Невского известно всем. Однако знания о нем чаше всего ограничены блистательной победой над псами-рыцарями на льду Чудского озера. А как жил Александр до этого подвига? Как прошло его детство и отрочество? Об этом рассказывает увлекательная книга Дмитрия Абрамова. Автора отличают глубокие познания исторических реалий того времени. В книге подробно описывается воинское снаряжение, тактика военных действий средневекового русского воинства. Широк и географический диапазон событий, описанных в книге, — от монгольских степей до византийской столицы. Политические интриги, война, юношеская любовь молодого княжича и его боевые подвиги — все это не оставит равнодушным никого из любителей русской истории.

---

Ее, черноокую, с тонкими, словно вычерченными дугами бровей и длинными ресницами его зоркий воинский глаз заметил сразу в толпе нарядных девушек, толпившихся у лавки с украшениями. Да и она тоже быстро заметила его, потому что он, остановив коней, сделал вид, что рассматривает какой-то товар. Горислава как будто обожгло что-то. Ему захотелось заговорить с ней, а затем посадить ее в седло и увезти куда глаза глядят. Некоторое время они стояли, искоса поглядывая друг на друга. Она вроде бы принимала живое участие в разговоре с подружками, но на самом деле все ее внимание было сосредоточено на нем. Он чувствовал это и не отходил от лавки. Воин неторопливо заговорил с серебряником и стал прицениваться к украшениям. Вслушиваясь в разговор девушек, он понял, что их внимание привлекают височные кольца в виде больших витых колец, видимо, псковской или тверской работы и большие кольцеобразные серебряные гривны с узором — шейные украшения новгородской работы. Цена была велика, и у девушек явно не хватало денег. Сняв с пояса свою калиту, Горислав решительно, неспешно высыпал все серебро, что у него оставалось, на лавку и отсчитал сумму, испрашиваемую серебряником за височные кольца и гривну. Торговец, явно довольный покупкой, услужливо и с пониманием улыбнулся и передал товар детскому. Среди девушек воцарилось молчание. Не раздумывая далее, Горислав сделал два шага туда, где стояла она и протянул ей подарки на своих дланях, склоняясь в поясном поклоне.

— Приими, чермноокая, сие в дар, — краснея, произнес он негромким и каким-то, как показалось ему, глуховатым, бархатным голосом.

Немое молчание и восхищение в глазах окружавших ее девушек были ответом ему. Лицо его избранницы залил яркий, розовый румянец. Молчание это длилось довольно долго. Наконец какая-то из девушек что-то шепнула на ушко черноокой и слегка подтолкнула ее вперед. Та, смущаясь, сделала маленький шажок навстречу Гориславу. Он вложил в ее небольшие, розовые длани подарки, прося принять их от чистого сердца и без всякого умысла. Красавица, розовея, негромко поблагодарила его.

Между тем, девушки, понимая, что им не стоит быть свидетельницами завязавшегося разговора, тихонько отошли в сторону на десяток шагов, не выпуская в то же время из виду свою подружку и красивого, хотя с виду и грозного молодца со шрамом на лице. А Горислав, узнав, что его черноокую зовут Антониной, стал выспрашивать, где она живет и кто ее отец и матушка. Оказалось, что она живет близ храма св. пророка Илии на Славне и что она дочь бронника Алексы. Узнав все это, он не стал смущать ее более своими расспросами и, прощаясь, обещал придти в храм св. Илии на литургию в ближайшую субботу.

* * *

Наступило лето. Солнечным июньским утром вся новгородская господа, священники приходских храмов Новгорода и настоятели окрестных монастырей съезжались по зову князя Михаила на владычное подворье на Софийской стороне. Улыбавшийся и нарядный князь приветливо принимал священство и бояр, раскланиваясь со всеми и принимая благословение протоиереев и игуменов. В этот раз рядом с князем был и его сын Ростислав отроческого возраста. Как и отец, он смиренно принимал благословение священников. Когда просторная владычная гридница, где встречали съезжавшихся, наполнилась до тесноты, а приветствия и шум улеглись, когда через распахнутые настежь двери стало видно, что уже и просторные сени полны народом, готовым внимать князю, тогда Михаил Всеволодович обратился к съехавшимся:

— Господа нувогородцы, отьцы и священство, пекущися о вы, реку сие. Се, у вас нету владыце; да несть лепо быти граду сему без владыце. То аще Бог възложилъ казнь свою на Антониа, а вы собе ищите таковаго мужа в попехъ ли или в игуменехъ и в чернцехъ.

На некоторое время в гриднице стало шумно. Ходили слухи, что владыка Антоний сильно разболелся, онемел и не мог уже вести церковных служб. Но ходила и другая молва, что Антоний ушел в затвор и принял на себя обет молчания. Получалось так, что при живом владыке новгородцы все же оставались без верховного пастыря. Среди собравшихся начались споры. Тогда князь, подняв десницу вверх, громким голосом обратился к собравшимся, прося их высказывать свои мнения в полной тишине и внимании друг к другу. От лица священства Торговой стороны вперед вышел отец Никодим и кратко промолвил:

— Княже, есть черноризец дьякон у святаго Георгиа, именем Спиридон; достоин есть того.

