Игорь Шприц - Синий конверт

• Название: Синий конверт
• Автор: Игорь Шприц
• Издательство: ЭКСМО-Пресс, Валери СПД
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-008624-5; 5-8142-0082-0

После упоительного путешествия по югу Франции в обществе княгини Анны следователь Путиловский со свежими силами включается в борьбу с террором. Его новый противник — Григорий Гершуни. Созданная им боевая организация, цель которой — сеять смерть на высшем уровне, намечает следующие жертвы. Среди них — обер-прокурор Синода, генерал-губернатор Санкт-Петербурга, министр внутренних дел Российской империи. Предотвратить преступления Путиловскому помогают его верные соратники: тонкий знаток преступных душ Медянников, блестящий артиллерийский поручик Берг — и Мириам, прелестный информатор с чарующим голосом и большими черными глазами…

---

— А вы давали клятву государю?

— Я присягал закону и верен лишь ему…

— …и по моей просьбе нарушили свою клятву! — Мириам явно испытывала Путиловского.

— Вы не понимаете смысла тайной полиции. Она должна знать. Я знаю — и я вооружен. Лесной пожар можно остановить только в зародыше. Я все знаю про вашу Юлию, и она это знает. И уже ничего сделать не сможет. Если мы ее арестуем за намерение, на ее место придет другой, мне неизвестный. Если она останется на свободе — ее место уже никто не займет. И все.

— А если вспыхнет много-много пожаров? Чем вы будете гасить? Кровью?

Путиловский замолчал. Он тоже задавал себе этот вопрос. И не находил ответа.

— Я часто думаю о таком развитии событий. Есть способ тушения разгоревшегося пожара.

— Водой?

— Нет. Никакой воды не хватит. Большой пожар тушат встречным пожаром. Когда они встречаются, полчаса геенны огненной — и все.

— Выгоревший дотла лес? Смотрите, — для доказательства Мириам устроила маленький мгновенный пожар в пепельнице. Оба как зачарованные следили за лепестками пламени. — Пусто. Пепел.

— Ничего страшного. Лес не пепельница, через двадцать лет возродится. В Америке растет сосна, у которой шишки открываются только при лесном пожаре.

— И России тоже нужен огонь?

— Не исключено.

— А у вас в роду были сумасшедшие?

— Я один такой.

В номере стало покойно и хорошо. Была пройдена внешне незаметная граница, за которой простиралась неведомая, но притягивающая к себе пустыня страсти. И оба стояли на краю, вглядываясь в нависшую над этой безбрежной пустыней грозовую черноту.

— Тогда мы с вами пара безумцев. — Мириам встала и направилась к двери в спальню. — Захватите корзину с фруктами…

* * *

Уже на третий день Балмашев понял, как ему безумно нравится офицерская форма.

Каждое утро после холодного бодрящего душа он доставал ее из гостиничного шкафа, любовно поглаживая спинку мундира. Вначале надевалось тонкое белоснежное белье, затем бриджи со складками, точно бритвенные лезвия. Бриджи держались на широких гигиенических подтяжках, приятно лежащих на плечах и делающих еще юношескую фигуру Степы почти мужской.

Далее следовал ритуал бритья швейцарской опасной бритвой. Усики Балмашев решил сделать гвардейские, с чуть загнутыми острыми концами. Это, в свою очередь, потребовало приобретения сладко пахнущего фиксатуара и наусников, надеваемых на ночь.

Порошок всыпался в никелированную мыльницу и взбивался кисточкой из барсучьего волоса до невесомой белоснежной пены. Степан сжимал губы, покрывал лицо сплошным толстым пенным слоем, а потом разжимал — и внутри белой пены раскрывался розовый цветок. Это забавляло его каждое утро. Подправленная на широком кожаном ремне бритва плавно скользила по щекам, изнутри подпертым языком.

По линии отца Балмашев унаследовал глубокие залысины, но они не портили внешности, а придавали ему чрезвычайно романтический вид. Всякий, кто встречал на улицах Виипури молоденького, стройного офицера со свежей кожей и молодцеватыми усиками, чувствовал и думал одно и тоже: «Ну что за прелесть этот поручик!»

После бритья он накладывал на лицо горячую паровую салфетку и потом освежал его дорогим английским одеколоном с невыразимо приятным запахом свежескошенной травы.

Выйдя из ванной комнаты, Балмашев прежде всего надевал сапоги, на ночь заботливо напяленные на растяжки. Коридорный доводил мягкий хром до умопомрачительного блеска, но без шикарной дешевизны. Сапоги блестели чуть матово, видна была фактура мягкой кожи отличной выделки.

Портной действительно был вне всяких похвал, и Степин мундир сделал бы честь любому гвардейскому полку. Он подчеркивал тонкую, почти девичью талию, но плечи делал несколько шире существовавших, а уж грудь благодаря подложенному конскому волосу была почти богатырской.

Когда все это великолепие отражалось в высоком трюмо, совершенно еретическая мысль посещала голову лже-поручика: «А не пойти ли действительно в армию?» И требовались большие усилия, чтобы ее отогнать.