Однако вслед за отцом Никодимом из группы бояр, поддерживавших ранее владыку Антония и сочувствовавших князю Ярославу, вышел Иванко Тимошкинич и громко, почти со злобой, выкрикнул:

— Кого дасть митрополит, то и нам отець!

Из группы мужей, стоявших за Иванком, послышались громкие голоса, требовавшие послать к великому князю Юрью и просить в архиепископы Иосифа Володимерьскаго. Но тут же с противоположной стороны, там, где стояли сторонники Михаила Всеволодовича, раздалось:

— Кого поставить патриарх из Никииа, любо гричина!

Вновь поднялся шум, вспыхнули споры, но Михаил Всеволодович вторично властно поднял десницу и прекратил начавшийся беспорядок. Затем, обратившись к собравшимся, он произнес:

— Отьцы и братие, да положим три жребии; да котореи Богь дасть нам.

В гриднице по рядам стоявших прошелся ропот одобрения. Вскоре выбрали семерых, самых уважаемых и опытных священников, служивших в разных концах города, поручив написать им три жребия с указанием имен Спиридона, Иосифа и митрополита Кирилла. Жребии были написаны на трех пергаментных похожих друг на друга свитках, запечатанных печатями, и положены во владычном храме на святом престоле. Никто, кроме этих семерых священников, не знал, какое имя значится в том или ином свитке. Затем священство сотворило молитву Святому Духу «Царю Небесный», и отец Никодим благословил сына Михаила Всеволодовича молодого княжича Ростислава войти в алтарь храма и при свидетелях, не раскрывая, взять один из свитков и принести его в гридницу. Все это было исполнено отроком. Когда он возвратился и передал свиток отцу в руки, тот развернул его, молча прочел, перекрестился и возблагодарил Господа. Ничего не говоря, он передал свиток священству, и вскоре подавлявшее все возгласы ликование огласило гридницу. На свитке было написано имя Спиридона.

Не откладывая, князь Михаил велел послать за черноризцем в Юрьевский монастырь, а затем стал поздравлять священство с избранием нового новгородского владыки.

Свою черноокую впервые Горислав поцеловал у коновязи. Она пошла проводить его и погладить по холке знакомого ей серебристо-серого жеребца. В тот момент детский отвязывал повод уздечки, и как-то так получилось, что его десная рука скользнула ей по плечу и сама обняла ее. Поцеловал ее прямо в уста взасос в тот момент, когда жеребец, пятясь задом, загородил их от сторонних глаз прихожан, выходивших из храма. Она уже была давно готова к этому и сопротивлялась скорее для вида. Персты ее, вместо того чтобы ударить его по ланитам, вцепились ему в кудри, слегка рванули их, а потом уже не могли выпустить и крепко держали, пока не отцвел первый поцелуй.

Давно уже ходил Горислав по субботним дням в храм Илии Пророка, что на Славне. Давно уже под сводами храма отговорили они с Антониной тихим и страстным шепотом все разговоры, какие и ведут только друг с другом милые. Давно уже все старожилы и старушки отругали их всеми нехорошими и страшными словесами, обещая им, безстыдникам, в день великого второго Пришествия Господня всяческие муки и позорный столб у входа «пред враты адовы». Но молодые все не унимались. Встречаться им было более негде. И порой среди проповеди или под херувимскую песнь вдруг раздавался невпопад ее высокий смеющийся голосок или его шутливый, полный иронических тонов, баритон. О чем говорили они и над чем смеялись, знали лишь Пресвятая Богородица да Святая Троица, потому что только эти имена, произнесенные в храме, заставляли их образумиться, перекреститься и вспомнить о молитве. Дошла весть про такие дела и до бронника Алексы. Тот выбрался было в храм в субботний день, но как раз тогда-то козельских кметей отправили во главе с Гориславом в дальние разъезды, что стояли в заставах на дорогах от Липны до Хутынского монастыря. Засомневался старый мастер, но приставил к старшей дочери глазастую младшенькую сестру для присмотра. А тут как всегда броннику и работы подвалило, и подзабыл он о своей старшей доченьке Тонюшке. Вдруг в субботу, как ударили в церковное било после литургии, прибежала младшенькая. Зовет тятю и старших братиков, кричит то ли от радости, то ли от испуга, де ухватил их Тонюшку какой-то меченый лиходей и целует возле храма. Плеснул себе в лицо из бочки Алекса, рукавицами выхватил раскаленные клещи из печного горнила, кликнул сынов. Старший тогда молотом правил на наковальне красную от накала проволоку, да так с молотом-то и прибежал к батюшке. Вторак успел лишь схватить длинную железную кочергу, и был тут как тут. Выбежали они втроем на улицу. Не успели опомниться, как пролетел мимо них во весь опор на серебристом жеребце какой-то нарядный и лихой верховой. Ликом грозен, серебристые кудри выбились из-под шапки с собольей опушкой. На ошеем боку у пояса тяжелый меч в ножнах. От разбойничьего посвиста аж зазвенело в ушах, словно предупредил, де не стой на дороге, стопчу. Только ветром и брызгами из-под копыт обдало бронников.