Даже Гершуни, глядя на браво вышагивающего офицера, испытывал большое удовлетворение:

— Нет, вы только посмотрите, совсем как настоящий! Ни одна собака не отличит!

И действительно, все встреченные офицеры, коим честь Балмашев лихо отдавал первым, и нижние чины, старательно козырявшие шагов за десять, — никто не подозревал, что военный липовый.

Иногда Балмашев не то чтобы забывал, для чего носит эту форму (это он всегда помнил), — просто ему казалось, что жизнь переменилась и он в этой иной, перемененной жизни живет совсем по-другому. Но тут его взгляд натыкался на Гершуни, и все становилось на свои места. Крафта после случая с собакой он избегал, тем более что через три дня Крафт уехал в Петербург составлять расписание передвижений Сипягина.

Сегодня ночью через Выборг шел поезд из Гельсингфорса, на котором они должны прибыть в Петербург. Гершуни с утра ходил следом за Балмашевым и говорил, не останавливаясь ни на минуту, так что к вечеру у Балмашева разболелась голова и он лег подремать. Тут даже Гершуни вспомнил, кто должен стрелять, и отстал от него.

Степан снял один лишь мундир и прямо в бриджах лег на постель, упершись сапогами в спинку кровати. Именно так, по его мнению, отдыхают офицеры, готовые в любую минуту приступить к выполнению долга. По сути дела, он тоже офицер, но офицер революции!

Успокоенный таким определением собственной функции, он задремал и, как это бывает даже в случае короткой дремоты, увидел сон.

Одетый в полную форму, с саблей на боку, он идет по совершенно пустому Невскому. Причем посреди мостовой, поскольку движения никакого. Вдалеке он видит маленькую фигуру, тоже идущую точно посередине, но навстречу ему. И он как будто знает этого человека, даже не видя его лица. И человек знает его.

Они сближаются, замедляя шаг, пока не останавливаются в нескольких метрах друг от друга, жадно вглядываясь в лица. Балмашев отчетливо видит военного человека, одетого в полную генеральскую форму. Еще один шаг навстречу — и возглас изумления застревает в груди Балмашева. Это его отец! Они сжимают друг друга в крепких объятиях, и соленые слезы текут по лицу сына…

В дверь постучали. Вошел Гершуни.

— Пора, — коротко сказал он и вышел за своими вещами.

Степан встал с кровати, потрогал лицо — оно было мокрым от слез. Он зашел в ванную комнату и обмылся холодной водой. Потом тщательно оделся, уже не смотрясь в зеркало.

В последнюю минуту, надевая портупею, он, чуть лукавя перед самим собой, сделал вид, что не заметил сабли, висящей рядом. И закрыл дверь шкафа, оставив саблю в номере.

Вдруг это станет непреодолимым препятствием в предстоящем деле? И все исчезнет, как дурной сон. Он вернется в свой родной Архангельск, и они вдвоем поплывут с рыбаками ставить сети на осеннюю икряную семгу. До осени ведь еще так далеко, все может измениться…

* * *

Путиловский открыл глаза и не понял, где он. Вокруг было темно, как… словом, как в англо-бурской войне при вступлении в ночной бой чернокожих и скудно экипированных частей британской армии. Только в отличие от войны, вокруг царила полная тишина и в его объятиях покоилось чье-то горячее тело. Он потрогал целенаправленнее — тело однозначно было женским.

«С кем я?» — задал себе типично мужской вопрос Путиловский и через несколько секунд вспомнил все.

Когда он вслед за Мириам с корзиной фруктов в руках подошел к двери спальни, она остановила его движением руки:

— Я жду вас через две минуты! — и исчезла во мраке спальни.

Он вернулся к креслу — в бокале еще краснело «Лакрима кристи». Навряд ли Мириам оставит его одного, из спальни нет второго выхода, кроме как в ванную.

Но надо быть готовым ко всему, даже к тому, что сейчас щелкнет замок и извиняющийся женский голос из-за двери попросит его не обижаться и остаться всего лишь друзьями до конца дней. Такие случаи очень редко, но бывали.

Он просидел немного дольше, чем от него требовалось. И когда тронул дверь — она оказалась не закрытой, — то почти поверил в предстоящее, отчего сердце стало стучать гулко, но реже. В спальне было темно, но полоса света из двери позволяла разглядеть темную громаду кровати и столик. Путиловский поставил фрукты на столик.

— Пожалуйста, закройте дверь.

Донесшийся с кровати голос был чуть испуганным.

Путиловский послушно затворил дверь, отчего стало совсем темно. На ощупь он разделся до нательного креста и остановился, потеряв во время снятия брюк ориентацию в спальном пространстве.

— Мириам! — окликнул он темноту и в ответ услышал совсем жалобное:

— Я здесь.

Чувство нежности при звуках испуганного голоса вытеснило напрочь всю обиду прошлого свидания. Он больно ударился бедром о резной край кровати и шепотом выругался.